Цветные металлы — новая нефть: «зеленый» переход обостряет глобальные конфликты

Планы Илона Маска пересадить весь мир на электромобили стимулируют новую сырьевую стратегию Джо Байдена. Иллюстрация: axios.com

Резкое ускорение планов по сокращению использования ископаемого топлива, заявленное многими странами, ведет к ажиотажному спросу на металлы, которые в беспрецедентных объемах потребуются для производства «чистой» энергии: в их «большую пятерку» входят алюминий, кобальт, литий, медь и никель. Разворачивающаяся борьба за эти ресурсы может стать новым эпизодом торговых войн между Китаем и США, которые приступили к созданию собственной коалиции на этом фронте, а потенциальные новые точки напряженности расположены на всех континентах.

США вместе со своими союзниками должны обеспечить запасы полезных ископаемых, необходимые для производства аккумуляторов электромобилей, и их внутреннюю переработку, сообщила на этой неделе администрация Джо Байдена. Заявленная американская стратегия объемом без малого в 250 страниц подразумевает участие в соответствующих проектах Международной финансовой корпорации развития США (DFC) — нового правительственного института, начавшего работу в конце 2019 года. В законопроекте о его создании, получившем широкую поддержку обеих партий в Конгрессе, говорится, что это агентство должно обеспечить альтернативу «направляемым государством инвестициям авторитарных правительств». Под последними имелись в виду прежде всего внешние инвестиции Китая в рамках инициативы «Один пояс, один путь».

В качестве союзников США в борьбе за контроль над необходимым для энергоперехода сырьем названы Канада, Финляндия, Чили, Австралия и другие страны. Антикитайская направленность альянса не скрывается: Белый дом признает, что КНР на данный момент является крупнейшим в мире переработчиком металлов для электромобилей, и обещает приложить дополнительные усилия для сокращения зависимости от китайских поставок.

О том, насколько острой становится конкуренция за эти металлы, наглядно свидетельствуют графики цен на них за последние месяцы.

Стоимость лития, незаменимого компонента в производстве батарей для аккумуляторов, незадолго до начала пандемии коронавируса находилась на минимальном уровне, хотя производящие ее компании на тот момент уже ощутили на себе «эффект Tesla» — рост популярности автомобилей Илона Маска и капитализации его компании оказался той волной, которая поднимает все лодки. Падение цен на литий продолжалось до ноября, когда президентскую гонку в США выиграл Джо Байден, после чего они резко оттолкнулись от дна на ожиданиях, что предвыборные обещания демократов ускорить энергетический переход не растворятся в воздухе.

Новые «зеленые» инициативы не заставили себя ждать: сейчас американские власти продвигают планы тотального перехода на электромобили к 2040 году (а к 2030 году большинство производимых в США автомобилей уже должны быть электрическими), аналогичные намерения декларируются и в Европе. Уже в прошлом году, по данным Международного энергетического агентства, продажи электромобилей выросли на 40%, а в первом квартале этого года увеличились более чем вдвое к тому же периоду годом ранее. Так что к концу нынешнего марта цены на карбонат лития показали годовую динамику более чем в 220%, а на сегодняшний день вернулись к уровню середины 2018 года.

Такую же динамику цен демонстрирует кобальт, входящий в состав электродов литиевых аккумуляторов. Всего за пару лет, начиная с марта 2018 года, цены на него на Лондонской бирже цветных металлов упали более чем втрое (с $ 95 тысяч до $ 30 тысяч за тонну), но к марту за тонну кобальта давали уже $ 53 тысячи. И это, как отмечали весной отраслевые аналитики, не предел, поскольку нового значительного предложения кобальта на рынке нет, а следовательно, существуют все предпосылки для значительного дефицита.

Аналогичный прогноз эксперты дают для рынка меди, которая в огромных количествах потребуется не только для электромобилей, но и для расширения электросетевой инфраструктуры при вводе новых мощностей солнечной и ветровой энергетики. Уже по итогам 11 месяцев прошлого (кризисного) года World Bureau of Metal Statistics отмечало, что дефицит этого металла втрое превысил показатели 2019 года, достигнув 1,2 млн тонн, а в нынешнем феврале аналитики американского банка Citi предупредили, что из-за дальнейшего роста спроса нехватка меди будет лишь нарастать.

В начале мая цены на медь на Лондонской бирже вышли на уровень $ 10,6 тысячи за тонну, преодолев максимум 2009 года, но уже к 2025 году, заявили недавно эксперты Ваnk of America, из-за нарастающего дисбаланса спроса и предложения они могут вырасти вдвое. Для биржевых аналитиков это очень важные сигналы. Дело в том, что именно цены на медь считаются одним из лучших индикаторов, по которым можно судить о состоянии мировой экономики в целом, в связи с чем в жаргоне трейдеров даже существует идиома «Доктор медь». После глобального кризиса 2008 года котировки меди сначала сильно упали, а затем пребывали в длительной стагнации, но теперь их стремительное восстановление провоцирует активные рассуждения аналитиков об очередном «сырьевом суперцикле» в мировой экономике. Трейдеры и спекулянты тем временем подсчитывают профит. Например, биржевой медный фонд WisdomTree Copper ETC за последний год показал доходность около 80%, активы под его управлением превысили рекордную сумму более $ 900 млн.

Ведущие мировые производители новых стратегических металлов уже объявляют о планах расширения мощностей. В частности, китайская Jiangxi Ganfeng Lithium собирается в первой половине 2022 года запустить проект в Аргентине мощностью 40 тысяч тонн карбоната лития в год, а в перспективе довести его производство до не менее 600 тысяч тонн в год, увеличив нынешние объемы на 400%. Американская Albemarle намерена удвоить производство лития в Неваде к 2025 году, инвестировав в этот проект $ 30−50 млн.

Свою геополитическую значимость литий уже продемонстрировал в 2019 году. Согласно одной из распространенных версий, этот металл сыграл немалую роль в подготовке политического кризиса в Боливии, завершившегося отъездом из страны ее президента Эво Моралеса. За несколько недель до очередных выборов, исход которых в пользу Моралеса спровоцировал массовые протесты, он совершил визит в Россию, где был подписан меморандум о сотрудничестве по литиевым проектам с участием «Росатома» — в Боливии на высоте почти 4 тысячи метров находится одно из крупнейших месторождений лития. Правда, в последние дни своего правления Моралес успел подписать еще одно литиевое соглашение — на сей раз с инвесторами из Германии, что тут же вызвало протесты боливийцев, проживающих неподалеку от месторождений: они потребовали справедливую долю в доходах от них. Однако в ноябре прошлого года новый президент Боливии Луис Арсе, представляющий ту же партию «Движение к социализму», что и Моралес, дал понять, что готов возобновить переговоры с немцами. Как говорится, где Германия, а где Боливия, но ведущее немецкое издание Frankfurter Allgemeine Zeitung взяло интервью у Арсе всего через несколько дней после его избрания.

Серьезные протесты в самых разных регионах планеты действительно могут помешать планам расширения литиевой индустрии. Например, осенью 2019 года на волне массовых протестов в Чили — одной из ведущих мировых горнодобывающих держав — свою лепту в них решили внести старейшины коренных народов страны, заявившие, что добыча лития идет на их землях против их воли, после чего индейцы стали перекрывать дороги к рудникам. Аналогичное движение появилось и в США: одно из племен Аризоны выступает против крупного литиевого проекта в районе его священных источников. В Европе же центром литиевых протестов стала Португалия: в горах на севере этой страны обнаружены огромные запасы металла, но против их разработки выступили местные животноводы, организовавшие кампанию национального масштаба. Еще один скандал возник, когда в прошлом году португальское правительство подписало контракт на добычу лития с малоизвестной компанией, после чего депутаты парламента усомнились в законности сделки и экологичности предстоящих работ.

Еще сложнее обстоит ситуация с кобальтом, большинство мировых месторождений которого находится в такой специфической стране, как Демократическая республика Конго (ДРК). Крупнейшим их разработчиком здесь до недавнего времени выступал швейцарский сырьевой гигант Glencore, поставляющий кобальт для Tesla, однако в 2019 году компания из-за падения цен была вынуждена закрыть крупный рудник Мутанда. Кроме того, от сотрудничества с центральноафриканской страной стали отказываться некоторые конечные потребители металла, например, компания BMW, заявившая, что будет покупать кобальт в Австралии и Марокко, поскольку в ДРК на рудниках используется детский труд. Но как только цены на кобальт пошли вверх, ситуацией тут же воспользовался крупнейший производитель аккумуляторов в Китае компания CATL, которая весной приобрела долю в новом проекте по производству меди и кобальта в ДРК за $ 138 млн.

На рынке меди китайцы в последние месяцы также проявляли небывалую активность. В прошлом году, по данным Генеральной таможенной администрации КНР, в страну было импортировано 6,68 млн тонн необработанной меди и медной продукции — этот рекордный показатель на треть превысил уровень предыдущего года. На исторический максимум вышел также импорт медного концентрата, достигший в 2020 году почти 22 млн тонн, а за четыре месяца этого года поставки необработанной меди и медной продукции в Китай увеличились еще на 9,8% (притом что на КНР приходится еще и половина всей мировой добычи меди).

По оценкам Goldman Sachs, к 2030 году мировой спрос на медь в связи с ускорением энергетического перехода вырастет на баснословные 600%, но одновременно рынок может столкнуться с дефицитом предложения в объеме 8,2 млн тонн. Именно здесь могут сказаться последствия предыдущего десятилетия, когда горнодобывающие компании в связи с плохой ценовой конъюнктурой мало инвестировали в разработку новых рудников. И даже если компании начнут исследовать их возможности сейчас, то для начала добычи потребуется как минимум пять лет, отмечает в своем недавнем материале Financial Times. К тому же перспективные месторождения расположены в местах, куда сложно доставлять крупногабаритное оборудование, а повышение экологических требований ведет к увеличению затрат на смягчение воздействия на окружающую среду.

Наконец, стоит упомянуть еще один металл, который, скорее всего, тоже будет незаменимым в процессе энергетического перехода — уран. После аварии на японской АЭС «Фукусима» в 2011 году мировую атомную энергетику, казалось, ждут тяжелые времена: после того, как ряд стран объявили о пересмотре или прекращении (как это сделала Германия) своих ядерных программ, цены на уран упали, а вслед за этим были поставлены на паузу многие проекты по его добыче. Но сейчас атомная энергетика переживает настоящий ренессанс ожиданий, поскольку для таких гигантских экономик, как Китай и США, адекватно заменить углеводородные энергоносители сможет только «мирный атом».

Согласно планам, представленным китайскими властями, к 2030 году общую мощность АЭС в стране планируется более чем удвоить, доведя ее до 130 ГВт. При этом особое внимание будет уделяться расширению собственной урановой базы. На прошлогодней сессии Всекитайского комитета Народного политического консультативного совета Китая глава пекинского НИИ геологии урана Ли Цзыин заявил, что по объему урановых ресурсов Китай занимает одно из первых мест в мире, но до сих пор инвестиции их разведку были незначительными, а темпы производства урана не соответствуют динамике атомной энергетики в стране. В связи с этим было предложено вынести урановые поставки на уровень общенациональной стратегии развития Китая.

В США под конец президентства Дональда Трампа Министерство энергетики подготовило документ о стратегических перспективах отрасли до середины 2030-х годов, где говорится о необходимости вернуть Америке лидерство в атомном сегменте, поскольку в противном случае можно серьезно отстать от России и Китая. Этот курс определенно поддерживает и новый хозяин Белого дома: администрация Байдена уже проинформировала, что АЭС войдут в национальные стандарты «чистой энергетики». В целом, по прогнозу инвестбанка Morgan Stanley, мировые мощности атомной энергетики будут расти темпами 1,7% в год в ближайшие пять лет.

Рынок урана быстро уловил эти сигналы. В период первой волны пандемии этот металл оказался лучшим сырьевым активом — только за апрель—май прошлого года фьючерсы на уран на Чикагской товарной бирже выросли в цене более чем на 40%, достигнув пятилетнего максимума $ 34,2 за фунт. На начало 2020 года глобальный дефицит урана оценивался в 40 млн фунтов, а из-за коронавируса эта проблема лишь усугубилась: в прошлом году его добыча упала более чем на 9%, до 49,7 тысячи тонн, что стало самым низким уровнем с 2008 года. Текущие цены на уран далеки от рекордной отметки в $ 137 за фунт, которой они достигли в 2007 году, когда на пороге глобального кризиса на сырьевых рынках творился настоящий бум. Однако рынок радиоактивного сырья номер один определенно выходит из затяжной стагнации: в апреле этого года совокупный индекс уранодобывающих компаний Solactive достиг шестилетнего максимума.