Принцип опоры на собственные силы в развитии России: история и современность

Интенсивное финансирование Западом экономики коммунистического Китая заставляет подвергнуть сомнению наличие прямой связи между демократией и притоком капитала. Масштабные инвестиции идут в Тайвань и Южную Корею, также не отличающиеся строгой приверженностью принципам гражданского общества. Следовательно, дело заключается вовсе не в политической привлекательности.

Конечно же, Россия — не Китай. Почему китайская коммунистическая экономика оказалось привлекательней для иностранных инвесторов, чем капиталистическая российская? Для ответа на этот вопрос достаточно обратиться к сопоставлению природно-климатических параметров. Россия — самая холодная страна мира. Издержки производства в ней выше, чем в Китае. Инвестор извлечет больше прибыли, вложив деньги в китайскую экономику, чем в российскую. Перевести индустриальное производство из какой-либо страны Европы в Китай экономически выгодно, в Россию — убыточно. Поэтому опыт китайского правительства по привлечению иностранных инвестиций не может быть без должных поправок экстраполирован на российский экономический контекст.

Индикатором инвестиционной непривлекательности России может служить тот факт, что прямые иностранные инвестиции в ее экономику существенно уступают российским капиталовложениям за рубеж. Что же надеяться на западных спонсоров, если сами россияне не склонны инвестировать собственную национальную экономику [77].

Российский исторический опыт свидетельствует об утопичности ожиданий масштабных иностранных вкладов. Казалось бы, применительно к Российской империи конца XIX — XX вв. складывалась благоприятная, в сравнении с современной Россией, общая конъюнктура для внешнего инвестирования. Она являлась, по сути, единственной страной тогдашнего мира, сочетающей индустриальную инфрастуктуру со сравнительно низкими расценками заработной платы. Российская Федерация, ввиду индустриализации стран Азии и Латинской Америки, уже не обладает преимуществом исключительности. Это при том, что царская Россия так и не дождалась масштабного инвестирования.

Доля Российской империи в мировых инвестиционных потоках оставалась незначительной. Показательно, что уровень инвестиций в российскую экономику уступал объему внешнего долга. Основной же приток иностранного капитала обеспечивали государственные проекты железнодорожного строительства, содержащие, помимо собственно российской прибыли, перспективу получения дивидендов от континентальных транзитных потоков. К концу XIX в. почти 70% размещенных за границей ценных бумаг составляли государственные или гарантированные авторитетом правительства займы, взятые под проекты создания железных дорог [78].

Характерно, что, несмотря на активное инвестирование железнодорожного строительства, за время правления Александра III инвестиционные поступления остались примерно на том же уровне, что и в предшествующее царствование (2460 млн руб. — в 1881 г. и 2951 млн руб. — в 1893 г.). Экономический прорыв происходил, таким образом, при опоре на собственные силы, а вовсе не на внешние источники финансирования [79].

При Александре III не только не создавалось благоприятного «инвестиционного климата», но, напротив, в целях защиты национальной экономики чинились многочисленные препоны для предпринимательской деятельности иностранцев. Устанавливался, к примеру, запрет на занятие иностранцами горными промыслами. Им запрещалось приобретать недвижимость, а также владеть и пользоваться ей вне пределов городских и торговых поселений ряда западных губерний Российской империи. Слабонаселенные регионы страны, такие как Сибирь или Приамурье, были ограждены законом от возможного заселения их иностранными гражданами. Да и вообще, для открытия собственного дела в России иностранцу, как правило, требовалось получить соответствующее императорское дозволение. Показательно, что с 1869 по 1896 г., в России было создано лишь 71 иностранное предприятие [80].

Иностранцы по масштабам деловой активности в российских столицах, наиболее тяготеющих в сравнении с другими городами к космополитизации, занимали лишь 4-5-е места среди различных групп населения (в Москве — 4-е, в Петербурге — 5-е). Они составляли не более 8% как оптовых, так и розничных (лавочных) торговцев. Характерной чертой деятельности иностранных предпринимателей в России являлась ориентация на зажиточные слои населения, заинтересованные в дорогих импортных товарах [81].

Соотношение между иностранными и отечественными вложениями в российские акционерные предприятия неизменно увеличивалось в сторону последних, достигнув к началу мировой войны превышения в 2,4 раза. Реальная доля иностранного инвестирования была даже ниже показателей, фиксируемых официальной статистикой. Российские компании и банки, утверждает В. И. Бовыкин, обращались к иностранцам главным образом не по финансовым, а по рекламным соображениям, желая заполучить западную маркировку, считавшуюся признаком высокого качества [82].

Даже в нэповский период иностранные концессии не играли существенной роли в советской экономике. Для их учреждения в СССР требовалось специальное разрешение Совета Народных Комиссаров.

Всего за время НЭПа было открыто лишь 144 иностранных концессии (в число которых входили совместные акционерные общества за рубежом, организации, финансирующие экспортные операции и т. п.). Причем 39 из них предпочитали расплачиваться с советскими партнерами не деньгами, а продукцией. Другие, как германская фирма «Юнкерс», заключившая договор об организации производства дюралюминия, так и не институционализировалась в Советском Союзе. Учитывая спекулятивный характер деятельности многих концессий уже в 1930 г. принимается решение об отказе от их дальнейшего открытия.

В последующие годы шла последовательная ликвидация концессионных структур. К 1936 г. в СССР сохранялось лишь 11 иностранных концессий, которые имели в большей степени политическое, чем экономическое значение [83].

Доктрина «опоры на собственные силы» составила, как известно, идеологию программы индустриализации. В результате ее реализации Советский Союз достиг такого положения, что мог бы в принципе существовать в автономном режиме. Уровень экономической диверсификации СССР был наивысшим в мире. Вовсе не иностранные инвестиции, а государственная мобилизация экономики обеспечила наиболее стремительный за всю отечественную историю индустриальный спурт [84].

В противоречии с принципом опоры на собственные силы в настоящее время развивается структурная специализация российского экспорта. В настоящее время он имеет крайне низкую степень диверсифицированности (табл. 5). Это наиболее наглядно проявляется при сопоставлении российских показателей с экспортной системой других стран «большой восьмерки». Первая (по объему) статья экспорта нигде не превышала 14,5% (показатель Японии) от общего объема поставок. Данный уровень даже уступает второй экспортной статье российской экономики — природному газу — 14,9%. Приоритетная же для России торговля сырой нефтью и вовсе составляет 29% ее совокупного экспорта. При сложении с продажей нефтепродуктов эта величина возрастает до 39,5%, что позволяет ставить вопрос об угрозе национальной безопасности [85].

Таблица 5. Структура экспорта в странах «большой восьмерки» (в %)

Конечно, далеко не все в России, особенно в Москве, поддержат идею оптимизации меры автаркийности экономической политики. Однако такая позиция представляется крайне близорукой. То, что России отведен в проекте глобализуемого мира статус сырьевого придатка — еще не факт. Российские либералы, оправдывая современную нефтяную специализацию, зачастую апеллируют к опыту различных «эмиратов», безбедно живущих за счет экспорта нефти. Но только Россия — это не Эмираты. Она по-прежнему — крупнейшая страна в мире, на чьей территории проживают 146 млн человек.

Так что более вероятным сценарием в идущей глобализации является не просто консервация России в качестве «сырьевого придатка», а раздробление ее на множество «эмиратов». Нефтегазовым зонам может действительно найтись место в глобальном мире, тогда как индустриальные и аграрные территории с проживающим в них подавляющим большинством россиян ожидает весьма мрачная перспектива. Либеральные надежды на то, что Россия будет допущена к «мировому пирогу» «золотого миллиарда» представляются по меньшей мере утопичными.

ПРИМЕЧАНИЯ

[77] Российская бизнес-газета. 2002. 25 июня. С. 4; 2003. 26 авг. С. 4.

[78] Россия и мировой бизнес: Дела и судьбы / Под общ. ред. и с предисл. В. И. Бовыкина. М., 1996. С. 14.

[79] Иностранное предпринимательство и заграничные инвестиции в России: Очерки. М., 1997. С. 15, 315–316.

[80] Поткина И. В. Законодательное регулирование предпринимательской деятельности иностранцев в России. 1861—1916 гг. // Иностранное предпринимательство и заграничные инвестиции в России: Очерки. С. 23–25.

[81] Юхнева Н. В. Этнический состав и этносоциальная структура населения Петербурга. Л., 1984. С. 67; Шацилло М. Н. Иностранцы в составе российского предпринимательства // Иностранное предпринимательство и заграничные инвестиции в России: Очерки. С. 40–41, 43.

[82] Бовыкин В. И. Заключение // Иностранное предпринимательство и заграничные инвестиции в России: Очерки. С. 316, 318.

[83] Пентелин А. В. Советская государственно-капиталистическая концессионная политика в 1920-е гг. Автореф. … канд. ист. наук. М., 1998; Косых Е. С. Советская концессионная политика в 1920-е гг. // Сталин. Сталинизм. Cоветское общество: К 70-летию В. С. Лельчука. М., 2000. С. 75–95.

[84] Лельчук В. С. Индустриализация // Переписка на исторические темы. М., 1989. С. 351–352.

[85] «Группа восьми» в цифрах. 2006: Статистический сборник, М., 2006. С. 98–100.

Фрагмент монографии: Якунин В.И., Багдасарян В.Э., Сулакшин С. С. Цивилизационно-ценностные основания экономических решений. Монография — М.: Научный эксперт, 2008. — 160 с.

Фото: Александр Дейнека. Кто кого? Акварель, 1932 г.