Геноциды оптом и в розницу

Мы беседуем с нашим постоянным экспертом, В.Л. Авагяном. Вазген Липаритович рассказывает нам, какими неразрывными узами брака (в том числе и производственного) связаны между собой угнетение и геноциды. Как они перетекают друг в друга, будучи не разными явлениями, а лишь разными степенями одного явления. Почему так устойчива и живуча в человеке страсть к угнетению, господству, связано ли это только с внутренним садизмом — или же имеет экономическое обоснование? Творчески переосмысляя  аспекты в марксизме, В.Л. Авагян на наших глазах строит новое, соответствующее современному моменту, учение о политической экономии «века космоса и атома»…

-Вазген Липаритович, каким образом связаны угнетение и геноцид?

-Самым прямым и тесным: угнетение является лёгкой формой геноцида. При угнетении человек лишается доступа к части важных для него благ, а при геноциде – сразу ко всем, включая и саму жизнь, как исходное, первичное благо.

Но механизм одинаков: или отнимают часть ресурсной доли, формируя судьбу обделённого, или сразу всю ресурсную долю, создавая труп. Подчеркну, потому что не намерен щадить ваши чувства в тяжёлый момент: второе выгоднее первого. Это страшно, но вы должны это знать, чтобы выжить.

То есть отнять сразу все ресурсы у человека выгоднее, чем отнимать часть, «отрезая кошки хвост по частям из жалости», не доводя до окончательного смертоубийства, но и жить не давая.

Такое поведение захватчиков или правящей касты…

— Что, в принципе, только в первом поколении имеет разницу, во втором поколении победившие оккупанты становятся правящей кастой…

– Совершенно верно! Так вот, такое поведение знакомо нам под термином «угнетение». И по его неловкой, неудачной марксистской кальке «эксплуатация» (человека человеком). Неудачный беззубый термин: эксплуатируют, то есть используют все всех: и ученики учителя, и пассажиры шофёра, и покупатели продавца, и наоборот. Мы же говорим не об «использовании», как таковом, а о формах неэквивалентного обмена.

Словом, если отнять у человека часть его счастья – получится угнетённый. А если отнять всё без остатка – получится геноцид. Оттого все захватчики, и внешние, и внутренние, постоянно подчёркивают, что угнетение с их стороны – милость и снисхождение.

-Какова альтернатива?

— Сказать «социализм» — слишком затрёпанное и ошельмованное слово… В теории, на бумаге-то всё гладко! Есть люди, которые не дают другим людям полноценные средства к существованию. Надо средства к существованию дать каждому человеку, а тех, кто их зажал – наказать. Но самое главное – сделать так, чтобы впредь таких зажимов не было! Таков социализм в теории, на бумаге.

На практике только начни делать – и каких только примесей не ввалится в процесс! Тут тебе и сионисты с их заговором, и масоны, и иностранные интервенты, жаждущие поживиться на чужой беде, и разного рода погромщики, хулиганы, уголовщина – которые вливаются в революционный процесс. Все, вплоть до старообрядцев, мстивших династии Романовых, между прочим эта архаика – одна из важных слагаемых Октября, старообрядцы выделили на «царскую месть» многие миллионы рублей!

Словом, на бумаге было гладко, да забыли про овраги; а по ним ходить! Чистку нужно вести от практики обратно к исходной теории.

-Я так думаю, что мы, хоть и трудно это, должны отсечь от социализма всю лишнюю и случайную приблудь, от сионистов до содомитов, всех этих прилипал, «жертв сталинских чисток» — вызванных, кстати, возвращением к теории.

— Да. И трезво, отчётливо, ясно спросить самих себя: чего мы хотим? Мы хотим мирового кагала? Возрождения Хазарии? Победы Германии? Торжества двоеперстия?! Нет!  Мы хотим очень простого: чтобы каждый человек имел средства к существованию без издевательств, шантажа и глумления. Чтобы не было рабов…

– Но тогда не станет и господ. Последнее очень многих пугает: получается, что КАЖДОМУ придётся самому себя обслуживать, делать, в том числе, и грязные, неприятные, но необходимые работы – или платить за них полноценно, не увиливая и не обсчитывая исполнителя. И, кстати, в очередях стоять – на равных со всеми условиях…  А не как нынешние богачи: всех раскидали, без очереди пролезли, только себе одним всё нужное нахапали, и радуются…

— Проблема эта очень велика. Мне кажется, советской идеологии не хватало образа священно-мученичества. Ей вообще не хватало религии, мы много сейчас об этом говорим, и в частности – образа священно-мученичества за веру. Смысл вот в чём: я верю в справедливость и равенство. Ради этой своей веры я готов пострадать, муки принять. Для меня моя вера выше каких-то текущих бытовых неудобств.

Я знаю, что равенство и справедливость делят поровну не только всё сладкое, но и всё горькое. И я готов принять свою долю социально-бытовой горечи во имя своей веры.

Если же у меня появится возможность всё горькое сплавить соседу, а всё сладкое у него вылакать, то я с презрением отвергну такую возможность. И стану презирать того, кто ею воспользовался.

А по-другому нельзя: всякое угнетательское общество, к каким бы чудовищным практикам оно не пришло в итоге – начиналось и начинается всегда с мелкой бытовой халявы: когда я свою неприятную обязанность кому-то переадресовал, а чужое благо схарчил, как собственное.

-Этого в советской идеологии уж точно не было…

— Там не объясняли, что равенство – не только сладкие пряники при раскулачивании богатеев (халява всем по вкусу, начни олигарха раскулачивать – любая сволочь поживиться прибежит). Равенство – это ещё и ноша, иногда тяжёлая, иногда натирающая плечи.

Есть очень много вещей, которые не мучили бы тебя, будь ты помещиком или капиталистом, но которые будут мучить тебя в обществе равных: начиная с пресловутых очередей и «дефицита»…

Но ты же не просто страдаешь, как скотина, которой неприятно – и не более того. Ты осуществляешь священнодействие, богослужение, ты жертвуешь (в тех же очередях за колбасами и квартирами) какими-то своими личными удобствами ради веры, ближнего и человечества. Если человек не идёт на определённые жертвы во имя равенства сознательно – тогда он начинает ощущать себя потерпевшим, подвергнутым экзекуции, причём неизвестно за что.

— А наша советская интеллигенция впадала в истерику всякий раз, когда её иногда просили день-другой помочь колхозникам с урожаем, который потом вместе же и ели…

-Это точно, все читатели братьев Стругацких паниковали – потому что так сильно желание быть господином в этой жизни. Желаю, мол, иметь картофель чистым, вымытым, желательно уже и пожаренным, и только на столе. Пусть другие (говорящие орудия) – возятся всю жизнь в земле, в навозе, тонут в грязи – а я, кандидат наук, желаю иметь барский образ жизни…

-Да, вот ведь как получается! Крикни «долой рабство» — и все зааплодируют. А крикни то же самое, но в другой форме – «долой господскую психологию» — и все глаза потупят, это никому не по нутру…

-А нужно учесть, что у рабства есть нижний этаж, именуемый «геноцид». Потребность в рабах у господ не бесконечна. Когда все вакансии рабов заняты, и при этом ещё остались «лишние» люди – от них стараются избавиться для экономии ресурсов.

-Когда же закончится это проклятие вражды, наложенное ограниченностью ресурсов на род человеческий?

-Оно закончилось бы, если бы человечество выступало коллективным владельцем парка робототехники. Когда робот принадлежит всем людям, то плоды его работы – делятся на всех. А когда робот принадлежит отдельно взятому человеку, то плоды его работы для изгоев, обездоленных лишенцев не сулят ничего, кроме углубления пропасти.

Конечно, человечество как коллективный владелец парка робототехники – это социализм, а может быть, даже и коммунизм. Если все роботы работают на всех людей – значит, частной собственности просто не стало. Отношений рентабельности, конкуренции, понятий прибыли и убытка, разорения или повышения дохода – тоже. Человечество поднимается на уровень, на котором господа помещики – все, а рабы-крепостные никто.

-Капитализм не может к этому прийти?

-Нет, капитализм не может к этому прийти. Есть очевидные законы частной собственности, рентабельности и конкуренции, которые не дадут. В частности, если труд рабочего слишком дёшев, то робототехника не развивается, проще и дешевле взять готовые «говорящие орудия» в рамках «зарплатного рабства». Робототехника развивается, если сделать труд человека дорогим, затратным для нанимателя. Только тогда он берётся за механизацию и автоматизацию работ.

Но тут харибда вместо сциллы: чем выше механизация и автоматизация работ, тем меньше рабочих рук нужно хозяину производства. И в итоге классика луддизма: механизмы, которые создавались гениями, чтобы облегчить земную участь человека, используются негодяями, чтобы уничтожать людей.

В условиях социализма роботизация великое благо, освобождающее человека от грязного, унылого, механического труда, открывающее великую свободу творчества. В условиях капитализма роботизация – кромешный ад и страшная чума для подавляющего большинства населения. И самое интересное – речь идёт об одних и тех же механизмах! Один и тот же экскаватор при социализме отправит сорок землекопов в Универститет, переучиваться на театроведов и астрономов, а при капитализме убьёт этих сорок землекопов. И получается: единственный способ сохранить трудовую занятость при капитализме – это тормозить и блокировать всеми силами научно-технический прогресс!

Очень просто: зарплата есть убытки нанимателя, наниматель не хочет убытков, если нанятый ему больше не нужен – наниматель старается от него избавиться. Если частному собственнику фабрики хватает трёх работников – почему он должен ЗА СВОЙ СЧЁТ кормить и содержать сотню или тысячу? Что они у него будут делать?

Человечество могло бы перейти в технико-потребительский рай, даже при современном уровне научной мысли – но для этого нужно отказаться от частной собственности, конкурентного соревнования, понятий «прибыль» и «рентабельность».

Понятно, что миллион театроведов или миллион мимов никакой рентабельности иметь не могут, не могут в таких количествах своим трудом кого-то обогатить. Да и не нужно: они живут для себя, а не для постороннего рвача-ловкача, привыкшего использовать людей, как средство наживы. Величайшим достижением цивилизации стал бы именно тот момент, в который человек вышел бы из-под власти молоха экономической принудительности. И получал бы все средства к существованию, делая только то, что ему действительно приятно и хочется делать.

Рабовладение было первой, самого примитивного типа, машиной, выводящей аристократию (узкий круг счастливчиков) в мир, свободный от зарплатного рабства, в мир добровольности всех поступков. Но за это счастье узкого круга пришлось платить двойным горем, двойным страданием и двойной принудиловкой широкому кругу рабов и наёмного персонала.

Примитивный взгляд на коммунизм (аграрная мечта неграмотного, тёмного мужика) – состоит в том, чтобы свести всех рабовладельцев на уровень их рабов. Прогрессивный же требует обратного – вывести всех без исключения рабов на уровень узкого круга рабовладельцев. Исхитриться, силами науки и техники, так, чтобы каждый был истинно — свободен – а не только один из тысячи.

— А кто будет работать?

— Все. Но появится ныне отсутствующий ВЫБОР ПРОФЕССИИ. Исчезнет главная составляющая зарплатного рабства – когда человек выбора профессии не имеет, вынужден и обречён заниматься лично ему неприятными и неинтересными делами.

— Когда человек становится не тем, кем мечтает стать, а тем, кем берут. «Или иди работай мусорщиком – или умрёшь»…

— Такова наша сегодняшняя реальность. А вот если бы уборку мусора возложили на машины – тогда, наверное, нашёлся бы и желающий ими поуправлять в роли начальника…

-Если вы не согласны на равенство и равноправие, то чисто арифметически у одного будет больше благ, у другого меньше. Насколько?

— Интересный вопрос: чем больше у меня, тем мне лучше… Но ведь блага не берутся из пустоты, их производит окружающая среда, её производительный потенциал. Если он работает на меня много, то на вас мало. Если он работает только на меня 24 часа в сутки, то на вас он вообще не работает. Это же чистая арифметика для младших классов, как её можно не понимать?!

Приведу пример: есть вы, и есть строительный комплекс. Он может быть большим или малым, но всё равно у него есть ПРЕДЕЛ ВОЗМОЖНОСТЕЙ. Если он возвёл для меня трёхкомнатную квартиру, и я успокоился, то он дальше может заниматься вашими потребностями, то есть переключается на ваши нужды. Но если я желаю бесконечности дворцов, и при этом власть имею – то строительный комплекс вами не займётся вообще никогда. Бесконечность потребностей наверху означает бесконечность бесплодного ожидания внизу.

Блага могут распределяться так или иначе, но в любом случае сама возможность их распределить связана с ограничением аппетитов доминирующих слоёв населения. Отсюда и появился замечательный афоризм – «проблема не в том, что бедных нечем накормить, а в том, что богатые никак не могут нажраться».