Почему бедные страны бедны. Глава из книги «Экономист под прикрытием»

Город Дуала называют подмышкой Африки. Описание идеально ему подходит. Он разместился аккурат под мускулистым плечом Западной Африки, в местности, зараженной малярией, отталкивающей и вонючей. Но Дуала — это место, где происходит все самое важное. Камерун очень бедная страна: средний камерунец в восемь раз беднее, чем среднестатистический гражданин мира и почти в пятьдесят раз — чем типичный американец. В 2001 году я отправился в Дуалу, чтобы узнать, почему.

Один коллега предупредил меня, что посольство Камеруна в Лондоне будет так упорно ставить палки в колеса, что за визой мне придется ехать в Париж. Но мне повезло: у меня был в Камеруне свой человек, он выплатил эквивалент половины заработка за день, чтобы получить для меня официальный штамп на приглашении. Вооруженный этой бумагой, я потратил еще пять дней (в камерунских заработках) и получил визу. Этот процесс потребовал всего трех поездок в посольство и умеренной дозы лести. Даже как-то удивительно, что ни я, ни мой товарищ не встретили массы туристов за три недели, проведенные в Камеруне.

Но я не хочу присваивать себе все заслуги министерства туризма. Отпугивание туристов — командная работа. Согласно данным Transparency International, Камерун — одна из наиболее коррумпированных стран в мире. В 1999 году она была самой коррумпированной. Когда я посетил ее в 2001 году, она считалась пятой по коррупции. Этот прогресс широко отмечался правительством. Посудите сами: чтобы заслужить титул самой коррумпированной страны в мире, нужно приложить некоторые усилия. Поскольку рейтинг Transparency International составляется согласно международному восприятию коррупции, выигрышная стратегия — сосредоточиться на взятках с иностранных предпринимателей, например в аэропорту. Но камерунские чиновники берутся за все сразу, потому что Камерун крайне коррумпирован на каждом уровне. Поэтому они не могут сосредоточиться только на иностранцах. Наверное, именно из-за недостатка усердия страна и потеряла свое почетное первое место.

Не сказать, что международный аэропорт Дуалы работает как хорошо отлаженный механизм. Скорее это душный, хаотичный лабиринт, в котором нам пришлось пробиваться через плотные толпы людей, хотя туда прибывает только три или четыре рейса в день. К счастью, знойным вечером мой друг Эндрю и его водитель Сэм вывели нас наружу, планируя отвезти в Буэа, более прохладный городок на возвышенности. Но не тут-то было: Дуала не давала нам себя покинуть. В этом городе, где живут 2 млн человек, нет настоящих дорог.

Типичная улица Дуалы шириной примерно 50 м обрамлена лачугами. Столько места нужно не для того, чтобы разбить трехполосный бульвар. Дорога занята уличными торговцами, склонившимися над подносами с арахисом или банановым барбекю, и небольшими группами людей, сгрудившихся вокруг мотоциклов и пьющих пиво или пальмовое вино либо готовящих что-то на небольших кострах. Горы мусора и глубокие ямы окружают недостроенные сооружения и разрушенные здания. Посередине тянется линия выбоин, которые двадцать лет назад были дорогой. По этой полосе едут четыре потока транспорта, в большинстве своем такси. Крайний поток состоит из неподвижных в основном машин, которые подбирают пассажиров. Такси во внутреннем потоке опасно виляют между ямами и другими машинами. Здесь нет жестких правил. Иногда такси на обочине, перегруженное пассажирами, срывается с места и блокирует движение внутри. На проезжей части нередко больше ям, чем на обочине. Стоит невероятный шум, потому что, похоже, все мужчины, женщины и дети в Дуале несут с собой по большому магнитофону с включенным на максимум звуком, а автомобильные гудки — это форма универсального общения. Я выучил несколько самых общеупотребительных фраз:

• Би-бип — «Ты меня не видишь, но у меня есть свободные места в салоне». Би-бип — «Я тебя вижу, но у меня нет свободных мест в салоне».
• Би-бип — «Я не могу тебя подобрать, потому что еду в другую сторону». Би-бип — «Я могу тебя подвезти… залезай».
• Би-бип — «Через секунду я буду объезжать яму и задавлю тебя. Подвинься!»

Когда-то в Дуале были автобусы, но они не могут ездить по разваливающимся дорогам. Поэтому остались только такси. Это старые, помятые «Тойоты», которые везут четырех человек на заднем сиденье и трех на переднем. Они выкрашены в желтый цвет в нью-йоркском стиле, и каждое имеет уникальный девиз, например: «Бог велик», «Мы верим в бога», «Силой божьей» или «Встряхнись!»

Никому из тех, кто видел улицы Дуалы, не приходит в голову, что Камерун беден, потому что ему не хватает духа предпринимательства. Но он тем не менее беден, и особого прогресса нет. В последние годы произошел небольшой рост, но в 1989 году Камерун был богаче, чем стал в 2005-м. Можно ли сделать что-нибудь, чтобы остановить упадок и помочь Камеруну разбогатеть? Это непростой вопрос.

Американский экономист, нобелевский лауреат Роберт Лукас сказал: «Последствия для человеческого благосостояния, связанные с подобными вопросами, просто ужасающие. Если вы только задумаетесь о них, вам будет сложно переключиться на что-то другое».

Недостающая часть головоломки

Экономисты привыкли считать, что экономическое богатство возникает из сочетания искусственных ресурсов (дороги, заводы, станки, телефонные сети), человеческих ресурсов (усердный труд и образование) и технологических ресурсов (технологическое ноу-хау — или, проще говоря, высокотехнологичные устройства). Тогда очевидно, что бедные страны становятся богатыми, вкладывая деньги в физические ресурсы и улучшая человеческие и технологические при помощи образования и программ обмена технологиями.

Что неправильно в этой картинке? Сама по себе она в порядке. Образование, заводы, инфраструктуры и техническое ноу-хау действительно есть в изобилии в богатых странах и практически отсутствуют в бедных. Но картина неполная: это головоломка, в которой нет важнейшей детали.

Первая подсказка, что традиционному представлению чего-то не хватает, — это наблюдение, согласно которому бедные страны должны были догнать богатые за последние сто лет. И чем сильнее они отставали, тем скорее им полагалось наверстывать упущенное. Более бедные страны должны были догонять богатые быстро, потому что в стране, где очень мало инфраструктуры или плохое образование, новые инвестиции должны приносить высочайший доход. Богатые страны, напротив, уже не получают много от дальнейших вложений: этот эффект называется «убывание доходности». Например, несколько дорог в таком государстве могут открыть целый новый район для торговли, в то время как в богатой стране новые шоссе просто чуть-чуть разрядят транспортные заторы. Первые мобильные телефоны в бедной стране имеют огромное значение, а в богатой школьники используют их, чтобы обмениваться сообщениями на уроках. Рост образования может привести к огромным переменам в бедной стране, а в богатой люди с высшим образованием часто не могут найти работу. И, конечно, куда проще копировать технологию, чем изобретать ее, как это делается в богатой стране: жители Дуалы могут наслаждаться услугами такси, не ожидая, пока камерунец заново изобретет двигатель внутреннего сгорания.

Когда вы смотрите на такие страны, как Тайвань, Южная Корея или Китай, удваивающие свои доходы каждое десятилетие и даже быстрее, теория о наверстывании упущенного кажется разумной. Но многие бедные страны развиваются не быстрее, чем богатые. Они делают это даже медленнее или, как Камерун, становятся беднее. Чтобы примирить этот факт с традиционным представлением, экономисты объединили модель убывания доходности с той, которая также учитывает увеличение доходности. Новая теория гласит, что иногда чем больше у вас есть, тем быстрее вы растете. Телефоны полезны, когда и у окружающих они есть, дороги полезны, если у каждого есть машина, технологии проще изобретать, если вы уже много чего изобрели.

Эта идея объяснила бы, почему богатые остаются богатыми, а бедные становятся еще беднее, но она не говорит, каким образом такие страны, как Китай, Тайвань и Южная Корея (не говоря уж о Ботсване, Чили, Индии, Маврикии и Сингапуре), догоняют развитые страны. Это динамичные государства. Именно они, а не Япония, США или Швейцария, стали самыми быстро растущими экономиками планеты. Шестьдесят лет назад (в случае Китая еще совсем недавно) они барахтались на дне: им не хватало ни искусственных, ни человеческих, ни технологических, ни даже естественных ресурсов, — но они очень быстро прогрессировали. За это время они улучшили образование, технологии и инфраструктуру.

Почему бы и нет? Поскольку технологии широко доступны и становятся все дешевле, это именно то, чего экономисты должны ожидать от каждой развивающейся страны. В мире увеличения доходности самые бедные страны больше всего приобретают от новой технологии, инфраструктуры и образования. Южная Корея, например, получила технологии, поощряя иностранные компании инвестировать или оплачивая лицензионные сборы. Тактика не прошла даром: вместе с налогами инвестиционные компании отправляли домой свои доходы. Но выгоды для корейских рабочих и инвесторов — в форме экономического роста — были в пятьдесят раз больше, чем сборы и доходы, которые покидали страну.

Что касается образования и инфраструктуры, то, раз выгода оказывается такой высокой, не должно быть недостатка в инвесторах, готовых оплачивать инфраструктурные проекты или одалживать деньги студентам либо даже правительствам, которые обеспечивают бесплатное образование. Банки, внутренние и зарубежные, должны выстраиваться в очереди, чтобы давать кредиты людям на поступление в школы, на строительство новых дорог либо новой электростанции. В ответ бедные люди или страны должны с удовольствием брать такие кредиты, не сомневаясь в том, что возврат от инвестиций окажется настолько высоким, что оплатить их будет несложно. И даже если по какой-то причине этого не произойдет, то Всемирный банк, созданный после Второй мировой войны именно с целью предоставления кредитов государствам на реконструкцию и развитие, выделяет миллиарды долларов в год развивающимся странам. Инвестиционные деньги не проблема — инвестиции либо не делаются, либо не приносят выгод, которые предсказывает традиционная модель.

Даже модель увеличения доходности предполагает, что бедные страны станут богаче, если смогут сделать ряд дополнительных инвестиций в фабрики, дороги, электричество и порты одновременно, чтобы позволить товарам производиться и экспортироваться. Теория большого толчка инвестиций продвигалась экономистом Паулем Розенштейном-Роданом, который проработал некоторое время во Всемирном банке. При помощи этого толчка или как-то иначе многие бедные страны смогли достичь впечатляющего прогресса за последние несколько десятилетий. Так почему же другие остались позади?

Теория правительственного бандитизма

По мере того как наша машина медленно преодолевала ямы и пробиралась сквозь толпу, я расспрашивая нашего водителя Сэма о стране.

— Сэм, когда последний раз ремонтировали дороги?

— Дороги не ремонтировали девятнадцать лет. (Президент Поль Бийя пришел к власти в ноябре 1982 года. К моменту моего посещения Камеруна он оставался на посту девятнадцать лет. В конце 2010 года он все еще был у власти. В конце 2009 года Европейский Союз объявил, что приближающиеся в стране выборы 2011 года «уже утратили кредит доверия». Бийя однажды описал своих оппонентов как политических новичков. Он прав: практики им не хватает.)

— А люди не жалуются на дороги?

— Они жалуются, но это бесполезно. Правительство говорит, что нет денег. На самом деле Всемирный банк, Франция, Англия и Америка присылают довольно большие суммы, вот только чиновники кладут их себе в карман. Их не тратят на дороги.

— В Камеруне бывают выборы?

— Да! Бывают выборы. Президента Бийя всегда переизбирают с 90% голосов за.

— Неужели действительно 90% людей голосуют за президента Бийя? — Нет, он очень непопулярен. Но все равно выигрывает с 90% голосов. Вам не нужно долго жить в Камеруне, чтобы осознать, насколько люди презирают свое правительство. Жители, с которыми я разговаривал, описывали большую часть правительственной деятельности как организованную специально, чтобы красть деньги у граждан Камеруна. Меня так усердно предупреждали о коррупции чиновников и вероятности того, что бюрократы в аэропорту попытаются избавить меня от моей пачки франков, что я боялся этого больше, чем малярии или риска вооруженного грабежа на улицах Дуалы.

Многие люди с оптимизмом думают о политиках и госслужащих, считая, что все они радеют за народ и делают все возможное, чтобы блюсти интересы страны. Другие предполагают, что политики часто некомпетентны и игнорируют публичные интересы ради увеличения собственных шансов на переизбрание.

Американский экономист Мансур Олсон сделал допущение о том, что мотивы правительства еще хуже. Он выработал замечательную и простую идею, почему стабильная диктатура вреднее для экономического роста, чем демократия, но лучше, чем анархия. Олсон предположил, что правительства — это просто бандиты, люди с самыми большими пушками, которые набегают на страну и забирают себе все. Это отправная точка его анализа — ее несложно признать, если вы, находясь в Камеруне, в течение пяти минут будете смотреть по сторонам. Как сказал Сэм: «Денег полно… но чиновники кладут их себе в карман».

Представьте себе диктатора, который властвует одну неделю, — это попросту бандит с армией мародеров, которые врываются, забирают все что хотят и уходят. Предположим, он не злобен и не добр, он просто эгоист. Как на него повлиять, чтобы заставить его кому-то что-то оставить? Да никак… Если он только не собирается вернуться в следующем году.

Но представьте себе, что бродячему грабителю понравится климат какого-то места, он решает осесть там, построить дом и пригласить свою армию распоряжаться местными жителями. Как бы несправедливо это ни выглядело, теперь местным жителям, наверное, станет немного лучше, потому что диктатор решил остаться. Совершенный эгоист поймет, что он не может разрушить экономику и уморить людей голодом, если планирует остаться, потому что тогда он растратит все ресурсы и ему нечего будет воровать в следующем году. Так что диктатор, который заявляет свои права на землю, больше подходит на роль лидера, чем тот, кто постоянно двигается с места на место в поисках новой жертвы.

Хотя это может показаться совершенно неподходящим примером, биология предлагает политическому экономисту полезный архетип: вирусы и бактерии со временем становятся менее опасными, потому что самые жестокие штаммы быстро вымирают. Когда в Европе в конце пятнадцатого века впервые отметили сифилис, его описывали как невероятно агрессивное заболевание, которое быстро убивает жертву. Это крайне неудачная стратегия. Гораздо лучше быть болезнью, которая позволяет жертвам жить, по крайней мере некоторое время, и заражать других. Так что мутировавшие формы сифилиса, убивавшие людей менее быстро, оказались успешнее, чем более опасные формы.

Я сразу вспомнил об эволюции заболеваний, когда задумался о президенте Бийя. Я не могу подтвердить, что он подходит под описанный Олсоном тип эгоистичного диктатора. Но если бы он им был, то не в его интересах отнимать у жителей Камеруна слишком много, потому что тогда ему было бы нечего брать в следующем году. Чувствуя себя уверенно на своем посту, он бы не захотел убивать курицу, несущую золотые яйца. Так же как болезни, чье существование зависит от тел, которые они заражают, Бийя пришлось бы сохранить экономику Камеруна функционирующей, чтобы продолжать воровать. То есть лидер, который планирует оставаться во власти двадцать лет, сделает больше, чем тот, кто собирается сбежать из страны через двадцать недель. Двадцать лет «избранного диктатора», видимо, лучше, чем такой же период бесконечных переворотов. Так что же, да здравствует президент Бийя?

Нельзя утверждать, будто теория Мансура Олсона доказывает, что стабильная диктатура будет обязательно улучшать жизнь в государстве. Речь лишь о том, что она не так вредит экономике, как нестабильная. Но лидеры вроде Бийя, уверенные в том, что всегда будут выигрывать на выборах, чрезвычайно вредят народу и экономике своих стран. Предположим, что Бийя обладает абсолютной властью над распределением доходов Камеруна. Тогда он может решить ежегодно отнимать половину всех доходов в форме «налога», который поступит на его личный счет. Это будет, конечно, печально для жертв и долгосрочного роста страны. Вспомните о представителе малого бизнеса, который намеревается инвестировать 1000 фунтов в покупку нового генератора для своей мастерской. Это должно принести около 100 фунтов дохода в год — 10%, довольно неплохое вложение. Но так как Бийя может забрать половину денег, то доход падает до 5%. Не правда ли, куда менее привлекательное число?

<…>

Разумеется, Бийя может делать собственные инвестиции, например, прокладывать дороги и строить мосты для поощрения торговли. Пусть они будут дорогими в краткосрочной перспективе, но помогут экономике вырасти, оставив диктатору возможность украсть больше. Но возникает старая проблема. Бийя будет красть только половину прибыли, а этого недостаточно, чтобы стимулировать его обеспечивать инфраструктуру, необходимую Камеруну.

Я не сомневаюсь в том, что эгоистичный диктатор Олсона — это герой притчи, которая объясняет многие проблемы недемократических стран. Государства, которыми управляют хаотично, такие как Демократическая Республика Конго, чудовищно бедны и разорваны войной. В странах со стабильными правительствами немногим лучше. И, согласно теории Олсона, лидер, которому нужна широкая поддержка, вынужден тратить больше государственных доходов на товары и услуги, создающие ценность, такие как дороги и суды, и меньше — на себя и своих подручных. Чем сильнее воздействует на правителя демократия, тем здоровее должна становиться экономика.

В Камеруне существует давление общества, но оно очень слабое. Бийя, конечно, не абсолютный диктатор, но и демократом его назвать сложно. Оппозиция бойкотировала президентские выборы 1997 года, и Бийя набрал 93% голосов. Последующие выборы были более честными, но многие уважаемые наблюдатели в этом сомневаются.

Этим можно объяснить ситуацию в Камеруне: всеобщая бедность, экономический регресс и разрушающаяся инфраструктура. Коррупция вездесуща, и многие граждане полагают, что она пронизывает общество вплоть до самого верха. Но все-таки модель Олсона не полностью отражает ситуацию в этой стране. Ни один лидер не может полностью контролировать все, что происходит в его государстве, и президент Бийя не исключение.

Грабители повсюду

Возможно, Бийя контролирует не так много, как кажется на первый взгляд. Если вы хотите доехать от города Буэа севернее, до Баменды, то самый популярный способ — сесть в автобус. Микроавтобусы курсируют по всем междугородным маршрутам в Камеруне. Они предусмотрены для комфортабельной перевозки десяти человек, и отправляются, как только в них набьется тринадцать. За относительно просторное место возле водителя стоит побороться. Эти машины — старые жестянки, но система отлажена хорошо.

Она бы работала куда лучше, если бы не вредное влияние правительства. Иногда проблема в простом пренебрежении. Например, самый быстрый, хотя и не самый прямой маршрут от Буэа до Баменды — через франкоговорящую часть Камеруна, где дороги лучше. Просто двигайтесь два часа на восток, потом два часа на север и затем два часа на запад. Это куда быстрее, чем ехать прямо на север по отвратительным дорогам англоговорящего региона страны. Правительство Бийя, как правило, игнорирует интересы политически бессильных англоговорящих регионов. Это местное меньшинство, и люди жалуются, что, когда спонсоры оплатили кольцевую дорогу в Камеруне, правительство просто выслало им счета, но даже не пыталось вести строительство на английской части.

Второе препятствие — это множество полицейских постов. Агрессивные жандармы, часто пьяные, останавливают каждый микроавтобус и пытаются обобрать пассажиров. Обычно у них не получается, но иногда они проявляют незаурядное усердие. Например, моего друга Эндрю один раз вытащили из салона и запугивали несколько часов. Поводом для потенциальной взятки послужило отсутствие у него справки о прививке от желтой лихорадки, которая нужна для въезда в страну, но не для поездки на автобусе. Жандарм терпеливо объяснял, что Камерун нужно защитить от болезни. Сумма, на которую можно купить пару бутылок пива, убедила его, что эпидемия предотвращена, и Эндрю смог поймать другой автобус, правда, три часа спустя.

Это даже менее эффективно, чем предсказывает модель Мансура Олсона. Сам Олсон признал бы, что его теория в своей самой жесткой форме недооценивает ущерб, который дурная политика наносит населению. Президенту Бийя нужно, чтобы сотни тысяч вооруженных полицейских и военных, а также множество госслужащих и других сторонников были довольны жизнью. Если бы он был «идеальным диктатором», заинтересованным в увеличении своего банковского счета, то он просто ввел бы наименее угнетающие налоги в необходимом объеме и распределил бы деньги между своими сторонниками. Но этот подход к управлению оказывается непрактичным, потому что требует куда большей информированности и контроля экономики, чем может себе позволить бедное правительство. Альтернативой оказывается терпимость к масштабной коррупции.

Коррупция не только несправедлива. Она также крайне расточительна. Жандармы тратят свое время, запугивая путешественников с довольно скромным доходом. Затраты невероятны. Вся полиция слишком занята вымогательством взяток, чтобы ловить преступников. Четырехчасовая поездка занимает пять часов. Путешественники предпринимают затратные меры предосторожности: перевозят меньше денег, ездят реже или в час пик и возят с собой больше документов, чтобы попытаться защититься ими от взяточников.

Полицейские — весьма заметная форма коррупции, но в экономике Камеруна возводятся и невидимые блокпосты. Всемирный банк пролил на них свет в своем проекте Doing Business, который собирает данные о законах, регулирующих предпринимательскую деятельность. Так, выяснилось, что для открытия собственного дела предприниматель в Камеруне должен потратить на официальные пошлины больше, чем средний житель страны зарабатывает за шесть месяцев. (Интересно, что данный показатель значительно увеличился между 2009 и 2010 годами. Мои затраты на туристическую визу бледнеют перед этой суммой.) Чтобы продать или купить имущество, нужно потратить на пошлины почти одну пятую его стоимости. Чтобы добиться в суде возвращения невыплаченного долга, нужно потратить более двух лет, почти половину желаемой суммы и провести в среднем сорок три отдельных слушания. Эти дикие законы очень удобны для чиновников, которые их применяют. Чем медленнее двигается дело, тем больше соблазн «дать на лапу кому следует». В итоге президент Бийя получает поддержку достаточного числа чиновников, чтобы оставаться во власти.

Но и это еще не всё. Негибкое трудовое законодательство приводит к тому, что только с опытными, квалифицированными мужчинами заключают официальные трудовые договоры. Женщины и молодые люди вынуждены зарабатывать на сером рынке. Бюрократизм мешает открывать новый бизнес. Медленная работа судов означает, что предприниматели вынуждены отказываться от привлекательных сделок с новыми клиентами, потому что знают: они не смогут защитить себя, если их обманут. Бедные страны демонстрируют примеры худших законов такого рода, и это одна из основных причин их бедности. Правительства богатых стран обычно реализуют эти базовые задачи быстро и дешево, в то время как в бедных государствах искусственно усложняются все процессы в надежде вытянуть из людей побольше денег.

Важность институтов власти

Правительственный грабеж, распространение расточительства и деспотическое законодательство упрощают вымогательство взяток. Все это элементы, которых не хватает в головоломке развития и роста. За последние примерно пятнадцать лет экономисты, работавшие над проблемами развития, сошлись в одном: институты власти важны. Разумеется, сложно описать, что такое институт власти, и еще тяжелее преобразовать плохой институт в хороший.

Но мы продвинулись вперед. Теория Мансура Олсона о правительственном грабеже помогает понять в упрощенной форме, как различные типы правительств могут влиять на мотивацию жителей страны, хотя и не дает рекомендаций, каким образом улучшить ситуацию.

Бюрократизм, изученный Всемирным банком, показал прекрасный пример одного типа института — простых правил предпринимательской деятельности. Проект Всемирного банка также демонстрирует, как простая публичность может улучшить некоторые из институтов. Например, после того как Всемирный банк сделал известным тот факт, что предприниматели Эфиопии не могут законно начать бизнес, не выплатив заработок за четыре года, только чтобы опубликовать официальное объявление в правительственной газете, правительство этой страны сдалось и решило отменить это правило. Доля открытия нового бизнеса немедленно подскочила — почти на 50%.

К сожалению, не все так просто. Становится все понятнее, что неработающие институты власти — это ключ к объяснению бедности в развивающихся странах. Но большинство институтов нельзя описать при помощи модели Мансура Олсона и даже тщательного сбора данных Всемирным банком. Почти все несчастливые институты несчастливы по-своему.

Самая плохая библиотека в мире

Именно такой уникально нефункциональный институт привел к созданию худшей в мире библиотеки. Через несколько дней после моего прибытия в Камерун я посетил одну из самых престижных частных школ страны, камерунский эквивалент Итонского колледжа. На ее территории смешалось старое и новое: низкие, дешево построенные учебные помещения, окруженные площадками для спортивных игр, напомнили мне мою старую школу в Англии, но окруженная зарослями криво замощенная аллея, на которой жили учителя, была совсем на нее не похожа.

Экскурсию по школе проводила библиотекарь, волонтер основанной в Великобритании организации VSO (Voluntary Service Overseas), которая отправляет добровольцев в те бедные страны, где они больше всего пригодятся. Школа гордилась двумя отдельными библиотечными зданиями, но библиотекарь была крайне удручена, и скоро я понял почему.

Выглядела библиотека впечатляюще. За исключением роскошного дома директора, это было единственное двухэтажное здание на территории. Ее дизайн напоминал Сиднейскую оперу. Наклонная крыша, вместо того чтобы опускаться вниз, взметалась ввысь. Если смотреть с центральной аллеи, то похоже на страницы раскрытой книги на подставке.

Несмотря на столь креативный дизайн, мои воспоминания о новой библиотеке сохранятся дольше, чем простоит здание. Стоя под палящими лучами камерунского солнца, сложно сразу понять, что не так с крышей, похожей на огромную открытую книгу. Видимо, архитектор, создававший здание, отличался забывчивостью. Он упустил из виду, что в Камеруне кроме сухого есть и дождливый сезон. Когда здесь идет дождь, он льет пять месяцев подряд и с такой силой, что даже самая глубокая ливневая канализация быстро переполняется. Когда такой дождь обрушивается на вогнутую крышу, которая, по сути, являет собой желоб, сливающий воду на плоское покрытие передней части библиотеки, вы понимаете, что пришло время ламинировать коллекцию книг.

Единственная причина, по которой школьные книги все еще живы, заключается в том, что они никогда не стояли в этом новом здании: библиотекарь отказалась выполнять несколько приказов директрисы перевести их из старого помещения. Когда я зашел в библиотеку, чтобы осмотреть ее изнутри, я сделал вывод, что директор страдает тяжелой формой нежелания признавать очевидное. Здание разрушалось, пол — в пятнах от бесчисленных луж. В воздухе стоял густой запах сырой пещеры. Так не могло пахнуть в современном здании, расположенном на экваторе. Штукатурка отваливалась от стен, как будто вокруг были тысячелетние византийские фрески. А ведь библиотеке было всего четыре года.

Это фантастическое расточительство. Вместо того чтобы строить библиотеку, школа могла закупить 40 тысяч хороших книг, компьютеры с подключением к интернету или оплатить учебу бедным детям. Все было бы лучше, чем бесполезное новое здание. Я уж не говорю о том, что школе вообще не требовалась библиотека: старая прекрасно работает, может вместить в три раза больше книг, чем есть у школы, и отлично защищена от дождя.

Тот факт, что библиотека никому не нужна, отчасти объясняет ее неудачный дизайн. В конце концов, мало кто думает о функциональности здания, работа которого избыточна. Но если дела обстоят именно так, то зачем строили библиотеку?

Наполеону приписывают следующее выражение: «Никогда не приписывайте злому умыслу то, что вполне можно объяснить глупостью».

Это естественная реакция: глупость легко выставить козлом отпущения. Туристу в Камеруне очень просто пожать плечами и объяснить бедность страны тем, что ее жители глупцы. Школьная библиотека — хорошее тому доказательство, но камерунцы не глупее нас с вами. Откровенно бессмысленные явления настолько распространены в Камеруне, что глупость не может быть их разумным объяснением. Дело в чем-то другом. Тут нам снова пора обсудить мотивацию людей, принимающих решения.

Во-первых, большая часть старших чиновников в сфере образования на северо-западе Камеруна происходит из маленького города Бафута. Они контролируют солидные фонды образовательной системы, и местные жители жалуются, что личные связи — важный фактор, определяющий, на что будут потрачены деньги. Неудивительно, что директор престижной частной школы хотела построить здание библиотеки университетских размеров и качества. Ее не заботило, что существующей библиотеки вполне достаточно, а деньги налогоплательщиков можно потратить и другим способом.

Во-вторых, никто всерьез не контролирует директора и ее траты. Как правило, у директоров школ на северо-западе Камеруна есть влиятельные друзья. Люди, работающие в системе образования, получают оплату и повышение не за заслуги, а исключительно по решению директора. Это престижная школа с хорошими условиями для учителей, так что персонал заинтересован сохранить свои рабочие места, поэтому нужно поддерживать хорошие отношения с директором. Фактически единственный, кто может спорить с ней, — это библиотекарь, подотчетная лишь главному офису VSO в Лондоне. Она приехала, когда библиотека уже была построена, и все-таки смогла предотвратить перенос книг и их уничтожение. Директор либо глупа и не понимает, что вода испортит книги, либо ее это не интересует, и она просто хотела продемонстрировать, что книги все-таки существуют. Второе объяснение выглядит более убедительным.

Имея возможность распоряжаться деньгами по своему усмотрению и в отсутствие людей, способных оспорить необходимость расточительной постройки второй библиотеки, директор полностью контролировала проект. Она наняла бывшего выпускника школы для создания проекта здания, вероятно, чтобы показать качество образования, предлагаемого школой. Она и правда кое-что доказала, но, наверное, не совсем то, что планировала. И неважно, компетентен или нет архитектор, недостатки проекта были бы замечены, если бы кому-то это было важно и существовал хоть какой-то интерес к работе библиотеки. Но этого не было. Власти предержащие хотели сделать хоть что-то для повышения престижа школы.

Представьте себе ситуацию: деньги, полученные благодаря социальным связям, а не потребностям, проект, разработанный ради престижа, а не для пользы, отсутствие контроля и подотчетности и архитектор, выбранный человеком, которому безразлично качество работы. Результат налицо: никому не нужный проект, который к тому же плохо выполнен.

Можно подумать, мораль этой истории заключается в том, что эгоистичные или амбициозные люди во власти — это обычная причина расточительности в развивающихся странах. В действительности все еще хуже. Такие люди занимают места во власти по всему миру. Но во многих странах они ограничены законом, прессой и демократической оппозицией. Трагедия Камеруна заключается в том, что ничто не сдерживает здесь личной заинтересованности.

Сюжет посложнее: мотивация и развитие в Непале

Образовательная система Камеруна дает администрации школ настолько извращенную мотивацию, что обучение детей — это последнее, что интересует чиновников.

Другие проекты развития демонстрируют более сложные сочетания необычных стимулов. Один из примеров был обнаружен американским экономистом и политологом Элинор Остром. Она подробно изучила сложное устройство ирригации в Непале. В дополнение к старой традиционной системе плотин Непал имеет несколько современных бетонных плотин и каналов, разработанных профессиональными инженерами и оплаченных международными организациями. Что работает лучше и почему?

Когда я услышал об этом исследовании, я решил, что могу предугадать результаты. Очевидный вывод звучит так: современный дизайн, материалы, талант инженеров и мощная финансовая поддержка должны привести к созданию более качественной ирригационной системы, чем работа кучки крестьян, использовавших грязь и палки. Правильно? Нет, неправильно.

Теперь мы знаем, что к чему. Оказывается, грандиозный современный проект может куда хуже подходить к местным условиям, а местные методы и традиционные знания, передающиеся из поколения в поколение, работают куда лучше. Правильно? Нет, снова неверно.

Реальная история Непала куда интереснее, чем эти упрощенные варианты. Элинор Остром выявила своеобразный парадокс. Первая его часть состоит в том, что современные плотины, профессионально разработанные и построенные, похоже, уменьшают эффективность ирригационной системы. Но вторая часть парадокса заключается в том, что, когда спонсоры платили за строительство ирригационных каналов или укрепляли их современными материалами, они усиливали ирригационную систему, и люди получали больше воды.

Почему спонсоры смогли построить эффективные ирригационные каналы, но не плотины? Тут что-то более интересное, чем простое соперничество между современной технической экспертизой и традиционной мудростью. Правда станет очевидна тому, кто попытается разобраться в мотивации всех участников.

Начнем с простого: любой проект, скорее всего, будет успешным, если выгоду от него получат те люди, которые им занимаются. Так мы сразу объясним, почему существующие методы ирригации имеют преимущество. Дело не в том, что они полны традиционной мудрости (что вполне реально). Просто они разработаны, построены и поддерживаются теми же фермерами, которые их применяют. Современные плотины и каналы, напротив, разрабатываются инженерами, которые не умрут от голода, если плотину прорвет, заказываются чиновниками, чьи посты не зависят от успеха проекта, и оплачиваются спонсорскими организациями, которые оценивают работу по процессу, а не результату. Мы отмечаем, что лучшие материалы и значительное финансирование не обязательно приводят к удаче.

Копнем еще глубже, и окажется, что ирригационная система должна обслуживаться, чтобы работать. Но кто будет это делать? Ни спонсоры, ни чиновники не заинтересованы в обслуживании, хотя и стоило бы. Чиновники в Непале обычно получают повышение по старшинству и частично из-за связи с престижными проектами. Поддержка — это тупиковый путь, и неважно, приносит она выгоду крестьянам или нет. Какой чиновник захочет наблюдать за непрекращающимся ручным трудом вдали от Катманду, где его жена ходит по магазинам, а дети — в школу? Кроме того, взятки — потенциальный источник дохода для чиновников, и большие строительные контракты предоставляют куда большие возможности для коррупции, чем работа по поддержке системы.

Как и чиновники, благотворительные агентства работают в условиях, которые поощряют большие строительные проекты. Все они нуждаются в таких проектах: если они не смогут потратить деньги, им не удастся получить больше. Кроме того, многие организации взаимной помощи, такие как USAID, связаны со специфичными для страны видами помощи. USAID, как правило, должно использовать оборудование, закупленное в США, — обычно тяжелую, высокотехнологичную аппаратуру. Поскольку бульдозеры особенно полезны при строительстве плотин, а не при их обслуживании, результат, несомненно, в пользу больших строительных проектов. Наконец, даже если у агентства, которое предоставляет деньги на правах благотворительности, нет предубеждения против больших проектов, ему все равно приходится полагаться на информацию, полученную от местных сотрудников и консультантов, у которых часто та же самая мотивация, что и у чиновников.

Все это помогает понять, почему те, кто занимается строительством, не заинтересованы в строительстве хороших, эффективных систем так же сильно, как крестьяне. Но это не объясняет открытие Олсона. Как вы помните, он доказал: плотины, возведенные на благотворительные деньги, обычно ухудшают ситуацию, а каналы, проложенные благодаря спонсорским вливаниям, хорошо работают, несмотря на то что люди, которые их заказали, не слишком заботятся об их функциональности. Чтобы понять, почему так происходит, нужно вспомнить о самих крестьянах.

Кажется, никто кроме них не заинтересован в поддержке ирригационной системы после того, как она построена. Но это не должно быть проблемой. До создания крупных современных ирригационных систем крестьянам приходилось поддерживать традиционные. Если они могли делать это, то разве не способны справиться с современными системами?

Обслуживание ирригационной системы включает решение двух задач: сохранять плотину и прочищать каналы от засоров. Работы масса. Крестьяне не будут этим заниматься, если не увидят прямой выгоды, и в этом корень проблемы. А суть в следующем: всем нужно, чтобы плотина сохранялась в целости, но крестьянам, работающим возле плотины, не очень интересно, что произойдет с оросительными каналами ниже по течению. Так зачем им следить за состоянием каналов? К счастью, большинство крестьянских хозяйств в Непале выработали систему сотрудничества. Основной принцип заключается в том, что люди, живущие ниже по течению, помогают поддерживать плотину в хорошем состоянии в обмен на помощь по уходу за каналами. Пока все отлично.

Если крупный спонсор платит за установку новых, бетонных каналов, то всем становится лучше. Они качественнее, проводят больше воды и требуют меньше ухода. Но если тот же спонсор заплатит за новую плотину, то все развалится. Причем речь не о плотине. Все наоборот: бетонная плотина требует меньше обслуживания, чем традиционная, поэтому соглашение о сотрудничестве, которое поддерживало всю ирригационную систему, больше не работает. Традиционная сделка расторгается. Крестьяне, живущие выше по течению, больше не помогают чистить каналы в обмен на помощь по уходу за плотиной от крестьян, поселившихся ниже по течению. Крестьянам выше по течению не нужна помощь, поэтому крестьянам ниже по течению больше нечего предложить.

Многие ирригационные системы в Непале разрушились, потому что, хотя технические качества новой системы были улучшены, никто не учел человеческий фактор.

Это еще один пример того, что, если общество не может предложить правильные стимулы для продуктивного труда, никакой объем технической инфраструктуры не спасет его членов от бедности. Проекты развития часто создаются людьми, у которых нет серьезной заинтересованности в успехе, но зато есть страстное желание получать взятки и продвигаться по службе. Если эффективность — самый малый из приоритетов, то неудивительно, что проект не приводит к публично заявленным результатам, даже если он был организован с реальной целью обогатить бюрократов. И даже если проект был из тех, который бы все равно реализовали, будь развитие экономики истинной целью, взятки и другие искажения, скорее всего, не дадут ему шанса принести пользу.

Так есть ли шанс на развитие?

Специалисты по развитию часто фокусируются на попытках помочь бедным странам разбогатеть через улучшение начального образования и инфраструктуры, такой как дороги и телефонные сети. Это, конечно, разумно. Но, к сожалению, это меньшая часть проблемы. Экономисты, разобравшиеся в статистике или изучившие необычные данные, такие как заработки камерунцев в Камеруне и в США, обнаружили следующее: инфраструктура и заводы не помогают объяснить разрыв между бедными и богатыми. Из-за ущербной образовательной системы Камерун, вероятно, в два раза беднее, чем должен быть. Из-за отвратительной инфраструктуры он еще примерно в два раза беднее. Так что можно было бы ожидать, что Камерун в четыре раза беднее, чем США, но на самом деле он в пятьдесят раз беднее. И мы не знаем, почему жители этой страны ничего не могут с этим поделать. Разве не способно камерунское сообщество улучшить свои школы? Ведь выгоды будут намного превышать расходы. Могут ли камерунские предприниматели строить фабрики, патентовать технологии, искать иностранных партнеров… и заработать состояние?

Похоже, что нет. Мансур Олсон доказал, что клептократия на верхах затрудняет рост бедных стран. Если таким государством управляет вор, то это не обязательно означает конец света. Правитель может предпочесть развивать экономику и затем отрезать куски от большого пирога. Но грабежи будут распространяться, потому что либо диктатор не уверен в своей власти, либо ему нужно позволить остальным красть, чтобы обеспечить себе поддержку.

Чем вы ближе к основанию пирамиды богатства, тем сильнее замедляется развитие, потому что правила и законы общества не поощряют проекты и предпринимательство, которые создавались для общего блага. Предприниматели не строят официальный бизнес (это слишком сложно) и потому не платят налогов. Чиновники добиваются реализации нелепых проектов для своего престижа или личного обогащения, а школьники не видят смысла учиться ради бесполезных специальностей.

Пагубное влияние коррупции и извращенной мотивации не новость. Но, наверное, мы узнали что-то новое, поняв: искаженные законы и стимулы почти полностью объясняют разрыв между Камеруном и богатыми странами. Такие государства, как Камерун, не достигают собственного потенциала, даже если учесть их слабую инфраструктуру, слабые инвестиции и минимальное образование. Еще хуже то, что сеть коррупции губит любую попытку привлечь инвестиции, улучшить инфраструктуру и образовательные стандарты.

Образовательная система Камеруна стала бы лучше, если бы у людей был стимул получить хорошее образование. Если бы вакансии распределялись по заслугам, то не связи, а хорошие оценки и реальные навыки обеспечивали бы трудоустройство. У Камеруна появились бы лучше технологии и больше работающих заводов, если бы инвестиционный климат был нормальным как для внутренних, так и для внешних игроков, а прибыль не съедали взятки и бюрократия. В заводы и компьютеры инвестируют так мало, что даже небольшое вливание было бы очень эффективным.

Тот невысокий уровень образования, технологий и инфраструктуры, который уже есть у Камеруна, мог бы быть куда выше, если бы общество поощряло продуктивные идеи. Но оно устроено иначе.

К сожалению, у нас до сих пор нет точного слова для описания того, чего не хватает Камеруну и вообще бедным странам. Но мы начинаем понимать, что за этим кроется. Некоторые люди называют это социальным капиталом или, возможно, доверием. Другие — верховенством права или институтами власти. Но это только ярлыки. Проблема в том, что Камерун, как и другие бедные страны, — это мир, поставленный на голову. В нем стремление большинства людей что-либо предпринять прямо или косвенно вредит всем остальным. Стимул создать богатство переворачивается вверх ногами, точно так же, как крыша школьной библиотеки.

Все начинается с правительства, и затем «гниение» перекидывается на общество. Нет смысла инвестировать в бизнес, потому что государство не защитит вас от воров. (Так что лучше стать вором.) Нет смысла оплачивать телефонный счет, потому что никто не затащит вас в суд, чтобы получить свои деньги. (Так что нет смысла создавать телефонную компанию.) Нет смысла получать образование, потому что на работу устраиваются не по заслугам. (И в любом случае вы не сможете получить кредит на обучение, потому что банк не сможет получить его обратно, а правительство не строит хороших школ.) Нет смысла заниматься импортом, потому что таможенные чиновники — единственные, кто на нем заработает. (Поэтому торговли мало, так что чиновникам не хватает денег и они еще старательнее вымогают взятки.)

Теперь, когда мы начинаем понимать важность этих факторов, можно догадаться, что происходит. Но суть проблемы бедности заключается в том, что она отторгает решения, так что это медленный и сложный процесс. Обычно мы считаем неприемлемым насаждать демократию силой, а когда делаем это, то режимы долго не удерживаются. Мы не любим, когда отправленная помощь пропадает из-за бюрократии, но у нас нет времени следить за тем, как потрачены деньги.

Эти проблемы нельзя решить разом. Но есть несколько простых реформ, которые — при наличии политической воли — могли бы подтолкнуть такие страны, как Камерун, в правильном направлении. Одна из них — отмена бюрократических препон, позволяющая легально создавать мелкие компании. Это даст возможность предпринимателям расширяться и брать кредиты. Несложно осуществить и судебную реформу. Для нее нужно разумное и благожелательное правительство, но вполне достаточно одного министра со светлым умом и горячим сердцем, чтобы реформировать весь сектор гражданского права.

Еще одно жизненно важное условие — это привлечение мировой экономической помощи. Большинство бедных стран невелики по размеру. Вся экономика Центральной и Западной Африки размером примерно с экономику Бельгии. Маленькое африканское государство Чад имеет экономику меньше, чем английский город Шрусбери. Такие маленькие страны, как Чад и Камерун, наверное, не могут быть самостоятельными. Они нуждаются в доступе к дешевому топливу, сырью, кредитам международных банков и заводскому оборудованию. Но камерунцы находятся в ловушке тарифов на торговлю, они у них одни из самых высоких в мире: 12,7% по сравнению со среднемировыми 2,8%. Такие барьеры создают огромные доходы для правительства и позволяют ему защищать бизнес своих приятелей или выдавать прибыльные лицензии на импорт. Маленькое государство не может выжить без мировой экономики. С ней небольшие страны смогут процветать. В следующей главе мы посетим одну из таких стран и выясним, как это происходит.