Курилы как Крым-наоборот

Наблюдая за протестами по поводу планируемой передачи японцам двух курильских островов, прихожу к мысли, что Курилы это «Крым-наоборот». В 2014 году присоединение Крыма создало у части населения иллюзию, будто Кремль руководствуется хотя бы во внешней политике национальными интересами. В действительности, конечно, присоединение Крыма было вынужденной мерой, на которую команда Путина пошла под сильным давлением — и со стороны военных, и со стороны населения и элит Севастополя, и просто из-за боязни втянуться в куда более масштабный конфликт по южно-осетинскому сценарию: поскольку в Крыму находились российские войска, вооруженные столкновения на полуострове всё равно бы их затронули и привели бы к войне, только более масштабной. Так что быстрая аннексия полуострова была вызвана не патриотическими мотивами, а элементарным страхом. Плюс сохранялась ещё способность более или менее трезво оценивать ситуацию.

Зато в пропагандистском плане история с Крымом была использована по-максимуму. Многие люди искренне решили, будто присоединив полуостров Кремль руководствовался волей его жителей и национальными интересами. А либеральные оппоненты власти показали себя не только безразличными к интересам страны, но даже и к общественному мнению. Хуже того, они продемонстрировали, что вопреки собственным утверждениям не являются демократами, потому что ни воля граждан России, ни желания большинства жителей Крыма для них ничего не значили.

Сейчас ситуация сложилась ровно обратным образом. Разумеется, в 2016-18 годах репутация Путина и его окружения была подорвана их неолиберальной экономической политикой и особенно — пенсионной реформой. Но оставалась иллюзия, будто хотя бы во внешней политике можно ждать чего-то хорошего. Увы, ситуация с переговорами по Курилам не только показала, чего стоит на самом деле патриотизм Кремля, но задним числом ещё и заставила многих по-новому оценить историю с Крымом. Стало понятно, почему российские власти, поддержав «Русскую Весну» в Крыму, заняли сначала двусмысленную позицию в отношении Новороссии, а затем и сделали всё возможное, чтобы свести на нет это движение.

Курилы показывают, что у власти в России беспринципные конъюнктурщики, которых интересуют только деньги. Причем деньги, выводимые в западные банки и офшоры. Для чего, в условиях санкций, и потребовалась дружба Японии: нужен новый, защищенный и благопристойный канал для вывода денег из страны. Азиатские финансовые рынки гораздо важнее нашим правителям, чем жители Дальнего Востока.

Вопрос о Курилах не сводим к идеологическо-символическому. Для жителей Дальнего Востока передача двух островов Японии чревата серьезными экономическими потерями, прежде всего в плане рыболовной отрасли (поддерживающей «на плаву» значительную часть семей в регионе). Экологические последствия от превращения Охотского моря в полностью открытое для китайского и японского промысла тоже могут быть очень серьезными.

Но тем не менее, главные последствия курильской истории — политические. Именно та часть общества, что поддержала власть в 2012 и 2014 годах, выступает решительно против неё. И не надо думать, будто это хоть немного поднимет авторитет либеральной оппозиции (за исключением, быть может, Навального, который сумел отмежеваться от антипатриотических позиций своих союзников). Российское общество отнюдь не повернулась лицом к либералам, но в нем сформировалась уверенность, что власть не только ничем не лучше, но значительно хуже. Ведь либеральная интеллигенция просто брюзжит на кухнях или в Фейсбуке, а правительство и президент приступили к практической распродаже страны.

Жители России проявили крайнюю степень терпения и умеренности во время пенсионной реформы, хотя и отказались «отнестись с пониманием» к происходящему грабежу. Но похоже, ситуация с Курилами может сработать, как горящая спичка, падающая в пороховой погреб.