Я своих узнаю по глазам.
И без слов. До слов. Но, как-то сразу,
Пусть, ни жеста, ни единой фразы,
Состраданье в них чужим слезам.
В них всегда-всегда так много неба.
Два застыло Куликовых поля,
Гнев святой и гарь одесской боли.
В них стремленье — всем голодным хлеба…
В них печать — поверженный Рейхстаг.
Верховенство в них — небесного закона.
В них всегда гроза для Пентагона,
Наш над Вашингтоном гордый флаг.
Это проще, чем «Открой, Сезам»
Так мой дед смотрел из Сталинграда.
А других мне, собственно, не надо.
Я своих узнаю по глазам…
И без слов. До слов. Но, как-то сразу,
Пусть, ни жеста, ни единой фразы,
Состраданье в них чужим слезам.
В них всегда-всегда так много неба.
Два застыло Куликовых поля,
Гнев святой и гарь одесской боли.
В них стремленье — всем голодным хлеба…
В них печать — поверженный Рейхстаг.
Верховенство в них — небесного закона.
В них всегда гроза для Пентагона,
Наш над Вашингтоном гордый флаг.
Это проще, чем «Открой, Сезам»
Так мой дед смотрел из Сталинграда.
А других мне, собственно, не надо.
Я своих узнаю по глазам…
2014
