И треснул мир напополам

В конце ноября были опубликованы несколько результатов опросов, проводимых социологами. Один опрос показал резко выросшее число людей, которые стали персонифицировать проблемы в стране лично с Путиным (что ранее было практически экзотикой, так как пропаганда работала по стандартной схеме — где победа, там Путин, где ее не наблюдается, там всегда есть стрелочники). Еще один опрос касался одобрения пути развития страны. Формально большинство опрошенных — 47 процентов — его поддержали. Не согласились с этим 42 процента, остальные воздержались от оценки.

Для нормальной страны с институтами демократии разделение населения по базовым вопросам почти поровну — это норма. Так, как правило, бывает всегда. Победу одерживают на выборах обычно те, кто сумеет склонить на свою сторону неопределившихся. («Обычно» потому, что есть некоторое количество выбивающихся из общего ряда случаев, когда решающим оказывался иной фактор — победа Трампа, к примеру, потому и стала неожиданной, что он воспользовался принципиально иной стратегией)

Для России, в которой демократия — скорее, ругательство, а ненависть власти к свободному выражению мнения людьми носит буквально физиологический характер, такое положение вещей неприемлемо. Для авторитарного государства, тем более с напрочь отсутствующей идеологией, ситуация массового, пусть и латентного пока, недовольства — угроза. Технически как справиться с ней, понятно — репрессии, террор, запугивание. Что и происходит, но хаотично и бессистемно. В среднесрочной перспективе такой террор ведет к радикализации по обе стороны стола следователя, это опасно, но авторитарные режимы никогда не планируют на перспективу, сам характер режима вынуждает его жить здесь и сейчас, ноль стратегии, сплошная текущая тактика. Но проблема клептократического авторитарного режима в том, что террор опасен для него самого: каратели обычно быстро выходят из-под контроля, и их самих нужно тщательно пропалывать и прореживать, не столько из-за приступов гуманизма власти к населению, сколько по жесткой необходимости: каратели становятся властью, вещью в себе, а потому являются ничуть не меньшей угрозой для режима, чем караемое население. Клептократы не умеют в террор, в нормальный, системный и управляемый процесс — он неизбежно выйдет из-под контроля.

Уже поэтому возникает тупик, в котором начинает проглядывать известное ленинское определение: власть не может позволить себе разрешать возникшую проблему через демократические процедуры, но не в состоянии и подавить протест привычным точечным террором — слишком велико недовольство. Будь оно в 5-10 раз поменьше, вопросов нет. Но тут — половина страны начинает задумываться о происходящем, и это, кстати, в условиях давящей пропаганды. Можно себе представить, что случится, если вдруг на месяц пропадут федеральные каналы с их бесконечным культом ненависти всех ко всем.

Кремль не может пойти на демократизацию, так как он не умеет и в неё, он вообще мало во что умеет, кроме как качественно разворовывать страну. Кроме того, оболваненное им население тоже понимает демократию иначе, чем в нормальной стране. Учиться быть гражданином нужно точно так же, как и любому другому виду и роду деятельности, а где в путинской России можно было учиться демократии? Вместо неё, как только вожжи отпустят, воцарится охлократия в крайне неприглядном виде — что, кстати, уже произошло на Украине. Украинцы по какой-то ведомой им одним причине считают то, что у них творится, демократией, но здесь они совершенно точно ошибаются, причем фатально.

Налицо классика: верхи не могут, низы не хотят. Пока ситуация лишь в начале своего развития, пока недовольство латентно, а неспособность власти к управлению купируется огромными размерами системы управления, которая держится за счет такой же огромной инерции. Однако признаки налицо, а способов разрешить противоречия у Кремля нет. Есть только возможность тянуть до самого конца, когда оно все посыпется само собой.