7 ноября 1941 г. в Москве

…В раннее морозное утро 7 ноября 1941 г., когда сурово и решительно маршируют по заснеженной брусчатке Красной площади свежие сибирские и дальневосточные дивизии, бойцы народного ополчения и уже обстрелянные части, отозванные с передовой только на день парада, все понимают — многие из них больше никогда не увидят столицы, т. к. уходят прямо на фронт.

А мороз такой, что у шестидесятилетнего автора марша «Прощание славянки», Василия Агапкина, дирижировавшего оркестром, сапоги примерзают к тумбе, возвышающей его над оркестрантами. А те играют марши по очереди, потому что не слушаются окоченевшие пальцы и губы, с трудом прожимаются клапаны замёрзших инструментов.

Казалось бы, вероломное нападение фашисткой Германии на Советский Союз 22 июня 1941 г. должно было перечеркнуть все праздничные традиции народа на долгих четыре года. Однако этого не случилось.

Председатель Моссовета в годы войны В. П. Пронин вспоминает, как на четвертом месяце войны Сталин вдруг обратился к нему и к А. С. Щербакову: «А думают ли москвичи, сохраняя традиции, провести торжественное заседание Моссовета, посвящённое 24-й годовщине Октября?»

28 октября, после ежедневного доклада командующего Московской зоной обороны генерала Артемьева, Сталин спросил, собирается ли он проводить парад войск?

В 5 часов вечера 6 ноября 1941 г. около 250 самолетов противника показались в московском небе. Советские зенитчики и истребители не позволили фашистам испортить главный советский праздник — на свои аэродромы не вернулось 34 немецких стервятника. А в это время на одной из красивейших станций московского метро, являющейся станцией глубокого залегания, — «Маяковской» полным ходом шла подготовка к торжественному заседанию и концерту.

Военный корреспондент Евгений Воробьёв вспоминал подробности: «Эскалатор двигался безостановочно. Подземный зал превратился в огромный, вытянутый в длину партер… Разношёрстные стулья и кресла перекочевали из Концертного зала имени Чайковского и соседних зданий — бывшего мюзик-холла, кинотеатра „Аквариум“, а также с противоположной стороны площади — из Театра сатиры, кинотеатра „Москва“ и Театра кукол Образцова. Из зала Чайковского перетащили пианино для концерта: транспортировали вниз по эскалатору. В дальнем конце станции — трибуна. Два больших канцелярских стола, сдвинутые торцами, покрытые зелёным сукном, — стол президиума. Сотрудники военного коменданта Большого театра А. Т. Рыбина принесли эту скатерть, часы, бюст Ленина, букет цветов.

Слева у платформы стоял метропоезд, двери открыты. Окна одного из голубых вагонов занавешены — артистическая для участников концерта. По соседству с артистической — вагон-буфет: чай, бутерброды, булочки, мандарины. …Шубы, пальто, полушубки, шинели висели на никелированных поручнях».

Лишь за 20 минут до начала торжественного заседания прозвучал отбой воздушной тревоги, из вагона-артистической диктор Юрий Левитан начал трансляцию события на всю страну. Она не была прервана, несмотря на то, что там, наверху, вновь начался вражеский налёт, воздушная тревога в столице так и не была объявлена.

По окончанию заседания и концерта, тут же, в вагоне метро состоялось совещание, подтвердившее решение — в случае благоприятной (то есть пасмурной) погоды параду на Красной площади быть. Метеосводка радовала: «Низкая облачность. Ограниченная видимость. Дороги для всех видов транспорта проходимы. В ночь на седьмое наступит похолодание. Вероятны осадки. Действия военно-воздушных сил будут затруднены…»

В ночь с 6 на 7 ноября под стеклянной крышей ГУМа, художники-оформители сколачивали рамы к портретам, транспарантам и лозунгам. По пожарным лестницам пожарные украшали фасады зданий, смотрящие на площадь. На рассвете разобрали макет фанерного двухэтажного дома с мансардой, скрывающий Мавзолей.

Парад начался на два часа раньше, чем до войны. Перед тем как подойти к микрофону, Сталин спросил у Пронина, будет ли вестись трансляция? Пронин ответил, что только на Москву. Бросив взгляд на пасмурное небо, Сталин распорядился: транслировать парад на всю страну. Пронин побежал по лестнице Мавзолея вниз, к телефону. Связался с Центральным телеграфом: «Давайте передачу на всю страну!» «Не имеем права, нет разрешения НКВД» — ответили ему. Передал трубку генералу Серову, он подтвердил распоряжение. И вся страна услышала речь Верховного главнокомандующего с небольшим запозданием.

В те минуты на площади не оказалось необходимой аппаратуры, и речь не была записана. Понимая её значимость для истории, Сталина попросили о записи через несколько дней. Он отказался: «Что я вам, артист?..» Но потом все же уступил настойчивым просьбам, и речь была записана в Георгиевском зале Кремля.

Сегодня принято с иронией относится к этому событию, как к проявлению топорной работы советского агитпропа, но мало кто знает, о куда более смехотворном факте истории Второй мировой — немцы пытались инсценировать свой парад победы на Красной площади. Эти кадры были обнаружены в одном из пропагандистских германских фильмов «Поход на восток». То был парад «задом наперёд» — от храма Василия Блаженного к Историческому музею. Солдаты маршировали в летнем обмундировании, не по брусчатке, а по асфальту, летом или ранней осенью — ведь это, якобы, блицкриг. Видимо, при монтаже использовались кадры, снятые при вступлении в одну из европейских столиц.

Но в Москве 7 ноября 1941 г. всё было по-настоящему. Уже обстрелянные части, отозванные с передовой только на день парада, свежие сибирские и дальневосточные дивизии, бойцы народного ополчения, проходя под стенами Кремля, понимали, что многие из них больше никогда не увидят столицы. Они уходили прямо на фронт. А мороз был такой, что у легендарного композитора, автора пронзительного марша «Прощанье славянки», шестидесятилетнего Василия Агапкина, дирижировавшего оркестром, ноги примерзли к тумбе, возвышающей его над оркестрантами. А те играли марши по очереди, потому что не слушались окоченевшие пальцы и не прожимались клапаны замёрзших инструментов. Так начиналась суровая военная зима 1941 г.

Было бы ошибкой считать, что в те дни лишь Москва была центром сурового торжества. Разнообразные проявления праздничной традиции отмечались по всей стране. Московский педагог И. Казанцев, вспоминая дни эвакуации маленьких москвичей вглубь страны, писал: «…праздник мы встретили, проезжая Пензу. Во всех вагонах была подготовлена и показана самодеятельность. Ребята с каким-то особым рвением старались декламировать или исполнять отдельные номера… В большинстве вагонов были выпущены детские стенгазеты… все дети получили усиленное питание, а также печенье, мед (или варенье) и яблоки».

Ольга Жукова