На Урале забыли про Бажова: в год писателя разруха даже на его могиле

В самом начале главной аллеи Ивановского кладбища похоронена последняя настоятельница Ново-Тихвинского монастыря Магдалина (до его закрытия в XX веке). В дореволюционные времена, да и в первые советские годы женский монастырь был мощным, процветающим «предприятием» (из 70 тысяч населения Свердловска тысяча человек жила в монастыре). Но в 1922 году его закрыли. Сестры, кто ушел в мир, где сохраняли тайное монашество.

Настоятельницу монастыря арестовали, но она прикинулась блаженной, повторяя все время фразу, с которой вошла в историю: «Мы платочки складывали — раскладывали». Все подумали, что она немного тронулась умом, и от нее отстали. «Недавно сестры Ново-Тихвинского монастыря решили увековечить память о монахинях-настоятельницах, и рядом с Александро-Невским собором поставили несколько крестов-кенотафов (символических могил, реальных останков под которыми нет — прим. ред.), — рассказывает Татьяна Мосунова. — Получается, что у Магдалины две могилы в одном городе».

По традиции, у церковной ограды всегда хоронили или священников, служивших в храме, или людей, особо важных для города. На Ивановском кладбище эта традиция сохранена: в начале погоста покоятся священнослужители и городские VIP. В 1960-х годах Ивановское кладбище было закрыто для захоронений, но священников здесь хоронят до сих пор: у церкви есть особое разрешение. На снимке — двойная могила (и двойной памятник): здесь покоятся протоиерей Бессонов и его супруга Тамара. Надгробие Тамары Бессоновой редкое — в виде колонны: обычно памятники бывают усечены в знак безвременной кончины.

В XIX веке Ивановская церковь считалась окраиной города. Церковь Иоанна Предтечи здесь построили купцы Телегины, членов этой семьи впоследствии хоронили сразу за церковной оградой. Постепенно образовался «семейный некрополь» — таких крупных родственных захоронений (сразу на несколько поколений) в городе больше нет. Неподалеку от Телегиных захоронен и один из екатеринбургских градоначальников Василий Кривцов — автор идеи моста, названного впоследствии Макаровским.

Аллеи артистов есть на двух екатеринбургских кладбищах: до войны их хоронили здесь, после — на Широкореченском. В начале центральной аллеи Ивановского кладбища можно увидеть могилу артистов театра музыкальной комедии Алексея Закаткина и Валентины Пимеенок. Алексей ушел из жизни очень рано (в 1960 году в возрасте 38 лет), а его супруга Валентина Пимеенок скончалась недавно — в 2014 году. Она была одной из лучших в стране «комических старух» — специально для нее в спектакль «Девичий переполох» ввели роль невесты-перестарка Матрены, которой не было больше ни в одном российском театре.

Одна из могил по левую руку от центральной аллеи — могила горного инженера Льва Брусницына. «На Урале было обнаружено первое в России золото, но добывали его сперва только „жильным“ способом, Брусницын первым придумал и применил технологию промывки золота, — рассказывает историк Татьяна Мосунова. — После этого Россия моментально вышла на первое место в мире по золотому запасу».

Брусницын умер и был захоронен на Ивановском кладбище в 1857 году, когда фотографий еще почти не было. Уже в наше время краеведу и меценату из Березовского Валерию Лобанову пришла идея, что мир должен знать, как выглядел человек, научивший человечество мыть золото. Нашли потомков Брусницына, договорились об эксгумации и по методу Герасимова восстановили его портрет. Лобанов же добился перезахоронения останков Брусницына в Березовском (это случилось в 2014 году — на снимке), а на Ивановском кладбище остался его кенотаф (могила без останков).

Сергей Дыбчо был одноклассником артиста Леонида Утесова: до конца жизни они дружили и иногда встречались, называя друг друга «Леда» и «Сереня». Благодаря Дыбчо в Свердловске появился театр музыкальной комедии — он привез сюда артистов из Украины. В 1943 году он снялся в первом фильме Свердловской киностудии «Сильва», который стал очень популярным. Но Сталинскую премию он получил не за него, а за спектакль «Табачный капитан» — первую в СССР постановку, за которую артистам легкого жанра дали столь высокие награды: режиссеру, актеру, двум актрисам. Дыбчо был одинок, но за его могилой по сей день следят друзья из музкомедии.

Захороненный возле центральной аллеи академик Алексей Барабошкин научил Советский Союз аффинировать платину. «Платина была найдена в России еще в демидовские времена — на Урале даже выпускали платиновые монеты. Но перед революцией металл вывозили из России, по факту страна экспортировала свою же платину, — рассказывает Татьяна Мосунова. — Благодаря Барабошкину удалось изменить ситуацию. Недавно комплекс у могилы Барабошкиных реконструировали на средства завода по обработке цветных металлов».

До 1965 года в Свердловске существовал католический храм — «польский костел». Он стоял на «шайбе» перед Центральной гостиницей (сейчас там огромная клумба). Костел закрыли в 1933 году — отдали под дом совпросвещения, затем здание много раз меняло свое назначение (одно время в нем хранились коллекции из Эрмитажа). В последние годы в нем был автовокзал, а когда построили новый, костел снесли.

Перед ним стояли каменные ворота, и одну стелу от этих ворот кто-то перевез на Ивановское кладбище и поставили как надгробие. «Мы хотели вернуть ее на место, стали искать в архивах, чья это могила, — рассказывает историк Мосунова. — Если найти родственников, можно было бы договориться — забрать стеллу, а вместо нее поставить памятник. Но выяснить, чья это могила, пока не удается: не сохранилось ни табличек, ни записей».

На горке, возле памятника Бажову, находится могила старца Константина: в советские времена к нему ехали люди со всей страны. «До монашества у него было семь детей, но пятеро сыновей погибли. Остались две дочери, у одной из которых, Раисы, он и жил, — рассказывает экскурсовод. — У нее был очень скверный характер, но, представьте, как выглядела жизнь этой женщины, если к нему, в обычную квартиру, шел непрерывный поток посетителей, в том числе оборванцы. Но он со многими имел беседу и отдавал им свои последние вещи. После кончины старца его жизнь стала подвигом смирения для многих. На его могилу приходят, молятся и просят о помощи».

Рабочий Верх-Исетского завода Петр Ермаков попал в число расстрельщиков царской семьи после ранения. Если бы он не получил на фронте пулю в живот, возможно, не участвовал бы в расстреле. Но это было не первое его преступление. «В СССР в одном из школьных календарей описывалось, как Ермаков еще в царское время убил провокатора: пришел к нему домой и задушил его же шарфом, который потом носил, — вспоминает Мосунова. — Второе убийство было — уже шестерых человек, когда они взяли кассу для нужд партии. А следующее (не считая боевых действий) — убийство царя. Те, кто участвовал в нем, вспоминали, что именно Ермаков с особой жестокостью докалывал расстрелянных штыком».

По словам историка, Ермаков не отличался какими-то способностями. «Когда его, как местного, попросили найти место, куда спрятать тела убитых в доме Ипатьева, он провалил задание. Болтал, где не нужно, пил накануне и, по рассказам очевидцев, после сокрытия тел в шахте им пришлось возвращаться, вынимать тела и перевозить их», — рассказывает Татьяна Мосунова. В отличие от остальных расстрельщиков, Ермаков остался жить в Свердловске, не сделав никакой партийной карьеры. «Он был преисполнен злости оттого, что ему недостаточно воздают почестей. К концу жизни много пил, но денег на все не хватало, и он готов был рассказать подробности, как убивал царя, за кружку пива», — говорит историк.

Мосунова: «На уральском литературном Олимпе было три героя — лауреата Сталинской премии: Павел Бажов, Иосиф Ликстанов и Семен Щипачев — за поэму „Как повяжешь галстук — береги его“. Но Щипачев уехал в Москву (и стал во второй раз лауреатом премии), а Ликстанов с Бажовым жили в Свердловске, — рассказывает историк Мосунова. — Когда хоронили Бажова (в событии участвовал весь город), Ликстанов нес его награды».