Почему народ безмолвствует?

Тяжелый это вопрос, потому что сразу приходит на ум некоторая аналогия, над которой часто задумывался. Вот по историческим зарисовкам длиннющая очередь в фашистский крематорий. Голые люди стоят, очередь продвигается, все ведут себя дисциплинированно, держат ребятишек за руки, зная, что их ожидает в не таком уж далёком будущем. Или приговоренные к расстрелу стоят спокойно и ждут своей участи. Что это за психологическое состояние человека, людей, когда понимая, что впереди ужас, смерть, избиение, голод, нищета, ссылка, беда для семьи, для детей они спокойно стоят и ничего не предпринимают?

Это какое-то оцепенение, как в природе, когда хищник хватает жертву, а жертва впадает в оцепенение, выглядит мертвой и хищник её может даже бросить. Биологический инстинкт и реакция? Или это рациональное поведение, вытекающее из понимания, чтобы ты ни делал тебе только будет хуже, но будет раньше?

На нашей памяти был период, когда народ перестал безмолствовать — это конец 80-х годов прошлого столетия, революция в Советском Союзе, которая его развалила, революция против власти, против единственной партии — КПСС. Революция, как протест, потому что народ конечно зверел от дикой пляски цен, от того, что магазины были пустые — хлеба даже не было. Зверел, наблюдая партийных чиновников и бонз, которые жили совершенно по другим нормативам, которые они обустраивали сами себе и по медицинскому обслуживанию, и по транспортному, курортному обслуживанию, и по оплате труда, и по доступу к различным благам — по блату — так это тогда называлось. И дачи у них были другие и дефицит им подносили: продукты, автомобили, мебельные гарнитуры, одежду. И народ тогда поднялся. Но ведь в 1962 году в Новочеркасске он тоже пытался подняться, но хрущевский режим его расстрелял. Из тех самых тогда еще автоматов ППШ, с которыми этот самый народ войну выиграл.

Почему в 1995 году, когда Ельцина переизбирали с рейтингом в 3%, а в итоге применения политтехнологий чубайсы, либералы, которые тогда ещё называли себя демократами, помогли ему выиграть ещё на пятилетку, в которую страна ещё глубже погрузилась в развал, народ массово не поднялся? Может быть это историческая и культурная традиция считать, что царь-батюшка, генеральный секретарь, президент — отец родной, он непогрешим, на нём нет пятен, что он всегда прав, что грешно подниматься против царя-батюшки. Но ведь в истории русского народа тоже были восстания и Болотникова, и Пугачева и Степана Разина. Были стихийные крестьянские восстания против жестоких и самодурных помещиков. То есть предположить, что у русского человека, у российского человека нет чувства собственного достоинства, как его сейчас в этом обвиняют бандеровцы и не только — русские рабы, они покорны, они не самостоятельны. Был даже такой анекдот. На кпсс-ном партийно-хозяйственном активе сообщают: «Завтра всех будут вешать, уже и виселицы за окном можно увидеть. Есть вопросы? -Есть! А мыло и веревку свои приносить?»

Терзает эта неясность, непонятка — так кто мы такие русские? Кто мы такие российские? Рабы, которые терпим наглые фальсификации выборов уже многие годы и многие выборы. При этом уже около 80% людей перед последними выборами были убеждены, что выборы будут нечестными и при этом убеждении примерно 30% живой явки всё же было. Никакой явки больше 50% не было — это очередная памфиловская фальсификация, но 33% всё же пришли голосовать! Неужели 33% нашего народа — это полные идиоты, которым ничего невозможно объяснить? Им невозможно объяснить что народ вымирает в результате путинского правления и проводимой им политики. Им невозможно объяснить, что Зюганов — это служивый при Администрации Президента, который имея возможность при встрече с Путиным сказать ему всё, даже не сказал, что его, зюгановская КПРФ не признаёт результаты электронного голосования. Рашкин организовывает митинг, но ведь Зюганов там даже не появился, то есть КПРФ в принципе не поддержала попытки публичных протестов против фальсификаций. А люди голосуют и за эту КПРФ! Им подсунули Грудинина — обычного бизнесмена, обычного хапугу, который обкрадывал народец в своем совхозе им. Ленина, построив фирму по откачке доходности. Который выводил деньги за рубеж: счета, ценные бумаги. А его подали как изобретателя народного предприятия и люди шли за него голосовать.

В культуре ли народа эта неизбывная традиция верить царю-батюшке, Генсеку, Путину. Действовать не умом, а сердцем, как когда-то призывали голосовать за Ельцина. Или это уже традиции-новодел советских времён, когда по любому подозрению, по любому доносу, по любой мелочи — криво повесили портрет Сталина на стене — вот тебе 5 лет лагерей. Традиция — новодел, когда советских людей многодесятилетние сталинские репрессии, а затем и времен Хрущева и позже — превратили в людей боязливых. Пример родителей в собственной семье, других людей той эпохи — это были люди с прививкой страха за жизнь, боязни наказания, ущерба карьере. Нам даже трудно сказать, чего они иной раз боялись; вероятно это был какой-то инстинктивный страх, ощущение угрозы каким то шестым чувством. Ведь столько времени! 20-е, 30-е, 40-е, 50-е, 60-е, в меньшей степени 70-е и 80-е годы, но всё равно долгие 50 лет людей могли арестовывать, унижать, превращать в изгоев, сажать в тюрьмы, лагеря, наконец расстреливать. И это творилось со всей страной! Могло ли все это быстро бесследно и безболезненно уйти из массовой психологии, из народной памяти, из установившихся укладов жизни? Ведь до самых последних времён распада СССР на партийном или комсомольском собрании выступать с критикой начальства, руководства или, не дай бог, партийной линии было равносильно открытию кампании репрессий против тебя лично и конкретно. Все эти традиции, эти оковы сознания начали как-то спадать, когда Горбачев открыл так называемую гласность, когда запрет на критику был ослаблен, когда появилась массовая информация и литература о преступлениях сталинизма. А поскольку это касалось практически каждой семьи в стране, то как реакция возникла волна самоочернительства, самоедства, саморазрушения, самооплевывания. Вплоть до погрома собственной страны.

Вот эти большие исторические волны и привели наш народ к сегодняшним временам, когда большая часть народа очевидно понимает, что «Путин — вор» (как на школьной доске даже дети пишут) — это такое условно-обобщенное народное выражение — а высказать это, как народную позицию, исходить в своих мыслях и поступках из этого понимания не считают нужным. Они всё равно идут голосовать, они соглашаются с фальсификациями на выборах не на проценты, а в разы. Люди прекрасно видят, что страна не развивается, что население вымирает, как издевается над народом вся эта так называемая демократия, как его обирают, как его унижают, как его втаптывают в грязь, в геноцид, в вымирание. Ведь люди понимают какая пошлость, растление, безграмотность царят на телеэкранах, матерщина стала уже едва ли не традиционным жанром на телевидении и в юмористических программах — шутки ниже пояса, культура превращается в коммерцию, а самые высокие цены — это на грязные, низкопробные, животные инстинкты: насилие, порнографию, асоциальное поведение. Люди же это видят, большинство это понимает и при этом они боятся предъявить претензии власти, этим, так называемым, депутатам, которые тут же по указке режима ужесточают законодательство уже донельзя, когда никаких прав человека и гражданина попросту не остаётся. Референдумы, сходы? А вот вам поправки к закону и не остаётся никакой реальной возможности. Импичмент Президенту? Также обложен такими запретами, что попросту невозможен. Опротестовать нагло сфальсифицированные выборы — невозможно. Для проведения народного схода нужно получить разрешение у властей. Какой же он после этого народный сход?

Видимо складывается как в каком-то фокусе на исторической шкале времени вся эта история ХХ века, которая сформировала, как тогда говорили, «новую общность людей — советский народ». Там было много доброго и хорошего, светлого и героического, но ведь то, о чем я сейчас размышляю тоже было! Об этом трудно размышлять — это претензии и к себе, и критика самих себя, и естественно, что все это дискомфортно. Вот и получается, что сам народ, своими руками в значительной мере хоронит себя и свою страну, хоронит свое будущее. Вообще тема «Почему народ безмолвствует» не просто дискуссия. Это тема какого-то самообвинения, это вызов самому себе, это какая-то глубинная, внутренняя тема: «Что же мы такое?».

И ладно бы, если бы все народы мира были бы такими же, но ведь это не так! Страны, в которых народное волеизъявление, общественно-политическая активность являются факторами прогресса, факторами сменяемости власти, — существуют. Эти страны развиваются, они же показывают, что экономика, образование, наука, культура могут занимать лидерские позиции в мире. И смотрим на нашу страну. Мы были лидерами, когда жесткий, диктаторский, тоталитарный режим плётками заставлял двигаться вперёд. Был ли подъём массовый и духовный у народа в то время? Да, был, не только плётки работали. Но и представления о высоком, патриотическом, понимание престижности высоких, значимых ценностей той же науки, культуры, ценности лидерства. Люди стремились к образованию, но посмотрим до какого третего сорта довели нынешнее образование. Но нет, не могу я признать, что наш народ — это какое-то третьесортное сообщество. Скорее нужно признать, что модель и управление государством стало третьесортным, да еще и с душком. Скорее надо осознать, что наш народ прошел жесточайшие испытания и боль, обрел шрамы и память: физиологическую, мышечную память о боли. Боль не ушла, она в нас, она сдерживает, она делает иной раз равнодушными: «Как бы чего не вышло, как бы не стало хуже!». Эта внутрення боль разменивает человеческое достоинство на какие-то медяки, на какие-то мелкие блага, не обращая внимание на то, что уровень этих благ и недостойный, и неприличный, постыдный! Так страна опускается. Конечно же нужно думать как из этого состояния и «наследия» выходить. Либералы предлагают свой рецепт — забыть о стране и народе и свою волю и смелость посвятить исключительно собственным, личным интересам. Не приемлю, это не про нас, не про наш народ и не про нашу страну. Ее идентичность — что исторически доказано — основана на слове «мы», на понятии мой народ, на патриотическом «моя страна». И это мощный фактор жизнеспособности страны. Нужен какой-то иной выход и рецепт.

Был опыт горбачевского открытия клапанов. Перестройка, гласность, модернизация — много болтовни, но шлюзы были открыты. Народное творчество действительно появилось, политическое в том числе. Путинский режим — это полицейский, диктаторский, полуфашистский режим, который не только приводит страну к регрессу, но ещё и стремится вновь превращать народ в рабов — пытается это сделать. Выход, видимо, тот же самый каким он всегда в истории был — иммунная народная социальная система выдвинет лидера, выдвинет идею, которая превратится в большую мечту, которая народ освободит от страха, консолидирует его, сформирует ответственное, позитивное и прогрессивное мышление и выдвинет проекты. И, конечно, придётся как-то отскабливать себя от того, что в данном случае называется путинизмом: всю эту наглость, жестокость, корыстность, лживость.

То есть, по-любому страну впереди ждёт очень жесткий конфликт общества и власти. Люди с каким-никаким передовым, нестандартным мышлением, понимая это, должны были бы находить друг друга, собираться в некую новую социальную группу. Скорее всего так и будет происходить. Но ничего гарантированного и оптимистического: «Всё равно мы победим! Победа будет за нами!» — как за Сталиным повторяют болтуны палатошкины — никто нам ничего не гарантировал.

Советский Союз развалился с десятками миллионов жертв — цифра эта ответственная и достоверная, развалиться может и Россия потому, что она по своей природе, как и СССР, страна — цивилизация. Страна с внутренними напряжениями и противоречиями. И националистическими, и религиозными, и территориальными, и пограничными. И факторы, которые СССР развалили, действуют и в отношении России. Никаких гарантий нет. Поэтому никакой самоуспокоенности, никаких дифирамбов друг другу. Но мобилизация духа, мобилизация организованности, мобилизация мозгов, собирание и мобилизация представительства истинно народных сил.

Степан Сулакшин

Автор Степан Степанович Сулакшин — д.полит.н., д.физ.-мат.н., профессор, гендиректор Центра научной политической мысли и идеологии.