История с «Дождем», или «бой с тенью»

История с задержанными журналистами «Дождя» не утрачивает актуальности. Ажиотаж вокруг нее и не думает спадать. Что, собственно, совершенно не удивительно.

Пару дней назад двое корреспондентов этого либерального телеканала были задержаны сотрудниками МГБ Донецкой Народной Республики.

Я, конечно, совершенно не питаю никакого сострадания или сочувствия в адрес «репрессированных» ребят, так как телеканал «Дождь», по моему убеждению, совершенно точно оправдывает свою репутацию «либерального» (в плохом смысле этого слова). Но то, что ситуация с задержанием его журналистов вышла, мягко говоря, некрасивая, — совершенно очевидно.

И дело даже не в самом задержании журналистов, и даже не в том, как себя при этом вели сотрудники МГБ, а в том, что последовало после: несколько раз редактированное заявление пресс-службы самого Министерства, где ее представители никак не могли определиться с причиной задержания; вранье Алёны Алексеевой, сначала лично аккредитовавшей корреспондентов «Дождя», а потом со спокойной душой открестившейся от них… Все это наталкивает на разные неприятные мысли.

Выходит, что у нас «правая рука не ведает, что творит левая»? Администрация главы Республики дает аккредитацию журналистам, МГБ этих журналистов задерживает… Как понимать эту ситуацию? А ситуация вышла, прямо скажем, так себе.

Поэтому, я решила попросить разъяснений у Александра Ходаковского, невольного участника этих недавних событий.

Ниже привожу текст интервью.

***

— Александр Сергеевич, какое впечатление у Вас оставила история с корреспондентами «Дождя» в Донецке?

— Никакого. Люди целы и невредимы, потери минимальны, телеканал извлек выгод для себя больше, чем ожидалось, а мы продемонстрировали предельную предсказуемость.

— А каково Ваше личное отношение к каналу?

— Потребительское. Впервые я поучаствовал в программе «Дождя» с Тимуром Олевским. Мы, то есть я, и такие как я, что для персонала канала, что для его аудитории – эдакие говорящие обезьяны, которых можно демонстрировать на потеху публике. Они ведь, несмотря на то, что канал российский, называют нас сепаратистами, а многие из аудитории канала – террористами. Олевский в последнее время смягчился – стал нарекать меня полевым командиром. Низкий поклон (ирония). Но это раскрученный ресурс, его смотрят, и, главное, смотрят в Украине. Я еще в первый раз сказал Олевскому, что согласился принять участие в передаче только потому, что кто-то на Украине услышит, что я говорю, а кто-то может и задумается. Такое явление, как дегуманизация нас, понуждает к противодействию. Мы – живые люди, мы верим в то, что делаем. Мы не испытываем ненависти даже к радикальным украинским националистам: они для нас – раковая опухоль, с которой нужно бороться, впрочем, как и мы для них. Вот мы и боремся, в том числе и информационно-пропагандистскими методами. И в этом смысле «Дождь» — тоннель в два направления.

— Некоторые связывают выдворение журналистов с интервью, которое они у Вас взяли. Что такого Вы могли им сказать, что вынудило власти Республики пойти на такие меры?

— Абсолютно ничего неожиданного. Я и для других ресурсов, традиционно нашего толка, без купюр, но с соблюдением гостайны говорю то, что считаю нужным сказать. «Дождь» не услышал от меня ничего нового. К тому же об их планируемом задержании я узнал через десять минут после того, как они меня покинули, от, можно сказать, первоисточника, который, озвучивая планы по их выдворению, еще даже не знал, что я с ними общался. Об этом он узнал от меня в ходе нашего разговора. Я усомнился в правильности такого подхода, но попросил, если решение будет все же принято, не причинять журналистам вреда, тем более, что одним из них был приемный сын Максима Шевченко, нашего большого друга. В ответ я получил заверения, что все будет в порядке. Зная человека, с которым шел разговор, я удовлетворился обещанием. Мало того, в разговоре с «Дождем» я посоветовал не снимать только негатив, а посетить уникальные объекты, которые в условиях войны не только выживают, но и дают прибыль. Когда выяснилось, что журналисты «Дождя» прибыли к нам без машины, я выделил им свой автомобиль, но, узнав о намерении отправить их за пределы ДНР, я даже своего водителя не поставил в известность, полагая, что если власти передумают, то и нечего зря поднимать шум, а если нет – то ничего непоправимого не случится: пообщаются, и отпустят. О потере своего интервью не жалею (смеется), а редакционное задание с нашей помощью они выполнили с лихвой – резонанс был немалый.

— Ну, они свои дивиденды получили, это уж точно. А мы, как Вы думаете, остались в выигрыше?

— Если следовать моей логике, то мы слегка, ну самую малость, обгадились. Правильно сказал один российский депутат: уметь работать нужно с журналистами разных политических взглядов. Поправлюсь – за исключением явных врагов, к которым я «Дождь» не отношу. Они, скорее, спарринг партнеры, оппоненты, если хотите, на которых патриотизм оттачивает свое «Я». Тем более, существенно замечание, что канал, финансируемый из российского госбюджета, не может быть враждебным абсолютно.

— А Вы что думаете, наши власти не осознавали последствий для нас?

— Наша пропагандистская система настолько труслива и малоэффективна, что боится любого противника, предпочитая ему «бой с тенью». Но, даже вступив в беспощадную схватку с собственной тенью, она умудрилась загнать себя в угол ринга и лишила себя места для маневра. Это – ловушка, которая возникла из попытки совместить несовместимое: к телу беды и войны приживить иллюзию мира и благополучия. Стремление заглушить рокот канонады басами ночных клубов, а сцены бедствия и нищеты заретушировать мнимым достатком завсегдатаев кафе и ресторанов – заканчивается плачевно. У нас война на всех направлениях, и нужно понимать строго и серьезно это страшное обстоятельство. И если бы системная околовоенная риторика, мобилизующая и правдивая, не конкурировала бы с суррогатами искусственного мира, то и не возникала бы необходимость прятать нашу информационно-пропагандистскую инвалидную коляску (машину) от внешних воздействий.

— Получается, мы, словно страус, голову в песок прячем?..

— На самом деле, это распространенное заблуждение: страус во время опасности голову в песок не прячет. Но мы, похоже, исключение. Я не боюсь полемики, мне нечего смущаться. Мы правы, а наши враги – нет. Я не штатный агент ФСБ, и не на зарплате у АП РФ. Все решения – исключительно мои и моих товарищей, все действия и поступки – следствие нашей уверенности в собственной правоте. И мне наплевать, кто захочет поговорить со мной о наших мотивах и о нас самих – лишь бы не кастрировали смысл. Поэтому я не боюсь контактов с «инакомыслящими», и не избегаю их. А нашей системе тоже не мешало бы потренироваться, не все же воздух руками молотить. Что с того, что очереди? Война! Что с того, что жалуются? Война! Не все можно объяснить войной, и нельзя этого делать – списывать все на войну. Но объективные трудности никуда не денешь, а о субъективных – поговорим отдельно.

***

Стоила ли для Республики игра свеч? Вряд ли.