Роль России в мегавременном эволюционном развитии человечества

Фото: Воин-Освободитель в Трептов парке. Берлин

Казалось бы, сама постановка проблемы — Россия — миру традиционна для российской мысли. Но обращение к современному контексту неоизоляции обусловливает естественный вопрос — «А нужно ли сегодня миру это послание России миру? Не встретит ли оно принципиального отторжения?».

Первоначально сошлюсь на результаты частотного контент-анализа европейских политологических статей, посвященных России. Выявлялись понятия, наиболее часто коннотирующие с Россией. Понятия, содержащие негативный коннотат, явно доминируют. Первые позиции занимают понятия — «война», «конфликт», «Холодная война», «угроза». В перечне наиболее употребляемых слов, содержащих негативную коннотацию, находятся также: «империя», «вторжение», «опасность», «провокация», «агрессия», «авторитаризм», «страх», «национализм». Слов позитивной коннотации, таких как «партнерство», «великая держава», «модернизация» — гораздо меньше. И это отнюдь не те понятия, которые можно было бы квалифицировать в качестве некой идеологической альтернативы. (Рис. 1).

Рис. 1. Наиболее часто употребляемые понятия в негативных и позитивных коннотациях в европейских статьях о России, в % текстов

Такое отношение к России на Западе возникло, конечно, не сегодня. Было бы ошибочным полагать, что Россию любили прежде и вдруг перестали любить. Россиефобская компонента в западном общественном сознании исторически воспроизводима. Она с очевидностью наличествовала и в период Холодной войны № 1, она фиксируется и во времена существования Российской империи. А когда ее собственно не было?

Мы можем перечислять ведущих мыслителей, которые внесли ключевой вклад в развитие западной общественной мысли. Буквально все те просветители, которые изучаются у нас в учебниках и представляют облик Просветительства — Вольтер, Дидро, Монтескье, Руссо, Мабли высказывались о России. И все эти высказывания иначе как россиефобскими классифицировать нельзя. Возникает вопрос: «А почему так?». Конечно, на Западе было и русофильское направление, но оно представляло внутреннюю оппозицию, и не определяло мейнстрим. Возникает вопрос: «Почему так?». Попытаемся с причинами воспроизводимости западной россиефобии разобраться.

Россия как суверенное государство-цивилизация выходит на мировую политическую арену, когда осуществлялся глобальный переход от традиционного общества к обществу, которое в разных терминологиях называют обществом «Нового времени» или обществом «Эпохи модерна». Смысл этой мировой трансформации состоял в переходе от традиционной модели, которая была связана с консервацией к модели развития. Следовательно, по генезису российской цивилизации проблема развития оказывается ключевой. И тут-то и возникает принципиальный вопрос: «А что собственно в переход от традиционного общества к модерну привносит Россия?».

Первоначально обратимся к самой теме развития. За счет чего оно осуществляется? Первая модель — это развитие за счет конкуренции. Эта модель была предложена Западом. Она позиционировалась как универсальная и единственно возможная для развития человечества. Что подразумевает воплощение принципа конкуренции как универсалия системообразования. Что выстраивается мировая система, где идет конкуренция всех со всеми. Во внутренней сфере — индивидуализация. Люди-индивидуумы конкурируют друг с другом во всем — в распределение благ, в рейтинговых позициях, в карьерном продвижении. Во внешней сфере — это колонизация. Более успешные общества обыгрывают менее успешные. Развитые общества объективно колонизуют общества неразвития. И сегодня утверждается будто бы иного пути, чем конкурировать друг с другом, нет.

Но есть, в действительности, вторая модель — это модель развития не за счет конкуренции, а за счет солидаризации. Во внутренней сфере вместо индивидуализма она предполагает опору на коллективизм. Во внешней — вместо колониализма — интернационализм. Если первая модель ведет к колонизации зон неразвития, то вторая, наоборот, втягивает зону неразвития в развитие. Мировая историческая миссия России, как раз и заключалась в выдвижении идеологии солидаризационного развития. Это определяло ее жесткое оппонирование Западу, транслировавшему развития — конкуренции. (Рис. 2).

Рис. 2. Альтернативные модели развития

Тема конкуренции под разными идеологическими вывесками всегда являлась знаменем Запада. Начнем с католического проекта. Уже там можно обнаружить идеологию конкуренции, которая опиралась на теологическое положение о предопределенности к спасению. Оно было сформулировано еще святым Августином, определяла католический проект и получило максимальную акцентировку у протестантов. Это конкуренция за спасение. Если есть богоизбранные, то есть и богоотверженные. Если одни спасаются, то другие — гибнут.

Просветительский мировой проект преломлялся через идею культурного соперничества. С одной стороны, есть цивилизованный мир, существующий в единственном числе, с другой — миры варварства и дикости.

Либеральный мировой проект — мир представляется как глобальный рынок, конкурентное поле. По результатам конкуренции есть успешные, те, кто выигрывает в конкурентной борьбе, и, соответственно есть неуспешные, аутсайдеры.

Контекстно легла на западную почву и теория социал-дарвинизма. Конкуренция в ней рассматривается как частный случай действующей в живой природе борьбы за существование. Есть в этой борьбе победители и есть, соответственно, проигравшие. Из идеи конкуренции, переносимый на межрасовые отношения, берутся и истоки фашистской идеологии. Есть расы сверхлюдей, которые должны господствовать, а есть нелюди, обрекаемые на рабство или уничтожение. И, наконец — неолиберальный проект. Он выстраивается на противопоставлении постиндустриального общество или сверхобщество и зон архаики.

Парадигма, таким образом, исторически воспроизводима. Развитие проектируется как борьба и конкуренция. Смена парадигмы невозможна. Развиваться означает в этой версии быть конкурентоспособным. Отказ же от конкуренции означает неразвитие. (Рис. 3).

Рис. 3. Конкуренция как фундаментальная идея западного проекта

Как, в свою очередь, развивалась русская общественная мысль? В ней, как и на Западе, обнаруживается определенная парадигмальная устойчивость. В разных модификациях — это идея солидаризационного развития. Православие представляло концепт, совершенно нехарактерный для католической и тем более протестантской мысли — соборное спасение. Даже взяв петровскую империю, которая, казалось бы, оппонировала традиционным православным подходам, можно обнаружить в ее идеологии солидаризационную тему — государство всеобщего благоденствия. Славянофилы противопоставляли индивидуализму Запада русскую идею соборности. Народничество, переосмысливая западные теории марксизма, выдвинуло концепт общинного социализма. Большевизм заявлял коммунистическую солидаризации.

И вот происходит некий сбой. Постсоветская Россия берет на вооружение ту модель, которая не была идентична российской цивилизации — модель конкуренции. Она трансформируется под западную идеологию, уничтожая, соответственно, ту альтернативу, которую несла исторически. (Рис. 4).

Рис. 4. Солидаризация как фундаментальная идея российского проекта

Это не просто рассуждения. Столкновение принципов солидаризации и конкуренции может быть прослежено по данным статистики.

Расчет был сделан для отношения доходов в ВВП на душу населения 10% наиболее богатых стран к 10% самых бедных стран мира. Эмпирические данные по исторической статистике брались по базе признанного специалиста в сфере ретроспективной статистики Ангуса Мэдисона. (Рис. 5).

Рис. 5. Отношение в доходах ВВП на душу населения 10% наиболее богатых стран к 10% наиболее бедных стран мира

Что выявилось? Начиная с XVI века, разрыв между богатыми и бедными странами устойчиво возрастал. Процесс отрыва Запада от остального мира хронологически точно совпал с зарождением феномена капитализма. Капиталистическая экономика предполагала постоянное расширение масштабов мирового рынка сбыта и увеличения ресурсной базы. Отсюда как следствие — колониализм. Именно в шестнадцатом веке началась эпоха глобальной колониальной экспансии. Экономический отрыв одной части населения мира от другой четко соотносился с процессами колонизации.

Еще в начале XVIII века наиболее богатые страны мира превосходили наиболее бедные в среднедушевом выражении доходов не более чем в два раза. Сегодня этот разрыв измеряется уже несколькими десятками раз. С вступлением Запада в эпоху империализма динамика диспаритета резко увеличивается. С завершением колониального раздела мира темпы страновой дифференциации на богатых и бедных вновь увеличиваются, что доказывает связь феномена странового неравенства с практикой колониализма во всех ее исторических модификациях.

За весь рассматриваемый пятисотлетний исторический интервал фиксируется только один период, когда вопреки установившемуся тренду разрыв между богатыми и бедными странами мира не только не возрастал, но, напротив, сокращался. Это период существования СССР и мировой социалистической системы. Выдвижение альтернативной модели солидаризационного развития человечества остановило процесс усугубляющегося глобального социального раскола. В этом, прежде всего, и заключался великий смысл и миссия советского проекта. В этом кроется причина того страха и ненависти, которые испытывали к СССР те, кто жил и живет в современности по принципам социал-дарвинизма.

Распался СССР и тренд роста мирового неравенства был восстановлен. Страновый разрыв между богатыми и бедными вновь стал стремительно увеличиваться.

Существуют различные научные школы, специализирующиеся на количественной оцифровке значимости ценностей в преломлении к различию социокультурных сред. Все они в отношении России сходятся в том, что ее ценностный облик разительно отличается от ценностного облика Запада.

Четко фиксируется при проводимых аксиологических замерах и кластер «православные страны». Само по себе наличие этого кластера является свидетельством наличия соответствующей цивилизационной общности. Обнаруживается причем дихотомичность в системе ценностных шкал «православного» кластера кластерам «протестантские страны» и «англо-саксонские страны». И эта фиксация объясняет, почему эксперимент переноса в Россию американской (шире — англосаксонской) ценностной системы мог закончиться только неудачей.

Методика количественной оцифровки ценностей школы Г.Хофстеда сложилась еще в 1970-е годы. Революционное значение имел полученный на основании ее применения вывод о том, что экономическая и технологическая развитость может достигаться на различных ценностных платформах, варьирующихся по различным типам «деловых культур». Индикаторы в системе Г.Хофстеда группируются по пяти основным параметрам: индивидуалистичность, дистанция от власти, долгосрочная ориентация, определенность будущего, маскулинность. При сравнении с другими важнейшими геополитическими акторами современного мира обнаруживается определенно особый аксиологический тип России. (Рис. 6, 7).

Рис. 6. Социокультурные характеристики стран мира по методике Г.Хофстеда: Россия и страны Запада

Рис. 7. Социокультурные характеристики стран мира по методике Г.Хофстеда: Россия и страны Востока

Главное ценностное противоречие между Россией и США выявляется в рамках оппозиции индивидуализма и коллективизма. (Рис. 8). И это прямо соотносится с длительной философской традицией осмысления «русской идеи», в качестве альтернативы западному индивидуализму на основе ценности общинного коллективистского мироустройства.

Рис. 8. Россия и США: ценностные оппозиции

Большим авторитетом в современной аксиологии пользуется фигура Шоломона Шварца из Израиля. На основе шварцевской методологии был реализован, в частности, проект «Европейские ценности». (Рис. 9). В рамках него социологические данные по 22 странам Европы распределялись по 15 выделенных Шварцем ценностным индикаторам.

По всем ценностным индикаторам системы Шварца обнаруживается четкая кластерная оппозиция групп православных и протестантских стран. Показатели России имеют устойчивое тяготение к полюсам аксиологических шкал.

Рис. 9. Результаты «Европейского социального исследования» (European Social Survey- ESS) (по методике Ш.Шварца)

Одним из наиболее масштабных проектов количественного расчета ценностной ориентированности стран мира является проект «World Values Survey». Он реализуется с 1981 года, охватывая около ста государств. Многочисленные опросные данные укладываются по системе, разработанной Рональдом Инглхартом, в рамках двух ценностных дихотомий: традиция — секулярность и коллективизм — индивидуализм. Страны, принадлежащие к различным цивилизационным ареалам, четко кластеризуются, подтверждая правильность применяемой методики расчетов. Россия и весь «православный» кластер стран оказываются в ценностном отношении наиболее отдалены от кластеров «протестантского» и «англо-саксонского» ареалов. На основе полученных количественных результатов можно говорить о мировой альтернативе Россия — Запад (максимальный среди всех цивилизаций показатель ценностной отдаленности). (Рис. 10).

Рис. 10. Цивилизационные кластеры мировых ценностей

Ценностные ориентиры населения любой из стран могут со временем подвергаться изменениям. Соответственно, помимо фиксации аксиологических различий цивилизаций необходимо также выявить направленность ценностной изменчивости. При долгосрочном рассмотрении это позволит говорить о конвергенционности или дивергенционности развития цивилизаций. Долгосрочность — около трети столетия реализации проекта «World Values Survey» предоставляет возможность обнаружения соответствующих ценностных трендов. Установление же наличия трендов дает видение ценностного облика стран и цивилизаций в будущем. (Рис. 11).

Рис. 11. Динамика развития ценностных установок в странах мира (с 1981 г.)

Запад, согласно данным «World Values Survey» развивается в направлении дальнейшей индивидуализации и секуляризации. По этому же пути идет и ряд других цивилизаций. Китай на протяжении трети столетия остается в ценностном отношении фактически в статичном состоянии.

Но самое интересное происходит с Россией. Несмотря на западническую идеологическую инверсию 1990-х годов, аксиологически Россия идет по прямо противоположному по отношению к Западу пути. Происходящие в ней на ценностном уровне процессы можно определить понятиями ретрадиционализм и реколлективизм. И в этом отношении Россия опять-таки, как это и было всегда исторически, предлагает миру аксиологическую альтернативу. Другое дело, что идеологически с позиции политических элит российская альтернативность пока еще четко не артикулируется. Но вопрос об артикуляции новой идеологии России, по-видимому, дело времени.

Путь модерна был путем секуляризации. Модернизация предполагала ломку ценностной системы традиционного общества, уклада крестьянского быта. Запад при этом развивался в парадигме индивидуализации, тогда как Россия предложила модель модернизации с опорой на ценности коллективизма. Из индивидуализации в рамках западного модерна логически вытекал постмодерн. В этом смысле постмодерн является порождением цивилизации Запада. Но из российской коллективистской системы модерна постмодерн не продуцировался. И вот теперь, когда Запад двинулся в постмодернистском направлении, перед Россией возникла развилка между западничеством, а соответственно, постмодерном и культурной несуверенности, и цивилизационной идентичности, и как следствие, восстановлением идентичных традиций. (Рис. 12).

Рис. 12. Модерн и постмодерн в динамике развития ценностных установок. Куда идет Россия?

Почему именно Россия, а не кто-то иной выдвинули перед миром альтернативу солидаризационного развитиия? Почему сложилось именно так?

Конечно, есть определенные средовые условия, которые обусловили данный факт. Во-первых, это православие, православное мировоззрение с идей соборности. Во-вторых, трудовая русская община, принципиально отличающаяся и от восточной родовой и от западной частно-правовой общины. В-третьих, исходная многоэтничность и этническая интеграционность государствостроительства, противоположные западному подходу Священной Римской Империи Германской Нации. В-четвертых, идея религиозной интеграции, выстраивания модели межконфессиноального сосуществования. В-пятых, фактор непроходящего исторически иноцивилизационого военного давления. В-шестых, высокая пространственная распыленность. А о какой конкуренции могла идти речь при необходимости удержания территории в условиях распыленности людских ресурсов? В-седьмых, тяжелые климатические условия и как следствие низкая урожайность, отсутствие значимых излишков. Тоже тут не до конкурентной внутренней борьбы. В-восьмых, это не морской, а потому и не торговый характер русского цивилизационногенеза. (Рис. 13).

Рис. 13. Почему именно российская цивилизация явилась выразителем идеи цивилизационного развития

Конечно, западные концепты экстраполировались в Россию и прежде. Но что с ними случалось на российской почве? Они перетолковывались совершенно противоположным образом в отношении к исходной версией. Широко известен опыт с трансформацией гегельянства. История в гегелевском изложении развивалась в направлении освобождения человека и его индивидуализации. В русском варианте, наоборот, финал истории со ссылкой на Гегеля — это солидаризированное существование человека. Западный дарвинизм базировался на идее борьба за существование, как двигателе эволюции. Русский дарвинизм утверждал, что двигателем эволюции является не конкуренция, а солидаризация. Ницшеанство на Западе представляло собой апелляцию к образу сверхчеловека как аморалиста. В русском ницшеанстве сверхчеловек — это коллективное преображенное человечество. Сегодня популярностью в патриотических кругах пользуется геополитика. На Западе — это наука, утверждающая предопределенность борьбы государств фактом географического положения. В отечественной версии геополитика заявляется как учение о приоритетности духовных ценностей и о необходимости ценностной солидаризации человечества. В России, таким образом, западные концепты конкурентной борьбы все равно раз за разом перетолковывались в направлении идеи солидаризации. (Рис. 14).

Рис. 14. Трансформация западных учений в России

Какое место занимает российская идея солидаризационного развития в мегаэволюционной перспективе? Мегаэволюционная цепочка видится в следующей развертке. В человеке есть несколько составляющих жизни: биологическая, социальная и духовная. Вектор эволюции в мегавоременной перспективе состоит в усилении социальной и далее духовной составляющей. В этом в разных лингвистических модификациях и состоит историософия русской идеи. Осуществить с опорой на социальную солидаризированную составляющую прорыв к жизни духовной. Это не просто вопрос о политической оппозиции Западу, а решение проблемы мегаэволюции человечества.

Западный проект имеет совершенно иную направленность. Эта направленность есть десолидаризация, поскольку в основе западного пути положен принцип конкуренции. И вместо идеи преображенного человечества, в какой бы версии (православной или коммунистической) она ни выступала — это антропологический ориентир, если называть вещи своими именами, античеловечества. (Рис. 15).

Рис. 15. Российский и западный проекты в мегаэволюционной развертке развития человечества

Предпринимались исторически различные попытки формулировки русской идеи. Исходя из вышеприведенного рассмотрения, она может быть сформулирована следующим образом — идеологическая альтернатива мирового солидаризированного развития. Это предполагает в качестве базовых компонент — идеократию; альтернативу существующей системе мироустройства; мессианство, то есть обращение ко всему миру с целью его спасения; коллективизм; развитие, понимаемое не как рост, а как парадигмальная устремленность в будущее. (Рис. 16).

Рис. 16. В чем состоит Русская идея и как она блокируется в современной России

Но что мы наблюдаем сегодня? Сравнительно недавно в качестве национальной идеи России был провозглашен патриотизм. Но ранее, когда Президент шел на выборы в 2004 году формула национальной идеи представлялась иначе: «Нам нужно быть конкурентоспособными во всем. Человек должен быть конкурентоспособным. Город, деревня, отрасли производства и вся страна — это и есть наша основанная национальная идея сегодня».

Итак — конкурентоспособность. И принцип конкурентоспособности действительно внедрялся по всем нишам бытия. Экономическая сфера — рыночная модель экономики, курс на приватизацию. Финансовая сфера — сверхвысокие ставки кредитования. Социальная сфера — социальное расслоение, трущобы и роскошь, как индикаторы страны контрастов. Налоговая сфера — плоская шкала налогообложения. Сфера культуры — голливудизация, антропологический ориентир — супермен как успешный герой-индивидуалист. Образовательная сфера — конкуренция на рынке образовательных услуг, так называемый, компетентностный подход, а не формирование гармоничного человека. Научная сфера — всеобщая рейтинговая конкуренция. Гражданская сфера — конкуренция за гранты. Медицинская сфера — коммерциализация, рассмотрение больного как источника дохода. В сфере национальных отношений, как следствие приверженности конкурентной основы — рост ксенофобии, в том числе мигрантофобии. Сфера внешней политики — продвижение интересов крупных корпораций, конкурирующих с другими крупными корпорациями.

Созданная система это не российский продукт, а продукт западный. И понятно, что, во-первых, на этой платформе Россия не сможет предъявить какое-либо слово миру и становится одной из череды многих. Во-вторых, созданная система противоположна цивилизационной сущности самой России и подрывая ее жизненные потенциалы, ведет объективно страну к гибели. (Рис. 17).

Рис. 17. Новая национальная идея России — конкурентоспособность

Истоки выявленной альтернативы могут быть связаны еще с Евангельским посланием. Развилка исторического выбора фиксируется именно там. Один подход, на котором выстраивалась система античного мира, заявлял «раб не есть человек». Варвар тоже не считался человеком в полном смысле. Утверждались дихотомии раб-господин, римляне-варвары. Пришествие Христа перевернуло античный мир. Нет ни эллина, ни иудея, не должно быть раба и господина. И буквально Нагорную проповедь Христа в ее буквальном прочтении восприняла Россия. Россия в разных исторических версиях несла идеологически Нагорную проповедь. (Рис. 18).

Рис. 18. Истоки мировой исторической альтернативы

Современная дилемма — это не просто развилка политического момента. Это развилка в эволюционном развитии человечества. С одной стороны, если мы берем за основу глобальную конкуренцию, то выстраивается перспектива общества, в котором сильные побеждают слабых. И далее, если продолжать логическую цепочку — глобальная война, закрепление власти сильных, превосходство, присвоение, неравенство, распад человечества как единого вида. Это перспектива контрреволюции. Человечеству нужна иная альтернативная идеология развития — развития солидаризационного. Социальная эволюция раскрывается в этой версии как солидаризация.

И здесь, конечно, возрождение России, выдвижение русского, российского цивилизационного, обращенного к миру проекта — это не только вопрос спасения России. Пусть это пафосно звучит, но это вопрос о спасении мира. (Рис. 19).

Рис. 19. Две версии социальной эволюции

За Страстной пятницей всегда объективно, неизбежно приходит Светлое Воскресенье.