Запад щедро платит России за свой энергокризис

Гигантские раздачи денег в Европе и Америке, помноженные на свертывание там «старой» энергетики, обернулись взрывным ростом доходов российского бюджета. При любом сценарии россиянам не стоит рассчитывать на рост благосостояния.

Невиданный в истории взлет европейских биржевых цен на газ (на пике — почти десятикратный, до $2000 за тысячу кубов) побудил государственное агентство ТАСС обратиться к независимому агентству Fitch с просьбой подсчитать предстоящие барыши российской казны. В ответ Fitch выдало прогноз, согласно которому в 2021-м бюджет России получит нефтяных и газовых доходов на 9 трлн руб. Это чуть выше, чем в предкризисном 2019-м, и на $50 млрд больше, чем в 2020-м.

Три четверти этого приварка, полагает рейтинговое агентство, придутся на рост доходов от нефти, и только четверть (меньше $15 млрд) — на газ. Все-таки биржевые скачки — явление преходящее, и к тому же большая часть газового экспорта идет по долгосрочным контрактам с заранее оговоренными ценами. Поэтому среднегодовая цена российского газа предположительно вырастет лишь до $320 за 1000 кубометров и превысит прошлогоднюю «всего» в 2,2 раза. А дальше будет видно.

Нефтегазовые доходы российского бюджета все еще не так велики, как в золотые деньки какого-нибудь 2011 года, но уверенно к ним стремятся. Баррель нефти в октябре продается почти за $85. Это заметно меньше, чем среднегодовая цена в 2011-м ($111), однако существенно больше, чем в доковидном 2019-м ($64), не говоря о 2020-м ($42).

То, что сейчас происходит, уже вполне можно назвать мировым энергокризисом, и европейские газовые пертурбации — лишь малая его часть.

Начнем, однако, именно с Европы. Насчет непосредственных причин газового дефицита в европейских странах особых споров нет. Это холодная прошлая зима, исчерпавшая запасы в хранилищах; тихая погода, из-за которой встали ветряки; избыток жары летом, плохо сказавшийся на солнечных батареях (оказывается, он им вреден); недопоставки сжиженного газа из США и Катара. И, наконец, досрочное прекращение добычи газа на почти исчерпанном нидерландском месторождении Гронинген. Короче, редкостное, как объясняют, стечение неудачных обстоятельств.

А некоторые западные эксперты и политики, хотя и не большинство из них, добавляют, что крупное воздействие на этот кризис оказала Россия, отказавшись увеличивать поставки газа.

Но вклад нашего режима уж точно не был решающим. Понятно, что он использует газовый дефицит для ускорения ввода в действие «Северного потока-2», уменьшения прокачки газа через Украину, дисциплинирования Молдавии с ее новым проевропейским режимом и т. п. Но газовым бойкотом его действия назвать нельзя. Сокращения поставок в Европу не было, они даже слегка выросли, а для более ощутимого их роста в России нет резервов. При сильном желании (которого в Москве, разумеется, нет), можно было бы увеличить поставки еще на несколько процентов. Но газовый дефицит там слишком велик, чтобы его таким способом можно было закрыть.

Энергокризис сейчас — явление всемирное. Тот же газ резко подорожал везде. Как и прочие «традиционные» энергоносители.

Корневых причин — две. Причем они переплетаются друг с другом.

Первая — это колоссальные антикризисные денежные вливания, осуществленные в 2020-м, продолженные в 2021-м и охватившие все страны Запада и часть прочих. Оправданные в прошлом году и сомнительные в нынешнем, эти деньги в форме прямых субсидий или крайне дешевых кредитов, простимулированных нулевыми процентными ставками центробанков, должны были дотечь и до сырьевых рынков. В прошлый раз, после мирового спада 2008–2009, именно вал «антикризисных» денег обеспечил взлет нефтецен. Никогда нефть не была дороже, чем с 2011-го по первую половину 2014-го.

Выпустившие эти деньги США и Евросоюз предназначали их, естественно, только для самих себя. Но фактически заметная часть их антикризисных щедрот перетекла к странам-нефтеторговцам. Доля России, например, измерялась несколькими триллионами долларов.

Потом на мировых рынках заработали несколько новых факторов, в том числе взлет американской сланцевой нефтедобычи, и энергоцены сильно снизились. Казалось, навсегда. Но невиданные денежные вливания последних двух лет сломали механизмы сдерживания энергоцен, и они опять пошли вверх. Хотя пока и не так мощно, как в прошлый раз.

Дальнейшее зависит от того, как себя теперь проявит вторая корневая причина энергокризиса.

Она заключается в том, что богатые страны начали так называемый энергопереход — отказ от «традиционных» источников энергии, особенно угольной, и упор на так называемые возобновляемые источники (ВИЭ). Но уровень менеджмента этого всемирно-исторического начинания на сегодня можно оценить как провальный.

Атмосфера истерии, шельмование любых сомневающихся, невозможность трезвого и объективного обсуждения проблем привели к массе некомпетентных и не монтирующихся друг с другом решений. Например, дефицит газа (всемирный, а вовсе не европейский) вызван не столько сочетанием вышеперечисленных случайных неприятностей, сколько несбытием надежд на ВИЭ (изначально необоснованных) и резким ростом мировой потребности в газе для замены сворачиваемой угледобычи.

Притом, повторю, обе глубинные причины энергокризиса переплелись. Поток бесплатных, а то и безвозвратных кредитов подает участникам экономической деятельности неверные сигналы, поскольку нерентабельные производства теперь запросто выживают и не наказываются банкротством. А идеология «этичных» и природоохранных ESG (environment, social, sustainability)-инвестиций обрушивает на предпринимателей еще одну лавину опасных и сбивающих с толку указаний, требуя не вкладываться в производства, которые идеологический актив аттестует как «плохие» и «неэтичные», даже если общественная и хозяйственная потребность в них очевидна.

Поэтому долгосрочные инвестиции в «традиционную» энергодобычу по большинству позиций уменьшаются, и на первый план выходят спекулятивные игры вроде сделок с европейскими газовыми фьючерсами, вздувающие цены и приносящие профессионалам немедленный, легкий и огромный барыш.

Если допустить, что рыночные закономерности все еще работают, то можно было бы предсказать скорое окончание нынешнего энергокризиса. Производство сланцевой нефти и сжиженного газа в ответ на скачок спроса быстро вырастет. Значит, цены на топливо упадут. А энергопереход перенаправят в трезвое русло, пусть он даже и слегка затянется. В этом случае состояние российской казны сначала вернется к скромному, но не критичному уровню 2019-го года, а потом станет плавно и небыстро ухудшаться.

Но уверенности в том, что этот сценарий — главный, уже нет. Поэтому скажу о двух других.

Радикальный сценарий, о неотвратимости которого сейчас много говорят, — это решительное ускорение энергоперехода, игнорирующее любые материальные и человеческие потери. Сравнить такое можно будет, пожалуй, с нашей коллективизацией, проведенной железной рукой и вопреки интересам большинства, но вполне успешной в глазах организаторов.

Что касается России, то быстрый энергопереход, налагающий идеологический запрет (или полузапрет) на топливо старого типа, невыгоден не столько даже нашему режиму, сколько простому народу. Внешний спрос на российские нефть и газ уменьшится, и государственные системы вспомоществования будут сокращаться.

И, наконец, сценарий инерционный. Если все пойдет по тем же траекториям, что и до сих пор. Рост нефте- и газодобычи будет тормозиться недостаточностью инвестиций, а продвижение нерентабельных и рисковых ВИЭ будет медленным из-за неготовности стран и народов приносить себя в жертву.

Сочетание низкого и буксующего предложения с высоким денежным спросом называется стагфляцией. Это весьма кислый сценарий для Запада, но потенциально выгодный для российского режима. При условии, конечно, что экспорт нашей державы не попадет под энергоэмбарго. Впрочем, всегда можно будет прожить под крылом Китая.

Вот три сценария, из которых еще недавно я всерьез разбирал бы только первый. Но скорость глобальных перемен растет буквально на глазах.

Сергей Шелин

Источник

Автор Сергей Григорьевич Шелин — политический аналитик, журналист, обозреватель ИА «Росбалт».

Фото: СС0 Public Domain