Слово о равнодушии

Мерзко становится где-то внутри при виде целых городов, полных равнодушных трусливых людишек. Я родился там, где всегда было много рыбы. Но не мог заставить себя чистить пойманную рыбу, пока она жива. Хотя для других в этом не было ничего необычного. С существами, замаскировавшимися под людей, но при этом насилующих и убивающих детей и женщин, могу поступать жёстко, предельно жёстко, или даже запредельно, на чей-то взгляд. Но вот чистить живую рыбу до сих пор не берусь. Мерзко мне от этого. Сначала её пристукнуть нужно. Вот и глядеть на бессмысленно суетящиеся толпы мерзко. Ни случайно прикоснуться, ни заговорить ни с кем из толпы без крайней необходимости не хотелось бы. А о чём с ними разговаривать? Идёт война. Давненько уже. Гибнут люди. Гибнут дети. Фашисты фашиствуют, предатели предают, каратели пытают и убивают. Но отчего-то почти всем плевать. Разговаривал всё же с ними, существами из толпы. Было дело. Страшно им о войне думать. Как минимум, неприятно. Чего боятся? Зачем? Есть убийцы детей — значит, их и их пособников нужно уничтожать или помогать тем, кто уничтожает. Всеми доступными способами. Разве может что-либо быть важнее, чем очищение мира от беспредела? Разве это не очевидно? Ну хотя бы из чувства самосохранения, ведь следующей жертвой беспредельщиков может стать кто угодно. Чего бояться-то? Равнодушные, отворачивающиеся от происходящего, надеющиеся, что кто-то за них всё сделает — предатели. Причём предают собственных детей уже, позволяя злу распространяться везде. Не понимаю. Каждый из этой толпы как рыба-зомби, что-ли… И двигается, вроде, но уже протухла. Мерзко . . . 

Станислав Толчаницын