Только радость впереди!

«А пока мы только дети
Нам расти ещё, расти,
Только небо, только ветер,
Только радость впереди».

Из песни «Крылатые качели»

В советской песенной традиции существовал целый пласт лирических композиций, посвящённых расставанию с детством. Тоски по нему. Главный мотив: невозвратность. Утерянный Рай. Сказочное место, откуда мы прибыли и куда невозможно снова попасть. Заповедная территория, охраняемая здравым смыслом. «Куда уходит детство? В какие города? / И где найти нам средство, Чтоб вновь попасть туда?» — спрашивала молоденькая Алла Пугачёва. И сама себе — а заодно всем нам — отвечала: «Наверно, в край чудесный, Где каждый день кино, / Где также ночью синей cтруится лунный свет, / Но нам с тобой отныне / Туда дороги нет». Жизнь в СССР в виду её упорядоченной стабильности подразумевала «сезонность» бытия — после короткой, но бурной весны всегда наступало творческое лето, а затем — плодоносная осень, тогда как зима-пенсия, хоть и являлась гарантированной (и незыблемой!), всячески отодвигалась самим человеком. «Лет до ста расти нам без старости» — это о трудовом долголетии.

Детство рисовалось, как табуированная территория, существующая рядом, но — входить туда строжайше воспрещено. София Ротару в «Обычной истории» констатировала: «И вот уже зовут… И вот уже зовут / По отчеству / А в детство заглянуть / Так хочется». Не отставала и Эдита Пьеха, бессмысленно, точнее — риторически умоляя: «Может, впервые за тысячу лет дайте до детства плацкартный билет!..» Ей отвечала кассирша: билетов нет. И не будет. Женщина, отойдите и вообще — фарш невозможно провернуть назад. И певица покорно соглашалась: «Мы не вернемся, напрасно не жди. Есть на планете другие пути. / Мы повзрослели. Поверь нам. И прости». Во всех этих куплетах — сильнейшее переживание. В Советском Союзе детство-отрочество-юность строго отделялись от взросло-созидательного бытия, как разные миры. Это сейчас игривую младость продлевают сколь угодно долго — хоть до тридцати лет. В постиндустриальном социуме не нужно рано взрослеть — не для чего.

Советский проект был изначально заточен под формирование человека-работающего и человека-думающего. Умеющего принимать решения. Инфантильность, ребячливость воспринимались с отвращением. Подразумевалась долгая зрелость, а беззаботное солнечное детство изображалось этаким фантастическим островком. Ребята в пионерском лагере пели под гитару: «Кораблик детства уплывает в Детство, / Белые большие трубы скошены назад». По телевизору — «Приключения Электроника», фильм о взрослении раздолбая Сыроежкина. Его первоначальный лозунг: «Мы маленькие дети — нам хочется гулять». Ему в противовес Электроник поёт: «Детство кончится когда-то, / Ведь оно не навсегда». Крылатые качели и прочие мопеды-гамаки-сон до полудня — не для хомо-сапиенса. Это Сереге Сырожкину требуется стать человеком, а Электроник-то, как раз, человек. Пользу приносит ибо! В СССР нельзя было «задержаться» в 6 классе. Впасть в детство — это приговор. Сейчас — можно. И вас даже не примут за дебила. Скорее, напротив, объявят креативным и талантливым. Это не хорошо и не плохо — просто социально-экономическая данность. Уже на излёте советской истории, в кинофильме о Мэри Поппинс пелось: «Счастлив тот, в ком детство есть».

С другой стороны, все эти ностальжи-мотивы — продукт определённого поколения интеллигентов, чьи дети и внуки оказались практически в раю:  в отдельных квартирах и комфортабельных пионерлагерях, с разноцветными чудо-фломастерами, ворохом импортной одежды и — велосипедом «Орлёнок». Выросшие в коммуналках и помнившие тряпичный мяч, поэты и композиторы …завидовали собственным потомкам. Дети 1960-1980-х пребывали в особой — ни с чем не сравнимой — атмосфере. Именно её — эту атмосферу добра, любви и опеки — постарались воссоздать устроители выставки «Путешествие в мир советского детства», которая проходит в историко-мемориальном музее «Пресня».

Экспозиция, хотя и заявлена, как тематическая, всё же её оформление — сугубо концептуально. Одна только лестница, с крошечным трёхколёсным велосипедом — чего стоит! Перед нами — старая деревянная дверь, открытая в мир, а там — искусное фото ступеней. Обманка. Зато велосипедик — живой и настоящий. Инсталляция пугает, радует и вызывает щемящую грусть. Как в том самом куплете: «Но нам с тобой отныне туда дороги нет». Нам даётся крохотная возможность лишь пройтись по закоулкам памяти. Подобно тому, как в кино-саге «Москва — Кассиопея» на космолёте были отсеки, имитирующие земные виды, так и здесь — мы попадаем в искусно сконструированный мир своего прошлого. Коллективного-сознательного. Фоном — передача «Радионяня», пионерские гимны, отрывки из программ.  Кораблик детства уплывает в Детство.

Вот — наш общий стол, за которым все мы делали уроки. Впрочем, тут — раскрытые журналы. Лет 30-40 назад они отвлекали нас от формул и деепричастных оборотов: «Пионер», «Юный натуралист», «Техника — молодёжи», «Ровесник». Листаю забытые странички. Моя позапрошлая осень. Это — очень-очень давно. Открытка с медвежонком и календарик с мультяшной фигуристкой. Мы писали друг другу поздравительные открытки и собирали карманные календарики. Часы-будильник «Слава». Книжки. Манекен в школьной форме. Радиоточка голосит: «Как они быстро летят! / Их не воротишь назад. / Разве они пролетят без следа? / Нет, не забудет никто никогда / Школьные годы».

На стене — карта. А вот — большой атлас в шикарной синей обложке. Среди наук, упоминаемых детскими писателями советской эпохи, особняком стоит география — землеописание, изучение лесов, полей и рек, а также «прекрасной страны Сибири», воспетой в гайдаровских «Дальних странах». Лётчик из другой повести Гайдара поучает мальчика: «Учись разбирать карту». География — не только военная стратегия, но и мирные свершения. Земли под новые города и — полезные ископаемые. Модная в СССР геология. Держись, геолог — крепись геолог! География — это романтика и муза дивных странствий. Рядом — антипод романтики — уютный диван. С него нужно подняться, чтобы уйти во взрослую жизнь: «Повзрослели наши девочки, и солидней стали мальчики, / Те, которых география за собою увела».

Тот, кто не ушёл — тот мещанин и предатель главного советского смысла. Но пока мы только дети? Нам — плюшевый медведь, любимая игрушка маленькой девочки. Даже, если он не в самой лучшей форме: «Оторвали мишке лапу». Всё равно его не брошу. Потому что он — хороший. На витрине — диафильмы и аппарат-диапроектор. Помните? Волшебный фонарь нашего детства! Сегодня он покажется наивным — картинки с подписями, вся прелесть которых — в ощущении «домашнего кинозала», когда выключали свет и на гладкой стене возникали сюжеты. Виниловые диски со сказками — особо выделяется мюзикл «Бременские музыканты», по сути, постмодернистская рок-опера для самых маленьких.

Однако мир советского ребёнка — это вовсе не дом, каким бы тёплым и щедрым он ни был, но — пионерская организация, кружки, секции, лагерь, улица, музыкальная школа. Утроители выставки ведут нас всё дальше — вот номера газет «Пионерская правда». В них — о вожатых и юннатах, о сборе макулатуры, соревнованиях, дерзаниях и, конечно же, об игре «Зарница». Военизированная патриотическая игра, как правило, устраивалась в летних пионерлагерях. К ней готовились. Её ждали. На стенде — нашивки и погоны участников. Манекен в парадной форме. Алый галстук — частичка революционного знамени. Барабан- церемониальный символ пионерии.

Стеллажи районной библиотеки! Ни для кого не секрет, что в Советском Союзе был превеликий культ начитанности и, как следствие, острый дефицит книг. «Девочка с Земли», «Приключения капитана Врунгеля», «Малахитовая шкатулка», «Сын полка», «Всадник без головы» — всё то, что нынче именуется must reed. Не читать — это попросту стыдно. Даже самый пропащий двоечник обожал книжки Александра Беляева, Жюля Верна и Александра Дюма. Педагоги сокрушались: «Вася! Ты читаешь слишком много приключенческой литературы!» Ведь есть и высокая классика! Отстающих учеников, предпочитающих «Войну миров» — «Войне и миру», обсуждали на классном часе и — «протаскивали» в стенгазетах. На стене — забавный раритет 1960-х годов: самодельная газета «За учёбу!». Красивым девичьим почерком написаны заметки и объявления. Тут же — посильно выполненные карикатуры. Где-то теперь персонажи тех «очерков» — хулиганы и ленивые троечники?

Счётные палочки, тетрадки с промокашками, кармашки — касса цифр и слогов. Парта, образующая «правильный» наклон. Так называемая «эрисмановская», старинная, ещё с царских времён, когда Фёдор (Фридрих!) Эрисман — знаменитый врач-гигиенист изобрёл оптимальную школьную мебель. Медик Иван Сеченов писал об Эрисмане: «Всего более поражало в нём то, что он из швейцарца превратился в русского, искренне полюбил Россию и отдал все лучшие годы своей жизни на служение ей». Эти парты можно увидеть в кинофильмах сталинской и оттепельной эпох. В конце 1960-х «эрисмановский стиль» признали чрезмерно дорогостоящим, а потому от него пришлось отказаться: штучный товар в эру бэби-бума невозможен по определению. Моё — шумное и многочисленное — поколение сидело за штампованными столами из ДСП, зарабатывая сколиоз, тогда как наши мамы и старшие сёстры… Они изящно вставали, откидывая крышки эрисмановских парт и приветствовали строгую Марью Ивановну. А это? Видавший виды портфель. Сюда помещались не только учебники с тетрадками, но и томик Луи Буссенара (читать на скучных уроках), и всякие удивительные штуки.

Ещё один знаковый предмет советского детства — фортепиано. Воссоздан фрагмент помещения музыкальной школы или, как мы её называли — «музыкалки». Культурная разносторонность, как у дореволюционных барышень и кавалеров. Вспоминаем непременный «Этюд» Карла Черни и «Лунную сонату» божественного Людвига ван (так сказал бы герой «Заводного апельсина»!) Сольфеджио, муз-литература, хор. Гаммы — на «радость» соседей, которые ждут не дождутся, когда же ты …бросишь терзать клавиши и пойдёшь играть во двор. Рядом — игрушки и велосипеды. На полу — вычерченные мелом «классики». Сбежать от «Этюда» Черни, чтобы прыгать до самого вечера, до окрика. «Наташку и Мишку загнали домой — учить уроки!» — помните эту формулировку — «загнать»? Вообще, экспозиция собрана с невероятным тщанием и вкусом. С любовью. И — приятной печалью. Нет, не оксюморон. Реальность. О, чудо. У нас было такое детство! Завидуйте нам, юные.