Как доказали жизнь и история – именно обобществление имуществ, общность, коллективность владения и управления в экономической сфере— это базис и необходимый базис для реального народовластия, в отсутствие которого всякое народовластие есть лишь ложь, болтовня и фейк.
Частная собственность принадлежит одному человеку, кооперативная и акционерная – кооператорам и акционерам. И та и другая есть базис власти для своих владельцев, и больше ни для кого. Напомню, что власть и собственность – одно. Русский язык о собственности говорит «владеть», а о власти – «володеть». Владелец (юридическое) и Владыка (политическое) – однокоренные слова. В сущности, одно слово.
Нельзя володеть не владея. Нельзя управлять, не контролируя. Кто распоряжается благами территории – тот и власть на территории.
Это означает, что народовластие – это всенародная собственность. Оно только там, где она преобладает. А там, где преобладает частная или кооперативная, акционерная – там власть тираническая или олигархическая.
В их условиях народ голосовать не хочет, а если голосует, то всё равно подделывают итоги, а если не подделывают – то избирается нечто беззубое, по рукам и ногам связанное реальной властью реальных владельцев. Такие выборы можно игнорировать, или голосовать на них протестно, или ходить на пикеты протеста против их фальсификации. Как вы понимаете, и то, и другое, и третье совершенно бесполезно.
Если в машине нет топлива – то сколько её не толкай, всё равно она будет ехать на вас, а не вы на ней. Если у народовластия нет общенародной собственности, которым народ распоряжается как хозяин – то не будет и никакого народовластия. Хотя записать на бумажке, конечно, можно что угодно: хоть «демократия», хоть «тройная демократия» — как тройной одеколон.
Если мы вышли из первобытности, то мы понимаем, что заклинаниями, бубнами, ритуальными плясками вокруг столба, и даже кровавыми жертвоприношениями никаких реальных вопросов жизни решить нельзя.
Народ не может стать хозяином раз в пять лет в день выборов – если все пять предыдущих был бесправным наёмным рабом, трепещущим хозяйского окрика. И на пять следующих готовится к тому же.
Жизнь (реальная, настоящая) у этого человека – зарплатное рабство. То есть роковая зависимость, делающая его положение в обществе очень шатким, неустойчивым, хрупким. Даже если рот крикунам не заткнут сегодня – что они будут кушать завтра? Нет ничего более далёкого от народовластия, чем зарплатное рабство, висящее на ниточке работодательской благосклонности, повязанное кредитами и ипотеками, обременённое обязательными поборами.
Ей Богу, больше «народовластия» у крепостных, которым нечего терять, которые – собственность рабовладельца, а посему он не может их выгнать вон без ущерба для себя. При таком положении хозяин, оберегая свою собственность, может быть, иной раз к ним и прислушается. Ведь крепостные – часть его хозяйства, а зарплатные бедолаги – приглашённые в его хозяйство временные гости. Не нравится угощение – ноги в руки и вон пошли…
+++
Чем бесправнее человек – тем больше хозяин может фанфаронить о его правах и волеизъявлении. Если в моих руках марионетка на ниточках – то чего мне бояться её голосований?! Я же сам ей руку поднимаю за ниточку, и мне удобнее врать, что это не я, а она, марионетка, принимает решения. Ну, а то, что всегда в мою пользу – так это она меня так сильно уважает…
При всем драматизме коллективизации с её «великим переломом», перегибами на местах, порой просто сведением личных счётов, буквально за три года крестьянство России вырвалось из тысячелетней (!) западни безысходности его быта. Уже в 1935 году, то есть через два года после «величайшей трагедии крестьянства», «сломавшей ему хребет» по версии либералов — резко возрос уровень механизации работ, значительно увеличилось поголовье скота, на новую высокую ступень была поднята агротехника, повысилась урожайность.
Доходы – реальные, материальные, товарные, а не номинальные, как при инфляции колхозников в среднем составили в 1933 году 124% от 1932, в 1934 – 131% от него же, в 1935 году – 148%.
Сравним это с «шоковой терапией Ельцина-Гайдара». Если бы она имела эффективность «шока коллективизации», то к 1994 году (если отсчитывать от начала «реформ») реальные, материальные, вещественные доходы россиян выросли бы в полтора раза! Отсюда и понятно, почему в Великую Отечественную крестьянская, в основном, по составу армия так отчаянно дралась за Сталина и свои колхозы. И никак не хотела слушать власовских увещеваний, что «мы колхозы распустим, чем вас, мужики, и осчастливим».
Мужики моментально почувствовали эффект, и совершенно не желали роспуска колхозов, как не желали они и возвращения латифундистов. Мужики прекрасно, на своей шкуре, знали что такое помещик, и что такое кулак. Оттого и остановили чудовищную по силе германскую армию, которую никто в мире остановить не мог.
Если бы мужики, составлявшие основу армии, ненавидели колхозы так, как нам рассказывают – то неужели бы они не проявили чуть больше пассивности: им же и «беспокоиться восставать» не нужно в 1942 году было, так, прилечь на обочине, и немцев пропустить. А они вместо этого – зубами немцев рвали: от великой ненависти к колхозному строю и лично Сталину?
Советская газета в 1935 году писала о «кровной заинтересованности колхозников и колхозниц в укреплении социалистического производства как главного источника улучшения их материального благосостояния». Понимаете, никаких лозунгов, материальное благосостояние!
Да ведь нужно же быть слепым, чтобы не увидеть, что в деревне как раз в эти годы появляются трактора, комбайны, всякие сеялки-веялки, радио, загораются электрические лампочки, преодолевается всеобщая малограмотность, детки учатся, а их родители ИМЕННО В ЭТИ ГОДЫ переобуваются из лаптей в городскую кожаную обувку! Кто рискнёт сказать, что он это проглядел в отечественной истории?!
«Растущие затраты колхозного труда, улучшение его качества, при наличии новой технической базы и агротехнических мероприятий, естественно привели к систематическому росту с.-х. продукции, а следовательно и доходов колхозников» — это и цель, и результат обобществления земли в 30-е годы.
+++
Можно, конечно, пойти и другим путём – «демократическим», без насилия. В смысле не совсем без насилия – а без централизованного насилия государства. На местах, конечно, в каждой станице Кущевской свои насильники имеются, но из центра они не координируются.
«Демократический» путь – это годами и десятилетиями, а если взять опыт царизма, то и столетиями – болтать о благоустройстве и развитии деревни. Это путь столь же беспроблемный, сколь и бесплодный. На реальной жизни в кущевских станицах он никак не отражается. Там всё неизменно – а бесконечные разговоры властей в пользу бедных – звучат ласкающей ухо музыкой. А какой может быть смысл у музыки? Только эстетическое удовольствие!
Они поют – а мы живём, как жили. Меняются только поколения. Больше ничего не меняется. Историческая западня курной избы и лапотничества захлопывается навсегда: чтобы оттуда выйти, тебе нужны деньги, а чтобы получить деньги – тебе нужно оттуда выйти. Вот круг и замкнулся под аккомпанемент речей об улучшении сельского быта!
Насилия, конечно, сверху нет – но лишь потому, что сверху вообще ничего нет. Всё насилие сосредотачивается на местах, по адресному принципу, от двери к двери. Волчья грызня приводит к стабилизации крупного хищника, после чего жизнь, придавленная этой чугунной могильной плитой, замирает на необозримо-долгие сроки.
Деревня при царе, спасибо ему – не знала хотя бы «планирования семьи», и аборты в ней строго карались, как убийства, а потому она хотя бы давала надежду будущему. Современная же деревня, «благодаря» никчёмным «просветителям» научилась «предохранятся», отчего вымирает окончательно и бесповоротно. При царе в деревне не было ничего, кроме босоногих детишек, а теперь там нет и детишек…
Доходов никаких, детей рожать перестали – зато выборы проводят регулярно. На каждых выборах даются ритуальные обещания «улучшить и развивать», но в итоге десятилетие за десятилетием – ничего не развивается и не улучшается. А скоро вопрос решится сам собой – в связи с окончательным вымиранием избирателей.
Зато никаких «великих переломов»: все «переломы» хоть и многочисленные, но малые.
+++
Фейк народовластия очень дёшев и столь же бессмысленный. Это покупка, с одной стороны, вполне доступная, с другой – ненужная. Фейк демократии можно поставить на сервант и гордиться как доставшимся по случаю сувениром.
Однако здравый смысл и житейский опыт учат, что ценность строя в том, чем он является, а не в том, как он сам себя называет. Сущность процессов объективна (потому и драматична), название же – дело вкуса и вопрос декоративно-эстетический.
Власть республиканца Кромвеля вряд ли была для англичан мягче королевской, и уж точно была жёстче королевской для ирландцев. Вряд ли примером Кромвеля можно убедить ирландцев в преимуществах республиканского строя над монархическим…
Номинальность легко достижима, и отягощена лишь одним вопросом: зачем она? Можно переименовать полицию в милицию, милицию в полицию, но зачем?
Реальное народовластие не в том, что строй сам себя называет народовластием. Народовластие в жанре реализма – это совпадение действий власти с объективными интересами и психологическим настроем народа, населения. Это ощущение внешнего прогресса и согласованности с внутренними идеалами у простого человека из массы.
Конфликт с неконтролируемой частной собственностью на этом пути носит неизбежный и антагонистический (непреодолимый) характер. Народовластие объединяет народ в народ, неограниченная частная собственность наоборот, дробит его. Равенство предполагает не только равную меру выгодности, но равную меру невыгодности для всех. Оно приводит к упущенной прибыли у тех, кто мог бы, но из-за равноправия не взял больше.
У людей, составляющих народ, личные материальные (шкурные) интересы не просто разные, что было бы полбеды. Хуже того: они противоположные!
Разве обобрать покупателя – не прямой денежный интерес продавца?
Разве разорить продавца дешевизной – не прямой денежный интерес покупателя?
Разве дешевизна рабочей силы – не прямой денежный интерес работодателя?
Разве дороговизна и широкие права наёмного работника – не прямой интерес наёмных рабочих, и не прямой убыток, изымаемый напрямую из кармана работодателя?
Разве широта социальных льгот не бьёт по налогоплательщикам?
И наоборот, разве сужение социальных льгот выгодно тем, кто их получает?
У людей может быть духовное единство, но их материальные интересы противоположны. Единственное место, где такой антагонизм можно примирить – это общенародная собственность. Народный, бесплатный Университет – это такой же шанс для вашего сына, как и для моего. А платный элитный Университет – это средство увеличить отрыв богатых детей от бедных. И если бы его не было – у бедных детей появилось бы больше шансов в жизни. И так, за что ни возьмись: неограниченный частный собственник не хочет, но вынужден быть врагом окружающих.
Он вырывает из божьего мира клок, и огораживает забором, чтобы отнять этот клок у других людей. И чем больше клок – тем ему лучше. А другим – соответственно – хуже.
+++
Как же можно выстроить народовластие (власть всего народа) – основанное на частной собственности меньшинства, по определению враждебной большинству?
Начни вы его строить всерьёз – и оно переголосует на общих собраниях все базовые решения частных собственников (как советы рабочих коллективов вытеснили с заводов и фабрик их прежних владельцев).
А запрети вы ему обсуждать решения в рамках частной собственности – что тогда ему обсуждать? Цвет штанов у группы, едущей на «Евровидение»? Явления природы?
По настоящему важные решения всегда затрагивают чьи-то интересы, и чем они важнее – тем сильнее задевают чьи-то выгоды. Начни разговор о равноправии в любой сфере – и в итоге чьи-то возможности нарастишь, но чьи-то при этом неизбежно урежешь. Если делишь пирог поровну – это же явно невыгодно тому, кто раньше весь пирог забирал себе!
Значит, никакого народовластия всерьёз такие частные собственники строить не могут. Для них это было бы самоликвидацией. Если народ (большинство) хозяин всего, то чего тогда будут хозяевами бесконтрольные частные собственники?
А если каждый из таких собственников хозяин над своим доменом – над чем тогда хозяин народ (большинство)?
+++
Отсюда понятно, что народовластие в этих условиях обречено всегда быть фейком, номинальной, пустой по смыслу величиной. Неограниченные хозяева собственности не могут стать хозяевами иначе, чем выбить из хозяев народ. И заменяя его коллективные решения по «объекту» собственными, личными.
Когда объекты разобраны по частным рукам, народовластие оказывается «королём Лиром», разделившим царство между наследниками, и оставшегося вдвоём с шутом. Король Лир, может быть, и рад править – да править-то ему, кроме шута, нечем!
