Самозамкнутость и Традиция

В детских книжках, которые я очень любил в детстве, поучительные картинки всегда изображали очень кучно и динозавров и электроны атома. В реальной жизни динозавры не смогли бы жить так близко друг от друга, а электрон далёк от ядра атома так же, как булавочная головка на последнем ряду гигантского стадиона была бы далека от теннисного мячика в центре стадиона. Но нарисовать так в книжке нельзя – потому рисуют кучно, сбивая масштабы. Та же беда случается всегда и с историей цивилизации. Оглядывая её ретроспективно, из неё сливают огромные пустоты разреженного протяжения, оставляя близко-близко друг от друга значимые факты духовного развития.

И порой мы не думаем, что кроме Гомера было огромное множество эллинов, ничего после себя не оставивших, ни костей, ни имени, а кроме читателей «Слова о полку Игореве» — огромная масса совершенно неграмотных современников «Слова», существовавших с письменностью своего времени в параллельных мирах.

Если мы из общей истории всех живших людей выделим факты, значимые для человеческой культуры, то с точки зрения удельного веса это будет какая-то абсолютно ничтожная доля процента общей демографической массы. Абсолютно значимое для цивилизации абсолютно ничтожно демографически, а абсолютно значимое демографически – абсолютно ничтожно для культуры.

Мы поневоле – а как иначе? – говорим о духовном и культурном росте человечества, принимая человечество как некий однородный организм, как школьника, переходящего из класса в класс. Вот наш Ваня в первом классе, а вот он в шестом…

Но мы же должны понимать, что в реальности – человечество далеко не однородно, и развитие каждого отдельно взятого человека – далеко не тождественно развитию Человека вообще.

С таким же успехом можно сказать, что биосфера вышла в космос. Формально да, потому что космонавты – часть биосферы. Но мы же понимаем, что космодромы построены не бактериями, не инфузориями и не утконосами. И далеко не всеми людьми, вместе взятыми. А очень небольшой кучкой людей, выделившихся из рода людского для этой цели.

Нет никакого единого Вани-школьника; есть огромное множество школьников, продолжающих или бросивших учёбу каждый на своём рубеже, усваивающих новое или забывающих старое.

+++

Всё это я говорю к тому, что развитие не является врождённым, «имманентным» свойством человека как биологического организма. Дышать и кушать хочет каждый живой организм, а вот развивать сознание – такого инстинкта в него, в отличие от полового, например, не заложено. Отказ от развития ума не ведёт автоматически к мукам, страданиям, боли, гибели организма – как было бы, если бы человек отказался кушать, пить или спать.

А поскольку это очевидно, то материалисты стали выводить стремление к развитию абстрактного мышления – из прагматической пользы науки и знания. Мол, человеку же удобнее с топором охотиться, чем без топора: вот он и стал развивать технологии…

Этот подход основывает развитие производительных сил на… развитии производительных сил! Что противоречит теореме Гёделя^[1] и напоминает версию Мюнхгаузена, который сам себя за косицу вытащил из болота. «Производительные силы начали развиваться, потому что они развиваются, а развиваются они потому, что начали развиваться».

В мире животного, биологического прагматизма то, что безусловно выгодно – всегда уже делается, а то, что не делается – выгодно уже не безусловно. Если каким-то делом много веков никто не занимался – значит, его выгода совершенно не очевидна и далеко не безусловна. Животное выбраковывает из поведения невыгодное.

Рассуждать о том, что личность в поисках личной выгоды вдруг занялась делами, лично ей невыгодными – несколько наивно. Если личность занялась делами, за которые современники считают её сумасшедшей – следовательно, она сделала это не в поисках прямой выгоды. Или она действительно сумасшедшая!

+++

Новейшая история Украины явила нам концентрат того, что мы – в более разреженном и рассеянном виде наблюдаем и у себя дома, и в новостях из разных стран. Под буйной «клубничкой» сразу же бросающегося в глаза «нетрадиционного секса» надобно разглядеть явление более глубокое и страшное, подобно тому, как за кожной сыпью разглядывают врачи глубинный сифилис.

«Нетрадиционный секс» — лишь одно (и не самое значимое) проявление «нетрадиционного человека», то есть существа, выпавшего из культурной и познавательной традиции. «Нетрадиционный человек» — биологический объект, освободивший себя от родовой сущности, именуемой «человеческая цивилизация». Ведь традиции-то ставились в рамках становления цивилизации, никак иначе!

И вот возникают особи, выпавшие из ряда и рода. Их поведение в значительной степени, а потом и полностью управляется низшими животными инстинктами.

А что это такое?

Существо, управляемое инстинктами, управляется болью и сладостью. Смысла своих действий оно не понимает, оно регулируется, как животное в цирке – наказанием и поощрением от дрессировщика. Вне кнута и кусочка сахара изначально непонятные действия теряют для животного всякий смысл. Это открывает широчайший простор манипулирования таким одичавшим и оскотинившимся человеком. Точечным воздействием болью и сладостью его можно вести куда угодно – хоть в место его забоя. Что, собственно, и делают.

Почему биологическая особь порывает с той преемственностью, которая превращала её в «человека разумного»? Ответ в смертопоклонничестве. Традиция бессмертна, или, по крайней мере, считает себя таковой. Биологическая особь смертна, или, по крайней мере, посчитала себя таковой. Если не было Творения, а было случайное возникновение биологической жизни, если нет ни рая, ни ада, никакого продолжения – то нет и смысла.

А если нет смысла – единственным «смыслом» становится сиюминутное удовольствие. Все «долгоиграющие» практики цивилизации становятся для такой особи чужими. А своим – только то, что лично ты, здесь и сейчас, для себя урвал.

Возникает и размножается типаж локалиста^[2] — а он пожирает все конструкции цивилизации так же, как термиты пожирают деревянные конструкции.

Мы понимаем двоичность истины. Есть Единая Истина, лежащая в основе религии и науки, о бытии всего сущего. А есть локально-биологическая истина: что для меня недоступно, того для меня не существует. А несуществующее не имеет никакого значения или смысла.

Истина длинной дистанции: некая технология, если её развивать сто лет, даст великие блага.

Истина короткой дистанции: ты не доживёшь до торжества этой технологии.

Обе истины истинны.

Но парадокс в том, что, хотя они и одинаково истинны – они противоречат друг другу. Из-за этого получается раздвоение ответа: нечто равно и благу и нолю одновременно^[3].

И это – самый главный и самый страшный вызов науке и логике всего человечества. Если принять, что отдалённое благо есть благо – то мы получаем прогресс, культуру и цивилизацию. Если принять, что отдалённое благо есть ноль, ничто – то расходовать на это свои силы безумно, мягко говоря, контрпродуктивно. Культура в таком случае воспринимается как психическое расстройство человека, а царицей всех наук оказывается искусство обмана и мошенническая хитрость.

Главной причиной краха цивилизации может стать то, преодоление чего породило цивилизацию: а именно, замкнутость отдельного человека и, взяв шире, отдельного поколения людей на самих себе.

Что будет, если человек, получивший от предыдущего бегуна эстафетную палочку – не передаст её следующему бегуну, а оставит себе? Избавив тем себя как от беготни, так и от расходов?

Мы так привыкли жить в традиционном обществе, что перестали задавать себе простой вопрос: а откуда вообще взялась в нашем обществе традиция? Почему человек, будучи биологическим организмом, ощущает себя звеном, а не самодостаточной величиной (что, собственно, и выделяет его из мира животных)?

Во-первых, есть факт: поступательная и преемственная передача знаний, опыта, культурного наследия сделала человека человеком. Во-вторых, есть вопрос о том, откуда эта поступательность и преемственность взялась, и это другой вопрос.

Вы не сможете убедить человека защищать культуру на том основании, что много веков до него все так делали. Это не аргумент, понимаете?! Много поколений люди жили при лучине – это не заставляет нас зажигать лучину. Много поколений предки ходили в лаптях – но мы же не носим лапти. И если вокруг нас много дураков – это не повод нам самим становиться дураком.

Попытка объяснить энергетику преемственности её необходимостью для человечества – я называю «ошибкой Фейербаха». Фейербах, человек не самый мудрый среди мудрецов, однажды открыл для себя, что за религией скрывается «родовая сущность» человечества. Это не Бог религию дал, сказал Фейербах, а люди сделали священным то, что необходимо для их человеческого существования.

Так вот: это не аргумент. Я знаю, что медицина, в принципе, нужна людям, и всем в целом, и мне конкретно – но я не медик. Я знаю, что образование нужно людям, как роду, так и мне, чтобы устроиться в жизни, но я не педагог. Я не отрицаю пользы железных дорог для человечества, но я не железнодорожник, и т.п.

Рациональное понимание о том, что Нечто полезно человечеству – никак не мотивирует отдельного человека. Каждый агрессор, включая даже и Гитлера – любил порассуждать о том, как прекрасен мир и миролюбие вообще, в целом взятые. Абстрактно-теоретически лучше мира ничего нет, но вот у него, у конкретно взятого агрессора, что-то не срослось. Личные интересы сегодня – оказались важнее абстрактных принципов вообще. Потом, когда-нибудь, пусть будет мир. Но пока надо напасть и победить.

И если вы надеетесь преодолеть самозамкнутость человеческой особи и поколения особей доказательствами того, как важна преемственность и солидарность для прогресса человеческого рода, то это пустота и ломота в открытую дверь.

Чубайсы воруют не потому, что считают: воровать вообще хорошо. Они воруют лично для себя. А если их спросить не про себя, а про общие принципы – они, конечно же, скажут: воровать плохо. И Гитлер сказал бы вам, что убивать людей – вообще-то плохо, просто ему сейчас это очень нужно.

Самозамкнутость особи не спорит с родовой сущностью человечества по той причине, что они находятся в разных плоскостях и не пересекаются. Наивен тот, кто думает, будто эгоист сознательно отверг светлое будущее человечества. Ничего такого эгоист и не думал отвергать (и не может – у него мышление неспособно на высокий уровень абстракции идей) – он просто лично для себя сделал исключение из правил.

В этом исключении нет никакого вызова правилам. Хомячок в классе не учится не потому, что он отрицает учёбу в принципе, а потому, что, в отличие от школьников, он не имеет возможности и состояния учиться. И крыса, не зная, в какой стране она живёт – вовсе не пытается тем самым опровергать сам принцип гражданственности и патриотизма.

Важно понять, что отрицание не есть опровержение. У нас почему-то считают, что отрицать и опровергнуть – одно и то же. А это совсем разные явления. Опровержение действует над концепцией, а отрицание – под ней, бессильное дотянуться до неё.

Возьмём судьбу СССР. Разве большинство граждан что-то опровергло, сознательно от чего-то отказалось? Нет, всё в точности наоборот: деградировавшая масса оказалась не в состоянии удерживать достигнутый уровень сложности. Ничего она не опровергала, она просто упала по шкале цивилизации. Сорвавшийся с горы альпинист не опровергает ценности восхождения на вершину, он просто сорвался! Он срываться вовсе не хотел, это не его личный выбор – ему силёнок или ловкости не хватило.

Нечто подобное случается и при деградации социальных систем. Когда человек уже просто не в состоянии удержать в голове сложную систему отношений – она автоматически упрощается под него, не спрашивая у него согласия, его мнения или желаний. Если человек ослеп – это же не значит, что он опроверг зрение, как ненужное и вредное! Человек ослеп – потому что больше не способен видеть, вот и вся причина…

Ни самозамкнутость биологической особи, ни традиция человеческого вида не являются делом личного выбора, сознательным решением, осознанной позицией живого существа. Как есть животные – зрячие и слепые, так есть и люди – самозамкнутые или «в традиции».

+++

Какой бы из веков истории человечества мы не взяли – мы видим, что вклад в ПРЕЕМСТВЕННОСТЬ ЗНАНИЙ у разных людей-современников неоднородный. Мы можем заглянуть в античный мир или средневековье, в XIX век или в 90-е годы ХХ века, куда угодно! Повсюду мы увидим, что есть генераторы идей, есть усилители, а есть пользовательский балласт.

То есть человечество не идёт: это внутри него, как аморфной массы, некоторые его частицы оформляются в целенаправленное движение. Двигаясь сами, они, добровольно или поневоле, начинают толкать ту аморфную массу, с которой связаны социальными связями.

Говоря аллегорически: плавает не озеро, а рыба в озере.

Движение имеет истоки и притоки. Это иерархия, в которой есть пророки, слушатели пророков, и никто. Побуждая к действий слушателей, пророк их руками (их армией) приводит в то или иное движение и аморфную массу самозамкнутых, чуждых традиции особей.

Если традиция в буквальном смысле слова одержима каким-то очень далёким будущим, то самозамкнутость особи стремится стабилизироваться на предельной краткосрочности задач.

Именуемый в обыденном языке «бездуховным» человек переходит от мировых новостей к новостям страны, оттуда – городским, районным, и, наконец, теряет интерес вообще ко всем новостям, которые его напрямую не задевают. Он сперва перестаёт планировать жизнь, потом на годы вперёд, потом на дни вперёд, а в итоге плохо знает, что будет делать через пару часов. Все его усилия сосредоточены на решении текущих сверхкратких по времени самозамкнутых задач. И это не его выбор – это биологический инстинкт.

Если карась, вместо того, чтобы целиком сосредоточиться на бегстве от конкретной, «здешней» щуки станет смотреть на звёзды, думать о вреде или пользе щук вообще, о тяготах карасьей доли в целом – его просто сожрут. Потому инстинкт живого существа и формировался по принципу «решение проблем по мере их поступления». Он автоматически отсеивал из сферы внимания и реагирования проблемы, которые ещё не актуальны или уже неактуальны для сегодняшнего дня.

Уже скотоводство и земледелие потребовали сложного абстрактного мышления, актуализирующего проблемы с питанием, которые возникнут (может быть) только через год, или более того. Именно с этим и связана неприятность работы, лень, отторжение – которых нет и быть не может, если голодная особь осуществляет физическую работу по своему насыщению здесь и сейчас.

Инстинкт не против, если мы протянем руку и сорвём уже зрелый банан. Но инстинкт против (ему «вломы») следовать за целью, которая существенно удалена по времени от текущих нужд физиологии организма.

Потому торжество инстинкта есть схлопывание всех долгосрочных и широкомасштабных перспектив. Внутренняя мотивация этого коллапса культуры может быть самой разной (от простой лени травоядного тунеядца до «борьбы за свободу» у хищного либерала), но объективно в основе процесса лежит именно СЛЕДОВАНИЕ ИНСТИНКТУ.

Если проблема сегодня не актуальна – то не надо её разбирать, не нужно ею заморачиваться, не стоит тратить на неё средства и силы. Наше биологическое тело знает только один тип мышления: реагирование на раздражители. Нет раздражения – нет и реакции.

Животному бегать, когда за ним никто не гонится – не только лень, но и смертельно опасно; набегавшись таким образом, оно устанет, и когда прыгнет лев – уже не наберёт скорости. Отсюда инстинкт экономности действий: если тебя не разбудили опасность или голод – спи.

Человеческое общество принципиально отлично от животного мира тем, что выстроено на тренировках, не предусматривающих непосредственного раздражителя. Это не реакция на внешнее воздействие (как мышление животных), а конструирование собственной реальности (мышление человека). Спортсмен готовится к Олимпиаде задолго до Олимпиады. Студент готовится к экзамену задолго до дня экзамена. Системы отражения метеоритной угрозы – нужны нам задолго до того, как появится непосредственная угроза падения метеорита и т.п.

Вряд ли человек создал бы громоотвод, если бы думал об угрозе молнии только в тот миг, когда молния ему непосредственно угрожает. Вряд ли человечество победило бы голод – если бы забывало о голоде сразу после первого же насыщения.

+++

Биологическому существу выйти из самозамкнутости очень и очень тяжело. Ему мешают и объективные, и субъективные причины. Объективная причина – то, что самой мысли выйти из самозамкнутости прийти неоткуда, взяться не из чего. Смертное существо, задумавшееся о вечности, то есть о бессмертии – задумалось о том, что вне его опыта и восприятия, как биологического существа. С чего бы?

Но даже если объективная причина преодолена (человека заставляют думать о вечном) – субъективно ему очень тяжело, дискомфортно и неприятно этим заниматься. Любой труд или учёба с отложенным результатом – вызывают лень и скуку, тоску и огорчение. Работа над долгосрочными проектами – неизбежно связана с биологическим отторжением, борьбой внутри организма. Если нет немедленного чувственного и приятного вознаграждения – инстинкт начинает нашёптывать человеку, что тот не делом занят, дурью мается, пытается объять необъятное, предсказать непредсказуемое, и т.п. Инстинкты категорически против любых долгосрочных расчётов, и они недвусмысленно, постоянно об этом заявляют своему носителю.

Как только они победили – сознание человека схлопывается до ситуационного реагирования, замыкается на горизонтах видимости и досягаемости, за которыми в голове предполагается ничто, ноль, пустота или принципиально-непознаваемое. Происходит процесс перетекания ненужного в непостижимое.

Допустим, я посчитал астрономию или философию ненужными мне, но пока ещё владею всем их инструментарием. С течением времени, естественно, я утрачиваю навыки, забываю необходимые азы, астрономия или философия становится уже не просто ненужной, а и непостижимой для меня. Если человек забыл какой-то язык, то он не сможет на нём заговорить – даже если вдруг сильно захочет.

Переход отвергнутого в непостижимое – это переход эгоиста в локалиста. Эгоист – человек, который между общественным и личным выбрал личное. Локалист – уже не имеет в психике ничего, кроме личного. В нём общественное стало рудиментом и отмерло, отвалилось. Он уже и не способен (а не просто не хочет) думать на какие-то общие темы.

Как слепой не видит цветов, а глухой не слышит музыки, так и локалист не воспринимает обобщённых идей. Они не отвергнуты им, а оказались за пределами его способностей к восприятию.

+++

Так и возникает «поколение майданов», разрушительная (де)генерация существ, замыкающих на себе, обрывающих собой историю, цивилизацию, традицию. Наиболее законченный вид эта САМОЗАМКНУТОСТЬ приобретает в отказе от деторождения: «мы не только ничего не оставляем будущим поколениям, но даже и сами эти будущие поколения не оставляем».

Всё, что есть, мы расхитим, сожрём и перепортим здесь и сейчас. Впереди у локалиста ничего нет – там замурованный тупик, без возмездия и продолжения.

И эта проблема «змеи, пожирающей саму себя с хвоста» — и есть, наверное, самая главная проблема современного человечества, растлившегося до массового локализма.