Классики современной России. Виктор Балдоржиев

Юнна Мориц Творчество 1 127

БАЛДОРЖИЕВ Виктор Борисович (Цырен-Ханда) родился в 1954 году в Бурятии, в селе Усть-Ималке Опонского района. Учился в Благовещенском педагогическом университете имени М.И. Калинина, на историко-филологическом факультете. Работал журналистом в районных и областных СМИ. Публиковался в журналах «Байкал», «Полярная звезда», «Дальний Восток» и других. Автор повести «Огненные тропы», романов «Разные люди» и «Последние войны волков», сборника стихов «Каторга» (1992). Перевёл на русский язык бурятских авторов. Награждён медалью А.С. Пушкина. Живёт в Чите. 

В 2001 году по итогам конкурса Межрегиональной Сибирской Ассоциации был признан одним из лучших журналистов Сибири, в 2011-м, по итогам конкурса ФРИП ФС, вошел в число лучших журналистов России. С 2005 по 2009 годы возглавлял отделение Союза Писателей России Читинской области.

Член Международной Гильдии писателей, член Союза писателей России. Указом Президента России в 2008 году награжден медалью А. С. Пушкина.

Стихи Виктора Балдоржиева самобытны и естественны, как степной ветер, как яркое солнце и проливной  дождь, как музыка его народа.  Они уносят в луга и долины, завораживают своей свободой, увлекают пейзажами. Эти стихи глубоки и человечны, патриотичны, порой политичны. С ними можно грустить и радоваться, размышлять и мечтать.

Любовь к  Родине, неравнодушие к её бедам, боль души и желание всё исправить…

Гроза в деревне

Неужель не росла здесь пшеница,
Но крапива приволье нашла.
Как Россия могла опуститься
До такого разора и зла?

Тьма людей жаждет пищи и воли,
Но о чем им со мной говорить?
Если воин один в чистом поле,
То себя же ему хоронить.

Средь каких сорняков и бурьянов,
Сея добрые зерна всегда,
Никому ты не нужный и пьяный
Золотые закончишь года!

По какому же умыслу злому
Чаще думаешь ты о петле?
Никогда не вернешься к былому,
Но сегодня не нужен земле…

Не душа ли твоя отлетает
В бесприютные выси свои.
И плывет и печаль навевает
Можжевеловый запах хвои.

Голубеют озерные дали,
А за ними – синеют леса.
Знать так долго тебя убивали,
Что грозой снизошли небеса.

Росчерк молнии – выстрел из плети,
Над деревней грохочет пальба.
Все равно не сбежишь ты от смерти,
Но на время спасет Телемба…

2005  
Как смешались осень и история родного края…

Предвосхищение осени

 
Как войско древнее пестреет,
Блестя под солнцем серебром,
Багровым шелком пламенеет
Осенний лес… А за холмом –

Грохочет гром и гул неясный,
И струйки дымных облаков.
И краски осени контрастны,
Контрастна радуга цветов –

Хоругвей темных колыханье,
И сталь мечей или клинков,
И полумесяца сиянье,
И шелест сизых бунчуков.

Так ветер красками играет,
Что все движения видны,
Плащи с доспехами мелькают,
И лица строгие ясны…

Там войска древние под сводом
Собрала осень у холма,
И вновь ожившие народы,
Нас сводят красками с ума.
2005 

 
А вот про человечесткое сиротство, к сожалению, такое обычное согодня…

Гость нежданный

 
Старший брат заявился нежданно,
Поздравлял и был искренне рад.
Пенье стихло… И он невзначайно
Огляделся и смолк невпопад.

Окатило его звоном-гулом,
Задохнулся он, как впопыхах –
В неказистом пальтишке, с баулом
Среди смокингов, женщин в шелках.

Он ушел… И продолжилось пенье
(Младший брат «Мерседес» обмывал).
И баул с деревенским вареньем
Одиноко в гостиной стоял…
2005

 
Простор и воля…

Переводы. Ринчингийн Чойном. Моя Монголия

 
Только в сердце Монголия краше
И на картах она не видна.
Не в музейной фарфоровой чаше, —
В деревянной пиале она,
Запах чая и дыма там слаще,
И гобийские ветры звенящи,
И родная земля солона…

И мука, что прожарена круто,
И вода из холодных ключей,
Вся нехитрая утварь уюта,
Аромат разнотравья степей,
Загорелые лица и юрты…
И над сводом продымленным будто
Дым зовет неустанно гостей.

Там старик отдыхает спокойно,
Вспоминая былые года,
И ружье, позабывшее войны,
В изголовье мерцает всегда.
Как в походах уставшие кони,
Сапоги притулились там сонно.
И белеет во мгле борода.

На божнице мерцает лампада,
Дымокурница, тусклая медь.
Стариковская дочка – отрада,
Рождена за хозяйством смотреть,
Ни жена, ни вдова, без наряда,
В этой юрте вся жизнь и услада,
Все хлопочет, чтоб чай разогреть…

Конь всхрапнет, паутов отгоняет,
Вечереет степной окоём,
Солнца луч в дымоходе играет.
Смех детей, гурт скота, водоём…
Пёс бежит и заливисто лает,
И ошейник, алея, мелькает.
Вот Монголия в сердце моём…

Оригинал написан 31 мая 1976 года.
Перевод сделан 16 августа 2011 года. 

 
Есть кто-нибудь, кто с детства не задумывался над этим?..

Тризна

 
Плетет незримо кружева
Прекрасно сложенный паук!
И муха бьется в паутине,
Прекрасно сложенная тоже!
И вот сложнейший организм
Другой сложнейший организм
Корежит яростно и зло.
О! как должно быть в тонком мире
Хрустит устройство ног и крыльев
В сложнейшей пасти паука!
Как страшно мухе, больно мухе,
Какая это мука — смерть!
И как безжалостно паук
Хрустит и чавкает, урча…

«Чье вдохновенье, чья любовь,
Создали эти организмы?»

Такие мучают вопросы
Совсем простого человека,
Когда он чавкает и ест
Еду из разных организмов
И видит дымку паутины,
А в дымке тризну паука
Над бедной мухой золотой.
1996

 
 
Актуально и сейчас…

Не найдешь ни воли, ни покоя…

 
Не найдешь ни воли, ни покоя,
А найдешь, так сразу быть беде!
Не живут поэты и герои
В нулевой, посредственной, среде.

Жар души и жертвенность напрасны
Там, где пешки вышли в короли,
Для нуля все степени опасны,
Потому и властвуют нули…

Каждому укажет нуль на место,
Разбухая, множась, во сто крат.
И на диком празднике бесчестья
Все другие степени молчат!
1996

 
Читаешь и чувствуешь, как работает твоя душа…

То ли ветер гудит

 
То ли ветер гудит в проводах телеграфных,
То ли черт завывает. Кромешная ночь!
Ничего не видать. Даже нет биографий
Знаменитых людей. А ведь было точь-в-точь.

Всё сходилось, равнялось, продуманно чётко:
Судьбоносные книги, парады имён.
Всё исчезло куда-то и начисто стёрто –
Имена и награды и вожди всех племён,

Что делили страну, человечество даже,
На  своих и чужих, на врагов и друзей,
А меж ними жила небольшая пропажа –
И не враг, и не друг, а какой-то ничей…

Всё давно миновало! Но снится мне чаще
Незаметный Серега, мой друг и алкаш,
Забулдыга бездомный, с рожденья пропащий,
С виноватой улыбкой, не враг и не наш.
 2011 

 

СЕРЁГА

 
 
Сегодня мне ночью приснился Серега,
При жизни он не был таким никогда:
В хорошем костюме, ухоженный, строгий,
И, вроде, от прошлого нет и следа…

Он был моим верным и преданным другом,
Который меня понимал до конца
В жестокое время! И каюсь – с испугом,
Бывало, смотрел на меня, подлеца.

(Как жить и творить в суете Вавилона,
Под небом России, на вьюжных ветрах?
Имеющий дом, не имеющий дома
На разных всегда говорят языках)…

Безумный скиталец, бродяга несчастный
Он жить не умел, а другие смогли,
Оставив ему все подвалы, ненастья,
Холодное небо родимой земли.

Бездомный, запойный, братишка мой русский,
И в пьяном бреду сохраняющий мысль
Далекой культуры славян и этрусков,
Без всякой обиды смотревший на жизнь.

Ведь в каждом из нас – станционный смотритель,
И каждый – в шинели своей немоты.
Но он еще – слушатель и посетитель
И собутыльник богемной Читы…

Продрогший насквозь и промокший до нитки,
Он шел до меня и о чем-то мечтал.
И знал: обязательно выручит Витька,
Ведь Витька Серегу всегда выручал.

О, как наши судьбы страшны и похожи:
И вот на холодном, промозглом, ветру
Зазвал его в дом свой случайный прохожий.
Он выпил с ним ночью, а помер к утру…

Мы долго искали, сличали, просили –
Пока не нашли бугорки и тот ряд,
То дикое кладбище дикой России,
Где дети ее – без имен и без дат.

Родились не вовремя, не было силы
Убить в себе совесть и чувство вины:
Ведь жизнь – не борьба и нельзя до могилы
Бороться со всем населеньем страны.

А звезды – высоко, Серега – глубоко,
На каждом из нас – роковая печать!
Я плачу, проснувшись, в ночи одиноко.
И не с кем беседовать. Не с кем молчать…
2005 

 
По мотивам стиаринных монгольских песен…

Просьба погибшего воина

— Мой нукер!
Когда возвратишься домой,
Зайди в нашу юрту, поведай
О том, что мой меч зарастает травой,
Что я не вернулся с победой…

Скажи, что в бою горемычный убит,
Что тело гниет на чужбине,
Колчан мой блестящий, синея, лежит,
Украсив леса и равнины…

Скажи, что несчастный друзей не предал
И небо не проклял укором,
Что шлем мой железный чернеет у скал,
Покрытый осенним узором.

Скажи, что застыли, мертвея, глаза
И были слезами омыты,
Что черная длинная, плетью, коса
С травою теперь перевита!

Поведай отцу, что я был еще жив
И после пятнадцатой раны!
А матери бедной потом расскажи
Про земли, народы и страны…
1998

 
Сейчас природа-матушка разгуляется…

Перед ливнем

 
Когда грохочущие тучи
Плывут над пашней и рекой,
То так призывно и пахуче
Запахнет влагой и землей.

Они клубятся величаво
В лучах вечерней тишины,
Лазурно, розово, кроваво
Слегка, с боков, освещены.

В их дальнем гуле нет угрозы,
Они готовятся сейчас –
И в дымных чревах варят грозы
И ливни шумные на нас.

Там вьются горные дороги,
Смешав начала и концы,
Встают и падают чертоги,
Вздымаясь, рушатся дворцы.

Гроза и ливень близко-близко.
И Бог свой замысел вершит,
И все, что мелочно и низко
Сметет с земли или с души…
2005

 
Об этом лучше не расскажешь, чем таким стихом…

В райцентре

 
На улице райцентра, у раймага
Старик читает серую газету.
Он нищ и пьян. И буквы на бумаге
Ведут его, дрожа, по белу свету.

Но видит он за каждым словом – слово,
(Быть может там решение Совета),
Он сохранит газету внукам снова…
Не зная, что им не нужна газета.

Они давно в пучинах интернета,
Им гаджеты, конечно, лучше книги,
Им гаже гадов Думы и Советы,
Политика и прочие интриги…

Они живут давно за океаном,
Богаче, может, нашего района,
И утешают плоть Аристофаном,
Переходя на Публия Назона…

Но дед им отправляет бандероли,
Исправно шлёт районные газеты.
И в письмах говорит о Мотороле,
А также о решениях Совета…
2017 

По весне

 
На реке помертвел уже лёд,
Он не зимний теперь, ноздреватый.
Человек собирался в поход,
Но теперь не пойдёт, виноватый.

Знает он, что чревато теперь…
Лучше гор – только кресло с диваном.
И закрытая плотная дверь,
Монитор с недобитым романом,

Где себе и другим на беду
Человек переносит поклажу:
Он по тонкому, тонкому льду
Каждый день тащит вздор или лажу.

Разве лёд может треснуть слегка?
Может был перегружен поклажей.
Только вынесла летом река
Его труп с ноутбуком и лажей.
2017 

 
Этим и держимся… 

Помним

 
Границы закрыты. И вьюга
Дороги к друзьям замела,
Но помним ещё мы друг друга,
И память о дружбе светла.

Ведь мы никому не обуза,
Мы братских народов семья.
На страшных обломках Союза,
Мы помним друг друга, друзья.
2017  

 
Трель жаворонка — это всё-таки символ надежды… 

Жаворонок над руинами

 
Дацан на руинах колхоза,
Колхоз прорастает быльём
И слоем культурным навоза,
Того что мы прошлым зовём.

Давно я не вижу улыбки
На лицах моих земляков.
Слова их пугливы и зыбки,
Обходятся чаще без слов…

Теряются навык и школа,
Рефлексам не надо учить.
А сердце и ум без Глагола,
Нельзя ни к чему приложить.

Какие явились причины,
Где вымысел, правда, обман?
О чём им расскажут руины,
И чем их согреет дацан?

Но трепетно, нежно и звонко
Весной в силу разных причин
Вдруг слышится трель жаворонка
Над дымным завалом руин…
2017

 
Пусть растёт прекрасное древо, посаженное прекрасным поэтом…

Семя упавшего древа

 
После установления скульптурной композиции «Утвердившим рубежи России».

Какие отмерены вёрсты,
Чтоб здесь утвердить рубежи.
Бурятские сопки, как сёстры,
Где русские были мужи.

Какие звучали наречья
Под небом родимой земли,
Исчезнув в туманах Трехречья,
На сопках маньчжурских вдали.

Как будто бы всеми заклятый,
Ведь с прошлым разорвана связь,
Стоит, накренясь, Абагайтуй,
Разора и срама стыдясь…

Стоят мои сёла, стыдливо,
Униженно взгляд отводя.
Кто может, живите счастливо!
А я не могу. Мне нельзя…

И слышу такие напевы,
Такую знакомую речь.
Я – семя упавшего древа,
Сумевший всё древо сберечь.
2017

 
 
 
 
 
Сейчас на главной
Статьи по теме
Статьи автора