Позитивный разговор

Разговор Путина и Эрдогана прошел «очень позитивно». Правда, при этом главное российское новостное агенство ссылается на турецкие официальные источники — наши пока молчат.

В принципе, история с письмом Эрдогана, которое ничем не отличалось ни по своей сути, ни по содержанию, ни по речевым оборотам от всех предыдущих, но при этом именно его Кремль стал активно продвигать как «прорывное», показала, что наши готовы идти на примирение любой ценой.

Смысл сдачи назад очевиден: в ноябре имелись иллюзии, что будут достигнуты военные успехи, и дальнейшие переговоры с региональными игроками будут проходить с преимуществом России. Успехом должна была стать зачистка территории Латакии и Идлиба от протурецких туркоманов и просаудовского крыла Джейш-аль-Ислам. На этом войну можно было и заканчивать. Кремль довольно самонадеянно рассчитывал использовать сирийскую армию и иранских «ихтамнетов» в своих целях, однако их интересы российское руководство не интересовали вообще. Более того — наши умудрились крайне по-хамски повести себя в отношении Асада, налево и направо рассказывая всем, что в общем-то, плевать они на него хотели, нам Асад неинтересен, нам важна некая абстрактная единая Сирия, а как там она будет устроена — не наше дело.

Понятно, что в таких условиях и Асад, и Иран играть в столь странные игры отказались. Первым звонком стала ликвидация лидера Джейш аль-Ислам Аллюша. Кто именно его ликвидировал — история темная, скорее всего наши, но точно по наводке сирийцев. Просто потому, что никакой разведки у нас нет, и столь точные координаты с наводкой могли дать только местные. Вот только ликвидация Аллюша нам была категорически невыгодна — на него делалась ставка в переговорах, и он был вполне способен на компромисс. Не за так, понятно — Аллюша уже в открытую называли министром обороны в переходном правительстве. Асада, судя по всему, никто не спрашивал, поэтому он пошел на обострение.

Вообще, хамство по отношению к союзникам — визитная карточка нашей современной политики. Первенство, конечно, держит постоянное опаздывание во всем и всюду (кстати, это чисто личная черта Путина) и тотальная незавершенность любых дел. Но хамство и пренебрежение идут сразу за ними.

Итогом стало нарастание хаоса в стройной кабинетной теории нашей великой перемоги в Сирии. Уже к новому году стало понятно, что сирийцы не горят желанием участвовать в авантюрах Кремля и отправляют участвовать в них свой собственный «Правый сектор» из числа отмороженного на всю голову полу-наемного полу-ополчения  вроде разных «Соколов» и «Тигров». Регулярный спецназ Асад перестал применять в наступательных операциях вообще, зажав его в кулаке. Периодически (очень периодически) всплывают упоминания о точечных операциях именно спецназа — армейского и спецслужб, но рисковать ими в качестве пушечного мяса в путинских авантюрах Асад совершенно не спешит.

Вся кремлевская стратегия сломалась в конце января, когда саудиты, турки и ЛАГ стали готовить мощнейший за всю послевоенную со времен Второй мировой ударный кулак. Оценочно (силы ЛАГ и Турции) его можно оценить в полмиллиона человек в двух группировках на юге и севере Сирии, суммарно до 4 тысяч танков (на обоих направлениях) и около 3-3,5 тысяч самолетов (арабские и турецкие ВВС). Никакого резона залезать в сирийско-иракскую кашу, кроме нанесения поражения российской группировке, у нее не было — воевать с боевиками такая группировка была не в состоянии — слишком разные интересы у всех участников этой временной коалиции внутри Сирии, поэтому вне общего врага вроде России такая коалиция обречена на мгновенный распад.

По сути, перед Россией замаячил вариант Крымской войны 19 века — такая же ситуативная коалиция противников, удаленность от центральных районов, угроза на периферии (Средняя Азия и Украина; аналогом в 19 веке был Петропавловск-Камчатский и Архангельск, которые тоже подверглись угрозе со стороны Англии). Шансов у Кремля в такой войне не было по определению. Даже ядерное оружие здесь было бессильно — оно парировалось угрозой передачи саудитам «их» зарядов из Пакистана.

Итогом стало позорное прекращение военной операции. Путину дали возможность сохранить лицо внутри страны и позволили ему слегка покуролесить на мало чем интересном участке в Пальмире. Теоретически даже здесь можно было добиться серьезного успеха, так как оперативное значение Пальмирского перекрестка крайне велико, но рисковать развивать успех Путин уже и не пытался. Концерт в прямом эфире — это максимум, что он смог выжать. Красиво, но в военном отношении абсолютно бесполезно.

Тем не менее, по мнению Запада, Путин уже подзадержался в Сирии, и его очень лихо развели на «бросок на Ракку», когда американцы выразии готовность взять столицу ИГ силами курдов. Формально это был шанс — курды серьезный противник, и отражать наступление с севера ИГИЛ должен был без дураков, тем более, что бросок к Манбиджу казался лишь частью общего замысла американцев. Возьми Путин Ракку — ситуация, конечно, могла серьезно измениться в его пользу. Медийное значение победы было очень велико. Вот только никто на Ракку с севера так и не пошел, группа, вышедшая из Иттрии, целый месяц безнадежно сидела в пустыне, ожидая обещанного наступления курдов с севера, чтобы пойти на пустую Ракку — и ничего не высидела. ИГИЛ за это время перемолол силы Ирака в Фаллудже, зафиксировал ситуацию в Манбидже, и только после этого обратил внимание на невнятную группу в районе Табки.

После поражения под Раккой (точнее, под Табкой) и спешного возвращения сборной в Иттрию у Путина больше нет шансов на самостоятельную игру в Сирии — вообще никаких. Теперь он может только договариваться, причем на подчиненных ролях. Именно поэтому ему вдруг крайне срочно потребовалось восстанавливать отношения с Турцией — и поводом стали совершенно абстрактные и ничего в принципе не значащие фразы Эрдогана. Ничуть не более конкретные, чем три-четыре месяца назад.

Поэтому возникла столь постыдная ситуация, когда наши СМИ просто наперегонки стали выдавать информацию о готовности Турции идти любой ценой на восстановление отношений. Турки были явно обескуражены и несколько раз на уровне премьера корректировали слишком смелые заявления из России. Наши были вынуждены менять показания но выдавали их почему-то за изменение позиции самой Турции. В принципе, понятно — здесь сугубо внутреннее потребление, на него и идет работа.

Сегодняшний разговор, инициативу которого проявила именно российская сторона, явно не похож на извинения Эрдогана — в таком случае даже с сугубо бытовой логики звонить должен он. Но сейчас не до политесов — российский электорат уже подготовлен, в нашем телевизоре Турция на коленях, потому такие нюансы уже никого не интересуют.

Поэтому Кремль и не спешит с официальными итогами разговора — нужно понять, что скажут турки, и вклиниться в их версию, чтобы не вызвать новых корректировок и опровержений. Главное — закрыть тему конфликта с Турцией и вернуть статус-кво хотя бы на прежнем уровне. Даже это будет грандиозной победой — хотя, скорее всего, кое-чем поступаться все равно придется.