Экономика: оптимум и деструкт

Начну, как всегда у меня, с байки. В некоем обществе у людей мёрзли ноги. Люди страдали. Кляли судьбу. И очень мечтали о валенках. Думаете, у них не было войлока? Нет, был. Думаете, им кто-то запрещал валять валенки? Нет, никто не запрещал… И они могли бы вполне навалять себе огромное количество валенок, если бы не одна беда: они были людьми бестолковыми, как говорится, «руки не тем концом вставлены»… И у них чисто технически не получалось перевести войлок в валенки! Представляете? Делать валенки можно, вполне можно – но никто не умеет их делать…

Описанная в байке проблема – нетипичная. Она по моей классификации экономической теории называется проблемой техномической – то есть, связана с отсутствием необходимых технологий, и больше ни с чем. Конечно, у людей бывают иной раз и техномические проблемы ТОЖЕ. Их нужно решать – образованием, практикой, инженерными решениями. Но не проблемы в техномике составляют костяк экономических проблем, совсем не они!

+++

В РФ катастрофически не хватает жилья. Миллионы людей не могут купить квартиру – или улучшить жилищные условия. Было бы просто смешно сводить проблему к техномике – то есть предполагать, что никто не умеет, не хочет и не в состоянии строить жильё. Повторюсь, техномическая проблема (т.е. — как сделать дело по уму) – для большинства случаев жизни АТИПИЧНА. Не то, чтобы людям неизвестно было, как сделать по уму.

Всё им известно. И опыт есть, и практика. Захотели бы – сделали. Не хотят. В этом проблема. По моей классификации экономической теории – локономическая группа проблем.

Что это такое? Расскажу.

Поскольку у нас давно и прочно наука «экономика»[1] срослась с хрематистикой[2] (их даже формально перестали отделять) – у нас разучились отделять интересы человечества от интересов отдельно взятого человека.

Между тем эти интересы чаще НЕ совпадают, чем совпадают. Проблемы в сфере материального производства – почти всегда следствие такого явления экономической жизни, как ВЗАИМО-НЕВЫГОДНОСТЬ оптимальных решений.

Приведу простой, модельный, условный пример. Допустим, есть два человека и одна булка. Каждому из людей было бы выгодно получить булку целиком. Но общая справедливость и среднестатистические интересы некоего условного «среднего человека» в их обществе, требуют, чтобы каждый взял себе по пол-булки. Так минимизируется ущерб всем – сокращая прибыль каждому.

Если бы мы говорили в рамках техномики, то мы говорили бы о зерне, муке, масле, энергии для пекарской печи и т.п. Но мы вышли (как чаще всего выходит и сама жизнь) за рамки простой  умелости. Мы обсуждаем не производство продукта, а взаимную невыгодность честного и справедливого, оптимального распределения продукта.

Согласитесь, что для обоих людей пол-булки – не лучший из возможных вариантов развития событий. Оставив соседа ни с чем, можно получить всю булку целиком, а ссора с соседом по этому поводу выходит за рамки экономики.

+++

Явление локономики (прибыли локального сообщества за счёт убытков и разорений окружающего общества и окружающей среды) объясняет нам, почему человечество так бездарно распоряжается техномическим потенциалом, который у него есть.

В самом деле, текущая производственная реальность попросту ничтожна перед своим потенциалом. Совершенно очевидна причина: выгодное большому обществу техническое решение большинства проблем – невыгодно какому-либо локальному сообществу.

Например, основные экономические решения принимает локальное сообщество, которое поддерживают не более 14% населения. Взгляды и мнение 86% населения – игнорируются. Меньшинство присвоило себе монополию на истину, и не желает даже дискутировать с «быдломассой».

Естественно, экономика формируется не так, чтобы быстрее и полнее удовлетворять потребности большинства, а так, как удобнее вороватому меньшинству. Этот тот самый случай, когда вместо деления булки её целиком присваивает самый шустрый, остальным показывая фигу.

Локономика – это искусство, в определённом смысле даже наука о формировании локальной рентабельности внутри деградирующей в целом, и в целом нерентабельной, даже нелепой системы. Если техномика в моей классификации учит человека, как решать проблему нехваток, то локономика – напротив, как создавать нехватки, даже искусственно, чтобы увеличить коррупционную ёмкость процессов обеспечения. Это, конечно, не только хрематистика, в том виде, в каком её понимал Аристотель, но и шире: технологии обеспечения доминирования, экономического превосходства, увеличения отрыва от «лузеров» — когда важен не рост производства, а рост отрыва элитной группы от «быдломассы».

Если в техномике считают произведённое (наваляли сто пар валенок), то в локономике считают превосходящее ( у нас валенок на 10 пар больше, чем у соседей). Бог техномики – общая величина благ, а локономики – личная величина благ (хрематистика) и степень отрыва (доминистика).

+++

Давно известно, что жизнь и геометрия расходятся. Для геометрии кратчайшее расстояние – это прямая линия, а для реального рельефа прямая линия может стать куда длиннее обходной дороги.

С точки зрения техномики кратчайший путь к успеху – это оптимальное по всем параметрам решение поставленной проблемы. Но в жизни любое решение дезоптимизируется, прямая линия становится кривой – не только и не столько от глупости людской, сколько из-за экономических интересов локальных групп (коллективный эгоизм).

Марксизм решал задачу просто. Он предположил существование деструктивной группы в сфере снабжения, и предположил, что эта группа – собственники средств производства, капиталисты, буржуазия. Деструктивная группа, участвуя в снабжении, не помогает делу, а мешает ему и саботирует его.

Предположение смелое и мало обоснованное. Получается, что частный собственник фабрики, капиталист, в рамках локономики заинтересован, чтобы фабрика работала хуже(?) чем могла бы…

Маркс предполагал, что социалистические предприятия, освободившись от капиталистов, дадут более высокую прибыль, и за счёт неё можно будет выкупить у частников остающиеся в частной собственности (а потому менее эффективные) предприятия. То есть – революция может быть и мирной, такой она представлялась Марксу в мирном варианте…

Читатели ЭиМ уже знают моё научное мнение: теория классов ошибочна, под видом устойчивых классов исследователи описывают случайные и временные альянсы индивидов. А корневая вражда лежит непосредственно между индивидами.

Проще говоря: нет плохих буржуев и хороших пролетариев, есть плохие и хорошие люди. Да, среди бедных хороших больше, ибо богатство требует хищности. Однако это не значит, что пролетарий хорош только лишь потому, что он пролетарий.

Бедность, отсутствие ресурсов и средств, не делают человека автоматически добрым, благородным, прогрессивным или благонамеренным. Прогрессивным делает человека ВЕРА В ПРОГРЕСС, а вовсе не нищета.

Нищий может быть по взглядам и нравам куда реакционнее того, кто подаёт ему милостыню.

Мои деструктивные локальные сообщества – вовсе не классы в марксовом смысле слова. Французские историки Ф. Гизо и О. Тьери выделили (ещё до Маркса) социальные классы через отношение к собственности на средства производства и общественное разделение труда.

Жизнь доказала ошибочность такой классификации. Хотя советские начальники не имели никакой собственности на средства производства, и были таким же наёмным персоналом, как и рабочие их предприятий (притом, что у рабочих было больше прав) – они сложились к началу 80-х годов в жуткую локальную деструктивную группу-заговор и оказались более деструктивными по воздействию, чем даже коренные капиталисты.

Поэтому моя локономика – вовсе не калька с марксистской паразитарной ренты частных собственников. У каждого человека есть свои личные, шкурные интересы, и чаще всего они противоречат аналогичным интересам других людей, общества и цивилизации в целом. Вопрос ведь не в форме собственности, а в том, какие цели человек преследует в жизни, чем мотивируется, какую картину мира в голове держит.

Например, среди моих многочисленных знакомых я обнаружил парадоксальные, на первый взгляд, явления: ностальгия по СССР в наиболее острой форме сказывается у людей весьма состоятельных, лично не пострадавших от приватизации. Она у них смешивается с комплексом личной вины и общими представлениями о правде.

В то же время распространённое явление – ненависть к СССР со стороны самых нищих, самых люмпенизированных слоёв населения, доходящая порой до истерии (пример – украинские майдауны).

Судьба советского реванша зависит, оказывается, не от соотношения выигравших и проигравших, а от духовных процессов внутреннего осмысления и внутреннего мировоззрения человека. Представления о правде и справедливости оказываются выше личного статуса и личных возможностей.

+++

О чём всё это говорит? О том, что экономические проблемы не решаются и не могут быть решены внутри экономики. Некоторые проблемы, относимые к техномике – могут быть решены внутри, но большинство – имеет внешнее для экономики происхождение.

Большинство бедствий массовой нищеты связаны не с неумелостью производителей, а с нежеланием локальных групп менять выгодное для них положение дел. Неумелого можно научить и сделать умелым. А что делать с безнравственным, кичащимся своим эгоизмом негодяем?

Очевидно, что над экономическим процессом находится идеология – то есть текущий экономический процесс направляется образом будущего. Экономика не может сама себе создать образ будущего, это задача идеологии.

В зависимости от того, какой образ будущего задаёт идеология – меняются и текущие экономические взаимоотношения. А если образа будущего совсем никакого нет (конец истории – завтра всегда как сегодня) – то это тоже вполне определённым образом отражается на экономике. А именно: в виде безысходного её застоя.

Но идеология тоже не может опираться сама на себя, и на собственные лозунги. Нормативы перестают действовать на людей, если люди считают их неистинными. Если считать, что все люди произошли от обезьяны – то призыв любить людей представляется необоснованным, как на сознательном, так даже и на подсознательном уровне. За что любить-то? За случайную нелепость бессмысленного, как и всё во вселенной, происхождения?

Образ будущего может быть принят массой только в одном случае: если он соответствует общей картине мира и воспринимается как соответствующий истине. То есть образ будущего только тогда «проймёт» человека – когда покажется ему неизбежностью в силу всех известных законов мироздания.

+++

Опаснейшее игрище ХХ века – отделение понятия «добро» от понятия «истинное». Такого рода разделение морали и знаний о мире опасно даже при параллельности. А уж вдвойне и втройне – когда общественная мораль начинает противоречить общественной картине мира. Когда человек воспринимает доброе дело как глупость.

А самые страшные злодеи – начинают считаться «самыми умными» и самыми «умеющими жить», при всей их очевидной аморальности (феномен чубайсовой приватизации).

+++

Выводы: для того, чтобы общество жило в достатке и изобилии всяческих житейских благ, мирно и радостно – нужно удалить деструктивные локальные группы из процессов производства и распределения[3].

Но нельзя удалить деструктивные группы – если у широких масс в обществе нет ясности в голове, трезвого и чёткого разделения добра и зла, единого для всех. Если в головах масс смута, если у каждого насчёт добра и зла своё особое мнение, согласия нет, всё условно и зыбко – то для деструктивных паразитарных групп-заговоров это как питательный бульон для бактерий.

Идеология должна иметь не только однозначность утверждений. Она должна иметь ещё иубедительность утверждений.

Можно совершенно однозначно, не оставляя места для трактовок и толкований, заявить, что все рыжые или все велосипедисты – злодеи. Ясности такому утверждению не занимать, но в чём тут смысл, кто за таким дурацким утверждением пойдёт?

Между тем для позднесоветского человека большинство утверждений КПСС звучали не менее нелепо, чем вышеприведённое. И даже в том случае, когда были вполне однозначны, директивны (а однозначны они были тоже далеко не всегда).

Необходима непрерывная логическая связь утверждения (это-добро, это-зло) со всем мировоззрением человека, со всеми его знаниями о мире, природе, законах естества, и желательно – от самого начала мира. Чтобы директива не бралась неизвестно откуда, а логически вытекала из всей картины мира человека!

Если приказ считают нелепым – то его либо вообще не выполнят, либо выполнят искажённо, попытавшись подправить практику по собственному разумению.

+++

То есть экономика зависит от идеологии (образа будущего), идеология – от мировоззрения (образа Вселенной). И первоисточником деструктивной экономической практики является деструктивная картина мира в голове человека.

Не больше и не меньше!

[1] Экономика – дословно, «домостроительство, домострой» — наука о методах и способах удовлетворении насущных потребностей людей и в создании средств, необходимых для поддержания и расширения хозяйства.

[2] Хрематистика (от др.-греч. χρηματιστική — обогащение) — термин, которым Аристотель обозначал науку об обогащении, искусство накапливать деньги и имущество, накопление богатства как самоцель, как сверхзадача, как поклонение прибыли. Современные экономические школы не выделяют хрематистику в отдельную науку, а рассматривают отдельные экономические категории «капитал», «прибыль», «рента» в рамках общей экономической теории.

[3] Что, конечно, не исключает необходимости собственно технического прогресса – развитие технологий, повышающее продуктивность любой производственной деятельности за счёт улучшения её оборудования. Но я не считаю проблемой технический прогресс в обществе, которое преодолело в себе шанкры локальных деструктивных сообществ-заговоров. Куда он денется, прогресс-то, если у него не останется врагов и препятствий?