Принуждение к выбору: за кем пойдёт Сеул?

Как показал недавний визит Мун Чжэ Ина в Вашингтон, в американо-китайском противостоянии Сеул сделает выбор, скорее всего, в пользу США. Выбор этот является вынужденным и не вызывает у Кореи особого энтузиазма, однако и южнокорейский политический класс, и большая часть южнокорейской публики, судя по всему, не видят ему альтернативы, пишет Андрей Ланьков, профессор Университета Кунмин.

С 19 по 22 мая 2021 года президент Южной Кореи Мун Чжэ Ин находился с визитом в Вашингтоне, где провёл переговоры с Джо Байденом. Этот саммит стал первой поездкой южнокорейского президента за границу за всё время с начала пандемии.

Надо сказать, что Мун Чжэ Ин ездил в Вашингтон не только для того, чтобы лично встретиться со своим могущественным коллегой: была необходимость обсудить вопросы, по которым между Сеулом и Вашингтоном имеются реальные или потенциальные противоречия.

Для Мун Чжэ Ина важнейшей задачей было добиться изменения американской позиции по вопросу о межкорейских отношениях. Мун Чжэ Ин и его Демократическая партия традиционно являются сторонниками мягкой политики в отношении Пхеньяна, выступают за развитие контактов и обменов с беспокойным северным соседом и, главное, готовы все эти контакты и обмены щедро финансировать за счёт южнокорейского бюджета.

Однако в ситуации, что сложилась после 2017 года, проекты экономического сотрудничества с Севером невозможно реализовать без прямого одобрения со стороны США. Действующий ныне режим санкций, одобренный Советом Безопасности ООН в одах, запрещает почти любые формы экономического взаимодействия с Северной Кореей. Сотрудничество Севера и Юга (за исключением чисто гуманитарных проектов) станет возможным только в том случае, если Совет Безопасности ООН или ослабит санкционные ограничения как таковые, или же решит сделать исключение для каких-то конкретных проектов, которые в таком случае должны быть специальным решением выведены из-под действия санкционного режима. США являются постоянным членом Совета Безопасности ООН и пользуются правом вето, так что без прямого американского согласия ни один из этих двух вариантов не может быть реализован.

У американского президента тоже были вопросы к его южнокорейскому коллеге. В настоящее время в Восточной Азии главной для США задачей является сдерживание Китая — и, разумеется, Вашингтону хотелось бы, чтобы в усилиях, направленных на изоляцию и ослабление Китая, принимала участие и Южная Корея. Кроме этого, США заинтересованы в том, чтобы максимально «разомкнуть» американскую и китайскую экономику, снизив свою зависимость от китайских поставок в стратегически важных областях, — и здесь им тоже хотелось бы получить помощь от Сеула, так как в некоторых сферах южнокорейские технологии являются более продвинутыми, чем американские.

Судя по коммюнике и другим документам саммита, обеим сторонам удалось осуществить немалую часть своих планов.

С одной стороны, американская сторона пошла на уступки в вопросах отношений Северной и Южной Кореи. На первый взгляд может даже показаться, что в тексте совместного коммюнике содержатся серьёзные противоречия. С одной стороны, там говорится, что «президент Байден выразил свою поддержку развитию межкорейского диалога, взаимодействия и сотрудничества». С другой, в том же коммюнике заявляется, что необходимо «последовательно выполнять» существующие резолюции Совета Безопасности — то есть резолюции, которые устанавливают санкционный режим, являющийся непреодолимым препятствием на пути развития межкорейского сотрудничества.

Это противоречие можно толковать по-разному, но среди наблюдателей преобладает мнение о том, что в ходе переговоров в Вашингтоне южнокорейская и американская сторона достигли компромисса. С одной стороны, решено, что жёсткий санкционный режим пока сохраняется. С другой, США согласились, что они «в порядке исключения» будут соглашаться на то, что какие-то отдельные проекты межкорейского сотрудничества начнут официально, соответствующим решением Совета Безопасности выводиться из-под действия санкций. Не исключено даже, что за закрытыми дверями стороны договорились о том, какие именно проекты получат американское одобрение и, следовательно, будут формально выведены из-под действия санкций решениями Совета Безопасности.

Большое внимание в южнокорейской прессе вызвало то, что в совместном американо-южнокорейском коммюнике содержится прямое упоминание Сингапурской декларации. Эта декларация была принята в июле 2018 года, после встречи Дональда Трампа и Ким Чен Ына — первого в истории американо-северокорейского саммита. Сингапурская декларация является документом, прямо скажем, достаточно туманным, но её упоминание сигнализирует о том, что администрация Байдена в принципе намерена продолжать линию на переговоры с Северной Кореей, которую в своё время начал президент Трамп.

На заметные уступки пошла и южнокорейская сторона — и, если смотреть с точки зрения глобального расклада сил, эти уступки представляются куда более значительными.

Главным вопросом тут является, конечно, отношение к Китаю. Южная Корея в принципе не рвётся принимать участие в том крестовом походе против Пекина, который сейчас разворачивает Вашингтон. От Сеула до Пекина куда ближе, чем от Вашингтона, так что трения с Китаем для Южной Кореи будут куда более болезненными, чем для стран, которые располагаются вдали от восточноазиатского гиганта. Ещё более важным обстоятельством является то, что примерно 25–27 процентов всего южнокорейского товарооборота составляет торговля с Китаем, который уже давно является главным внешнеторговым партнёром Сеула.

Тем не менее южнокорейская сторона пошла на неожиданно серьёзные уступки по китайскому вопросу. Само слово «Китай» в тексте документа вообще не встречается, нет там и упоминаний некоторых особенно болезненных для Китая вопросов — например, там ничего не говорится о проблеме Гонконга или о ситуации в Синьцзяне. Однако в тексте коммюнике содержится целый ряд заявлений, в которых однозначно выражается поддержка американских позиций по вопросам, связанным с Китаем.

В коммюнике прямо сказано о необходимости обеспечить «мир и стабильность в Тайваньском проливе», а также «свободу мореплавания и полётов в акватории Южно-Китайского моря». Понятно, что в первом случае выражается поддержка Тайваню в его обострившемся противостоянии с Китаем, а во втором — осуждаются китайские территориальные претензии в Южно-Китайском море.

Кроме этого, в коммюнике можно увидеть и другие камни, брошенные в китайский огород. Например, там говорится, что, дескать, обе стороны «поддерживают прозрачное и независимое исследование и анализ причин возникновения эпидемии COVID-19». В этих словах явно наличествует намёк на то, что официальная китайская позиция по вопросу о происхождении COVID-19 не является достоверной (как известно, в западной печати сейчас популярна идея о том, что пандемия началась с утечки вирусов из китайской вирусологической лаборатории в Ухане).

Ещё одной уступкой Сеула Вашингтону, тоже отчасти связанной с Китаем, стало заявление об «исключительной важности» трёхстороннего американо-японско-южнокорейского сотрудничества. Первые годы президентства Мун Чжэ Ина были отмечены частыми и бурными конфликтами между Японией и Кореей, которые обычно инициировались южнокорейской стороной (в основном по внутриполитическим причинам — антияпонизм в Южной Корее очень популярен).

Отчасти с китайской проблематикой связано и решение южнокорейских фирм (действующих по инициативе властей) вложить в развитие американской полупроводниковой промышленности около 40 миллиардов долларов. Речь идёт о создании на территории США производств, которые будут использовать передовые южнокорейские технологии и позволят снизить зависимость США от поставок микросхем из-за границы, в первую очередь — из Китая.

Понятно, что многочисленные (приведённый выше список далеко не полон) выпады по адресу Китая неизбежно вызовут раздражение в Пекине. Они, собственно, его уже и вызвали: вскоре после визита с критикой занятой Сеулом позиции выступили и официальный представитель МИДа КНР, и, что несколько необычно, китайский посол в Южной Корее.

Следует иметь в виду, что Мун Чжэ Ин является лидером лево-националистического лагеря и многие деятели из его окружения на протяжении долгого времени считались политиками, критически относящимися к США. Противники Муна из правоконсервативной оппозиции, которые, напротив, всегда занимали последовательно проамериканские позиции, часто изображали Мун Чжэ Ина чуть ли не китайским агентом влияния. Эти утверждения были, конечно, далеки от истины, но определённые симпатии к Пекину у Мун Чжэ Ина и его окружения до какого-то момента действительно имелись. Визит Мун Чжэ Ина в Вашингтон стал ещё одним проявлением тех перемен, которые происходят в Восточной Азии. По мере того как набирает обороты американо-китайское противостояние, страны региона всё чаще оказываются перед необходимостью делать выбор.

Традиционно Южная Корея была, пожалуй, одной из самых дружественных к Китаю стран Азиатско-Тихоокеанского бассейна. При том что корейцы в целом к Китаю относятся слегка свысока, они до недавнего времени не видели в нём особой угрозы и были довольны сложившейся в последние 20–25 лет ситуацией, при которой Южная Корея в вопросах безопасности сильно зависела от США, а в вопросах экономики — от Китая. Правда, это благостное отношение к Пекину стало ощутимо меняться в последние годы, которые были отмечены возникновением и быстрым распространением в стране антикитайских настроений, ранее практически отсутствовавших.

Как бы то ни было, сейчас сложилась ситуация, при которой в Южной Корее, кажется, решили, что пришло время делать выбор, ибо сидеть и дальше на двух стульях становится затруднительно. Как показал визит Мун Чжэ Ина (изначально — одного из наиболее прокитайских и антиамериканских политиков в южнокорейском истеблишменте) в Вашингтон, выбор этот в Сеуле сделают, скорее всего, в пользу Вашингтона. Выбор этот является вынужденным и не вызывает у Кореи особого энтузиазма, однако и южнокорейский политический класс, и большая часть южнокорейской публики, судя по всему, не видят ему альтернативы.

Андрей Ланьков

Источник

Автор Андрей Николаевич Ланьков — востоковед-кореевед, историк и публицист. Кандидат исторических наук, профессор. Преподаватель Университета Кунмин (Сеул).

Фото © Alex Brandon/AP