О производительности труда в России

1.

В своих последних выступлениях президент, председатель правительства, министры РФ не устают повторять, что нам необходимо повысить производительность труда.

По их убеждению, без этого мы не сможем перейти от ресурсной экономики, в рамках которой основные доходы поступают в бюджет от продажи нефти, газа, металлов, к современной, наукоемкой, развитой экономике, которая зиждется не на распродаже невосстановимых природных ресурсов, а на росте материального производства.

Конечно, с такими заявлениями трудно не согласиться. Действительно, развитые страны отличаются высокими показателями производительности труда. Кроме того, именно резкий рост производительности труда превратил нашу страну в советский период из «аграрного придатка» Европы во вторую сверхдержаву мира.

Так что же нужно сделать современной России, чтобы повторить взлет России советской? Позволяют ли этого добиться меры, прописанные в нацпроектах, на которые возлагает столько надежд наш президент? Чтобы понять это, нужно сначала разобраться с тем, что такое производительность труда, от чего она зависит и как обстояло с ней дело в разные периоды нашей истории.

2.

В любом учебнике по экономике можно прочитать, что производительность труда — это величина, которая показывает соотношение объема произведенной продукции (в натуральном или денежном выражении) и времени, которое работник (работники) на это потратил. Как уже говорилось, производительность труда остается одним из важнейших показателей, по которым можно судить об уровне экономического развития предприятия, региона или страны. Высокая производительность труда характерна для передовых стран, находящихся в первых строчках перечня развитых стран мира, низкая производительность труда — для мировой периферии. Так, по подсчетам британской компании Expert market, почасовая производительность труда в 2016 году в Германии составляла 25,95 доллара (то есть за 1 час средний немецкий работник производил продукции почти на 26 долларов), а в Коста-Рике — 5,31 доллара. Россия, кстати, оказалась на «почетном» 32-м месте, лишь на 3 пункта опередив Коста-Рику. Почему же так?

Это станет понятным, если мы вспомним, от чего зависит производительность труда. Из приведенного определения видно, что таких факторов три — техническое оснащение производства, количество и качество рабочей силы (зарплата рабочих, уровень их образования, обеспеченность социальными условиями) и, наконец, количество потраченного рабочего времени. Причем главнейшим является первый фактор. Коста-риканский рабочий не хуже германского (тем более что рабочими на заводах в Германии теперь часто работают беженцы из Африки и Азии, а не «голубоглазые арийцы»), просто последний работает на полностью роботизированном, современном производстве, получает хорошую зарплату, имеет свой дом, машину, медицинскую и пенсионную страховки, а первый работает за гроши на устаревших станках, выпущенных в США в 50-е годы прошлого века, и ютится где-нибудь в трущобах.

Но вернемся к российским реалиям. Как обстояло дело с производительностью труда в Российской империи и в СССР и как эту производительность можно повысить в нынешней России?

3.

Сегодняшние поклонники монархии, вздыхающие о «России, которую мы потеряли», любят порассуждать об успехах производства в дореволюционной империи, о некоей «николаевской модернизации». Но есть сухая и беспощадная статистика: Российская империя отставала по производительности труда от США в 9 раз, а от Великобритании — почти в 5 раз. В 1913 году, который считается годом наивысшего расцвета царской России, доля нашей страны в общемировом промышленном производстве составляла… 1,72%, тогда как доля США — 20%. Валового продукта на душу населения империя Романовых производила в 9,5 раза меньше, чем США. В 1913 году Россия выплавила всего 4,2 миллиона тонн стали, США — 25 миллионов тонн. В США в 1913 году было 3,035 миллиона абонентов телефонной связи, в России — лишь 97 тысяч человек… На всю 180-миллионную империю!

Впрочем, об уровне экономического развития империи говорит хотя бы такой факт: на протяжении 1908–1913 годов самую большую долю поступлений в госбюджет (26,5% всего бюджета) упорно составляли… доходы от водочной монополии!

Причем нельзя сказать, что в России не хватало рабочих рук. Простые русские бабы рожали чуть ли не каждый год. В большинстве семей было от 7 до 10 детей. Только за годы правления Николая Второго население страны выросло на 60 миллионов человек (сегодня такими темпами растет только население Узбекистана!). В этом отношении условия для роста производительности труда имелись. Однако очень плохо обстояло дело с техническим оснащением и новыми технологиями. Обратимся снова к статье «Царская Россия в цифрах»: в России 1913 года «на 24 472 заводах имелось всего 24 140 электрических, паровых, дизельных двигателей (со средней мощностью 60 л.с.)». То есть даже не по 1 двигателю на каждый завод, как справедливо отмечает автор статьи. По статистике, которую приводил генерал Брусилов, по энергообеспечению и механообеспечению Россия отставала от США в 10 раз!

А ведь это в промышленности, а про сельское хозяйство нечего и говорить. Если оставить в стороне образцовые помещичьи латифундии, которых на всю страну было несколько десятков, то в подавляющем большинстве крестьянских хозяйств не было не только тракторов (в 1913 году на всю 100-миллионую массу российских крестьян было… 152 трактора, притом что в США их количество исчислялось десятками тысяч!), у многих не было даже лошадей! Более 52% крестьян обрабатывали землю не плугами, а деревянными сохами, как их предки в XVII–XVIII веках. 80% сельскохозяйственных работ производилось вручную. Это было одной из причин низкой урожайности у русских крестьян: в России собирали лишь 40 пудов хлеба с десятины, тогда как в США — до 200 пудов (конечно, необходимо делать скидку и на климат).

В 1913 году Россия на душу населения произвела всего 471 килограмм зерна, притом что только для самообеспечения, чтобы избежать голода, нужно было произвести 500 кг. А ведь Россия была крупнейшим экспортером зерна на мировой рынок! Стоит ли удивляться, что массовый голод «гостил» в русских деревнях раз в 5 лет? За 1901–1912 годы в российской деревне от голода умерло 8 миллионов человек. Давайте попытаемся осознать эту цифру. Для сравнения: с окончания Гражданской войны до 1951 года в СССР погибло в ходе политических репрессий около 2 миллионов 600 тысяч человек (около 800 000 расстреляны, около 600 тыс. — погибли в лагерях и тюрьмах, 1 млн. 200 тыс. — умерли во время раскулачивания, депортаций и т. д.). 2 миллиона 600 тысяч за 30 лет — вот они, пресловутые сталинские репрессии! В «прекрасной царской России» за 11 лет только от голода погибло почти в 3 раза больше — 8 миллионов человек. А ведь были еще Ленский расстрел, столыпинские трибуналы и т. д. и т. п. И если бы не пришла Советская власть, деревня так же загибалась бы от голода, теряя по 8 миллионов каждые 11 лет…

С мотивацией зарплатой, социальными условиями, образованием работников в царской России также не все было благополучно. Уровень зарплат рабочих в разы отставал от европейских. Рабочий в Германии тратил на питание семьи 20–25% своей зарплаты, рабочий в России — до 100% (причем у российского рабочего, как правило, работала вся семья, включая детей). Здоровье рабочих и крестьян также оставляло желать лучшего. В начале ХХ века из 1000 родившихся детей в России умирало в младенчестве 263 человека, в Англии — 108. Конечно, это было связано с низкой обеспеченностью медицинскими услугами: «в России, которую мы потеряли», на 10 000 населения было… 1,6 врача. А это ведь средняя цифра, которая учитывала и обитателей Царского Села, и жителей фешенебельных кварталов Петербурга. А вот в сельской местности 1 врач приходился на 26000 (26 тысяч!) человек!

Не лучше было с грамотностью населения. Она составляла 228 человек на 1000 человек (в Англии — 816).
Но низкий уровень производительности труда в царской России был связан и с фактором времени, ведь чем больше суммарное рабочее время, тем выше производительность труда в стране. Россия и в этом отношении сильно отличалась от стран Европы. Еще в 1867 году чиновник министерства финансов Ю. А. Гагемейстер отмечал в своем докладе, что рабочих дней в России — лишь 240 против 300 в Германии. В 125 выходных входили Новый год, главные церковные праздники, а также дни тезоименитства государя, государыни, наследника и др. В деревнях праздновали еще дни местночтимых святых и по 2–3 дня — престольные праздники, так что количество нерабочих дней в году доходило до 150. А ведь были еще и просто воскресные дни!

Промышленники и высшие чиновники неоднократно обращались к царю и в Священный синод с предложениями сократить количество нерабочих дней, но максимум чего удалось добиться — принятия в 1890 году Свода уставов, согласно которому количество праздников сократили до 91. В 1904 году члены Госсовета обратились к царю с запиской. В ней указывалось на экономические последствия этого: в России по ее климатическим условиям сельскохозяйственный сезон составляет в среднем 183 дня (а на севере около 150). Вместе с тем с 1 апреля по 1 октября в календаре было 77 праздничных дней. То же касалось и городских производств: в праздничные дни зачастую железнодорожные станции были переполнены неразгруженной продукцией, и имелись случаи, когда промышленники обращались в Синод, дабы священники убедили рабочих, что нет греха заниматься разгрузкой в праздник (и получали отказы).

Правда, фабриканты и владельцы сельскохозяйственных латифундий, не дождавшись отклика от царского правительства и Синода, решали проблему по-своему (и об этом журналисты «Коммерсантъ-Деньги» скромно умалчивают). Российские буржуа компенсировали свои убытки за счет увеличения рабочего дня, который на дореволюционных мануфактурах мог достигать 10, 12 часов и выше. По этому поводу есть показательная статистика. Российский рабочий в период с 1897 по 1905 год имел 143 выходных из 365 дней в году: 52 воскресенья и 91 праздник. Но при этом он вырабатывал 2331 час в году (против 1968 часов в СССР в 1970-е). Это 63-часовая рабочая неделя, средняя продолжительность рабочего дня 10,5 часа. При этом фабрикант мог изъять по закону 26 праздничных дней для нужд производства. Тогда неделя становилась 69-часовой, а рабочий день увеличивался до 11,5 часа. Отпусков и больничных, конечно, не предусматривалось.

Итак, причины низкой производительности труда в дореволюционной России вполне понятны.

4.

В СССР произошел настоящий прорыв в этой области. Уже к 1927 году производительность труда увеличилась на 21% по сравнению с 1913 годом (несмотря на сокращение рабочего дня с 11,5 до 7,5 часа). В эпоху первых пятилеток производственные мощности Советского Союза выросли на 355%, а объем выпущенной продукции увеличился в 7 раз по сравнению с дореволюционной Россией. Доля царской России в общемировом промышленном производстве составляла в 1913 году 1,72%, доля СССР в 1940 году — уже 10%. На Западе открыто признавали, что сталинский СССР догнал, а в некоторых областях и обогнал своих оппонентов в борьбе двух систем. Французская газета «Тан» писала в 30-е годы: «В состязании с нами большевики оказались победителями».

Даже ужасная война не переломила хребет трудового энтузиазма советских людей. В 1960 году СССР был на третьем месте по производительности труда в мире — после США и Франции. В конце 1960-х — начале 1970-х годов начался некоторый спад, но он, по мнению многих экономистов, был вполне преодолим, если бы не «катастройка».

Конечно, одной из главных причин «советского чуда» была техническая революция. Воспользовавшись мировым кризисом конца 20-х — начала 30-х годов (Великая депрессия), советское правительство все силы бросило на закупку оборудования, машин, новых технологий. Вырученные от продажи хлеба «зернодоллары» превращались в станки, грузовики, трактора, а в конце концов — в заводы, которые позволяли все это производить самим, а не покупать за рубежом. В Америку и в Европу отправлялись делегации советских инженеров и рабочих — чтобы перенять, как тогда говорили, «передовой опыт». Американские конструкторы, немецкие архитекторы приезжали в Советский Союз и строили здесь заводы, электростанции, города. Так, строительством плотины Днепрогэса руководил американский инженер-консультант Хью Купер, который ранее возвел ГЭС на Ниагаре. Руководство СССР наградило его орденом Трудового Красного Знамени. Заметим, не американцы наживались на развале нашего народного хозяйства, как это случилось при Горбачеве и Ельцине, а наоборот: советское правительство сумело заставить американцев помогать нам строить социализм.

Есть множество статей и книг, в которых приводятся впечатляющие цифры технического перевооружения и расширения промышленности Советского Союза в 20-30-е годы. Читатель сам может их найти и посмотреть. А я приведу слова И. В. Сталина, сказанные им на Пленуме в 1933 году, когда подводились итоги первой пятилетки. Слова, за которыми были не только цифры отчетов, но и дела:

«У нас не было черной металлургии, основы индустриализации страны. У нас она есть теперь.

У нас не было тракторной промышленности. У нас она есть теперь.

У нас не было автомобильной промышленности. У нас она есть теперь.

У нас не было станкостроения. У нас оно есть теперь.

У нас не было серьезной и современной химической промышленности. У нас она есть теперь.

У нас не было действительной и серьезной промышленности по производству современных сельскохозяйственных машин. У нас она есть теперь.

У нас не было авиационной промышленности. У нас она есть теперь.

В смысле производства электрической энергии мы стояли на самом последнем месте. Теперь мы выдвинулись на одно из первых мест.

В смысле производства нефтяных продуктов и угля мы стояли на последнем месте. Теперь мы выдвинулись на одно из первых мест.

У нас была лишь одна-единственная угольно-металлургическая база — на Украине, с которой мы с трудом справлялись. Мы добились того, что не только подняли эту базу, но создали еще новую угольно-металлургическую базу — на востоке, составляющую гордость нашей страны.

Мы имели лишь одну-единственную базу текстильной промышленности — на севере нашей страны. Мы добились того, что будем иметь в ближайшее время две новых базы текстильной промышленности — в Средней Азии и Западной Сибири.

И мы не только создали эти новые громадные отрасли промышленности, но мы их создали в таком масштабе и в таких размерах, перед которыми бледнеют масштабы и размеры европейской индустрии.

<…> все это привело к тому, что наша страна из аграрной стала индустриальной, ибо удельный вес промышленной продукции в отношении сельскохозяйственной поднялся с 48% в начале пятилетки (1928 г.) до 70% к концу четвертого года пятилетки (1932 г.)».

Впечатляющим было и техническое перевооружение сельского хозяйства в 1930-е годы. Современные антисоветчики обычно делают акцент на перегибах при коллективизации, на ускоренном и даже насильственном ее характере, игнорируя все остальное, в том числе саму цель, ради которой она проводилась. А целью было такое повышение производительности труда в сельском хозяйстве, которое позволи­ло бы:

1) накормить страну хлебом и исключить случаи, подобные 1927–1928 годам, когда города снова перешли на хлебные карточки;

2) сделать так, чтобы деревня обходилась гораздо меньшим объемом рабочей силы, которая была нужна для городских промышленных производств, возникающих в эпоху индустриализации.

Цель эта была достигнута, и во многом за счет внедрения в советской деревне технических новинок и современных для той эпохи технологий. В 1940 году производительность труда в сельском хозяйстве составляла в СССР 70% по сравнению с 1928 годом (последним до коллективизации). В 1937 году колхозная деревня собрала 97,4 миллиона тонн зерна, тогда как в 1913-м собирали 65,2 миллиона. Коллективизация принесла в деревню технику и уменьшила долю ручного труда. В 1913 году в России было 152 трактора, в 1928-м — 27 тысяч тракторов, а в 1940-м, после коллективизации, — 531 тысяча тракторов, 182 тысячи комбайнов и 228 тысяч грузовых автомобилей. В деревнях появились МТС (машинно-тракторные станции).

Конечно, изменились и условия труда и быта работников, уровень их обеспечения медицинскими услугами, уровень образования.

Статистика отмечает устойчивый рост зарплат рабочих в 1920–1930-е годы. Александр Ильюхин, автор книги «Как платили большевики», пишет: «За два года (1922—1923 гг. — Р.В.) удвоилась заработная плата в металлургической, полиграфической, бумажной отраслях промышленности, в 2,4 раза в кожевенной, в 2,2 раза в текстильной, в 1,8 раза в пищевой, в 1,6 раза в химической и всего в 1,3 раза в горной отраслях промышленности». Если же сравнивать с зарплатой дореволюционных рабочих, то мы увидим, что в 1913 году средняя зарплата рабочего составляла 37,5 царского рубля (что соответствовало тогдашним 22 долларам и 15 центам), а в 1940-м средний советский рабочий получал уже 339 советских, обеспеченных золотом рублей (или 63 доллара 96 центов) в месяц. Хотя ценность доллара с 1913 по 1940 год несколько снизилась, но все же это был явный рост благосостояния.

Кроме того, рабочий день в СССР в 1920–1930-х годах равнялся уже не 11,5, а всего лишь 7 часам. Советский рабочий имел законный оплачиваемый отпуск и оплачиваемый больничный. Провести свой отпуск он мог в специальных санаториях для рабочих. Открылись вечерние школы (все 20-е и 30-е годы в стране шла кампания по ликвидации безграмотности, которая успешно завершилась), а также вузы (где были созданы специальные рабочие факультеты). В 1930 году было введено всеобщее начальное образование, позднее — семилетнее.

В стране появилась сеть яслей, детских садов, поликлиник. Снизилась общая смертность — в 1940 году она составляла всего 18 детей на 1000 новорожденных (до революции, вспомним, — более 200), выросла продолжительность жизни. Рабочие вслед за госслужащими стали получать государственные пенсии по инвалидности и по старости (чего до революции не было).

Правда, в городах остро стоял жилищный вопрос. Миллионы людей переехали из деревень, стали рабочими промышленных предприятий, работниками учреждений. Жилья не хватало. Путем уплотнения старых больших квартир были созданы коммуналки (причем это была общемировая тенденция, в Нью-Йорке в то время тоже были такие квартиры на несколько хозяев — стремление населения в большие города было повсеместным). Но уже в 1960–1970-е годы Советская власть фактически решила это вопрос (а не будь страшной войны, решила бы и раньше).

Естественно, жизнь не была идеальной, имелось множество бытовых недостатков, но они не шли ни в какое сравнение с жизнью царского рабочего и тем более тогдашней деревни.

Кстати, особенно ярко выявлялись изменения к лучшему на селе. Коллективизация ведь означала для деревни не только появление колхозов и современной сельскохозяйственной техники. С коллективизацией в русскую и советскую деревню пришла современная цивилизация. В деревенских избах загорелись электрические лампочки, исчезла традиция топить печь по-черному, так что дым был в избе. Открылись избы-читальни (бесплатные библиотеки, где устраивались коллективные читки газет, журналов и книг), клубы, где показывали кино, проводили торжественные собрания, устраивали танцы. Возникли даже колхозные театры! При клубах действовали спортивные секции. В сельсоветах работали радиоточки, колхозники собирались и слушали радио.

Появились медпункты, поликлиники, больницы. Снизилась детская смертность, был побежден педикулез (вши были извечным бичом деревни до революции, у русских крестьян была даже популярная игра — «искаться», то есть вылавливать вшей друг у друга). Женщины перестали рожать в поле, на меже, роды стали проходить в акушерских пунктах или по крайней мере с профессиональным родовспоможением. Крестьянские ребятишки пошли в школы, а самые талантливые после окончания школы и с согласия колхоза получали направление для продолжения учебы в городских техникумах и вузах. Старики и инвалиды стали получать пенсии от колхоза, а сельские врачи, агрономы, учителя — от государства. К концу 30-х годов были колхозы, которые обзаводились электромельницами, общественными столовыми, банями, яслями и даже водопроводом! Разумеется, это было далеко не везде, но было — так об этом пишет современный историк И. В. Чемоданов в статье «Культурное развитие вятской деревни в 1930-е гг.». Улучшение бытовых условий, рост зарплат, социальные услуги — вот еще один секрет фантастического роста производительности труда в довоенном СССР.

Наконец, в СССР научились экономно расходовать рабочее время. По Кодексу законов о труде от 1918 года было установлено 6 праздничных дней в году — 1 января (Новый год), 1 мая (День Интернационала), 7 ноября (День Пролетарской революции), 22 января (День 9 января 1905 года), 12 марта (День низвержения самодержавия), 18 марта (День Парижской коммуны). Дополнительно к этому еще 6 дней могли вводить местные власти (как правило, это были религиозные праздники, потому что большинство рабочих в то время были верующими). То есть 12 праздников против 91 при царском режиме! При этом сохранялся выходной день — воскресенье, рабочий день сокращался до 7 часов и вводился месячный оплачиваемый отпуск.

Но индустриальный рывок эпохи первых пятилеток потребовал мобилизации сил и еще более рачительного отношения к рабочему времени. В 1929 году в Советском Союзе была введена так называемая непрерывка, или непрерывное производство. Для работников предприятий и производств был составлен специальный табель-календарь, в котором рабочий год был разделен на 72 пятидневки. Все работники были разделены на 5 групп, каждая из которых получала свой цвет — желтый, розовый, красный, фиолетовый, зеленый. Каждая группа имела отдельный выходной в один из дней пятидневки, и они не совпадали — таким образом, производство работало непрерывно, а работники имели на несколько выходных в год больше (так как выходной был 1 раз в 5, а не в 7 дней). Иногда говорят, что эта реформа уничтожила воскресенье, но это не так; григорианский календарь продолжал действовать, и на работников негосударственных предприятий и частных лиц непрерывка не распространялась. Впоследствии произошли некоторые изменения (пятидневку заменили шестидневкой), но они были несущественными. Непрерывку отменили лишь в 1940 году, когда индустриализация страны была завершена. При помощи непрерывки Советской власти удалось в полной мере использовать фактор времени для увеличения производительности труда.

5.

Либеральные реформы Ельцина-Гайдара нанесли сокрушительный удар по нашей экономике. В промышленности производительность труда в период с 1990 по 1998 год рухнула более чем на 60%. Сельское хозяйство в результате разрушения колхозов и совхозов вообще пришло в упадок. Так, один работник сельского хозяйства в постсоветский период производит продукции на 17 тысяч долларов в год, а один американский фермер — на 108 тысяч долларов. Если бы мы не торговали углеводородами и не покупали на вырученные деньги сельхозпродукцию за рубежом, у нас бы сейчас был голод почище того, что терзал страну до революции или в Гражданскую войну!

С приходом к власти нового президента руководство страны озаботилось этой проблемой. В 2012 году В. В. Путин даже подписал Указ № 596 «О долгосрочной государственной экономической политике», по которому к 2018 году производительность труда в России должна была подняться в 1,5 раза относительно 2011 года. Увы, этого не произошло, вместо ожидаемых 50% рост составил 5,5%. Майские указы 2018 года и даже соответствующая нацпрограмма поставили ту же задачу — повысить ПТ, но уже к 2024 году. Не будет ли их результат таким же? Вероятнее всего, случится именно так. Потому что нет условий для повышения производительности труда.

Начнем с того, что для этого нужна новая техническая революция. Износ оборудования на промышленных предприятиях РФ чудовищный. В 2015 году правительственная «Российская газета» опубликовала интервью с заведующим международным отделом Института социально-экономических проблем народонаселения РАН Константином Андриановым. Он открыто признал, что износ промышленных мощностей в России составляет 78%. Многие предприятия не модернизировались с советских времен. О какой производительности труда можно говорить, если рабочие трудятся на станках почти 70-летней давности?

Более того, в спасении нуждаются даже не отдельные предприятия, а целые отрасли российской экономики. Еще несколько лет, и они исчезнут безвозвратно.

О сельском хозяйстве и говорить нечего. Колхозы разрушены, парк сельскохозяйственной техники частично распродан, частично устарел. Крестьяне перешли к прадедовским методам сельского хозяйства. В 2014 году министр сельского хозяйства Николай Федоров заявил, что техническая отсталость в агротехническом комплексе снижает урожайность на 30–40%.

К.Андрианов считает, что для того, чтобы избежать краха российской промышленности (кроме нефте- и газодобывающей и обрабатывающей), требуются серьезные капиталовложения со стороны государства. То же можно сказать и об агрокомплексе. Средств, которые накоплены в Резервном фонде (5 триллионов рублей) и в Фонде национального благосостояния (5 триллионов рублей), в принципе было бы достаточно для запуска новой индустриализации. Но в законе о промышленной политике нет никакого плана технического переоснащения и финансирования этого. Не указаны также госорганы, которые должны этим заниматься, в тексте закона высказаны лишь пожелания с оговорками «можно», «может быть», «могут». При этом действия правительства говорят сами за себя: на поддержку реального сектора промышленности в 2014 году было выделено 4 миллиарда рублей, а на поддержку банков — 1,7 триллиона рублей. Так стоит ли верить заявлениям президента и правительства, что они озабочены падением производительности труда и стремятся к новой индустриализации?

Новая индустриализация нуждается и в рабочей силе. При Сталине это были рабочие руки десятков миллионов российских крестьян, которые были готовы переехать из деревень в города и работать на стройках и заводах. Страна еще подпитывалась последствиями демографического взрыва начала ХХ века. А в 90-е годы Россия пережила настоящий демографический крах. В течение 10 лет страна теряла от 500 до 900 тысяч в год. До сих пор смертность чуть выше рождаемости (если не учитывать мигрантов и жителей Северного Кавказа). Но и имеющиеся молодые работники не рвутся на предприятия, заводы, фабрики. Они заняты в бизнесе, сфере услуг, в теневом секторе (из 85 миллионов трудоспособного населения страны около 38 миллионов официально не трудоустроены, то есть работают в «тени»). В стране не хватает рабочих, инженеров, учителей, а молодые мужчины трудятся охранниками и продавцами, втихую ремонтируют машины в гаражах и нелегально бомбят на своих автомобилях. Дошло до того, что президент поднял на 5 лет пенсионный возраст: власть боится отпускать на пенсию стариков, на смену им на многих предприятиях почти некому приходить.

Скоро некому будет работать: в стране лишь 25 миллионов промышленных рабочих, но при этом 43 миллиона пенсионеров и 4,7 миллиона госслужащих. О какой индустриализации вообще может идти речь? Как правительство собирается решать эту проблему? С высоких трибун мы слышим лишь невразумительные общие фразы и никаких объяснений…

Роль резервуара рабочей силы могли бы выполнить среднеазиатские республики бывшего СССР. Они и сейчас играют эту роль, но оттуда идут потоки нелегалов с низкой квалификацией. Возрождение Советского Союза (или схожей конфедерации постсоветских государств) позволило бы обучить новых сограждан, дать им рабочие квалификации, заполнить рабочие места в России — индустриальном центре нового Союза… Но ведь наш президент сказал, что восстановление СССР — это «сапоги всмятку»…

А возьмем фактор рабочего времени. В современной России выходных и праздников уже столько же, сколько в царской России. В советские времена, отметив Новый год, уже 2 января граждане выходили на работу. Теперь мучаются пьяным бездельем аж до 10 января. То же самое — в начале мая. Такое ощущение, что правительство прямо хочет, чтобы люди побольше отдыхали, и это объяснимо: тот же К.Андрианов признал, что в IV квартале 2014 года было «30–40% недогрузки производственных мощностей». Российская экономика во многом держится на углеводородном экспорте. Даже то количество предприятий, которое сохранилось после деиндустриализации 1990-х, избыточно для сырьевого придатка. Однако просто закрыть их нельзя: их работники все-таки избиратели, вот и приходится идти на хитрости. Недаром же Медведев недавно предложил перейти на 4-дневную рабочую неделю (с тремя выходными). Дескать, наступил век роботизации, всю тяжелую работу будут делать роботы, а людям можно будет и отдохнуть. Вот только Дмитрий Анатольевич забыл привести статистику по роботизации промышленности в странах Юго-Восточной Азии, в Америке, в Евросоюзе и в России.

А она неутешительна для нас: если в Сингапуре 351 робот на каждые 10 000 рабочих, в Японии — 305 роботов, в Германии — 301, в США — 176, то в России аж целых 3! В Бразилии и то больше — 11! Поэтому высвобождение рабочего времени за счет роботизации нам, прямо скажем, не грозит. Нет, я лично не сомневаюсь, что Медведев со временем переведет многие наши предприятия на четырехдневку и даже объяснит это роботизацией. Но истинная причина будет другая: деградация производства…

Конечно, никакая индустриализация нас не ждет. Производительность труда будет падать и падать, техника изнашиваться, народ же получать все новые выходные и праздники… Не для того «птенцы гнезда Горбачева и Ельцина» раздербанивали СССР, разрушали его промышленность, сельское хозяйство, делили госсобственность, чтобы вдруг взять и возродить сверхдержаву…

Для того чтобы изменить ситуацию, народы бывших советских республик должны взять свою судьбу в собственные руки.

Автор Рустем Ринатович Вахитов — кандидат философских наук, доцент кафедры философии Башкирского государственного университета, г. Уфа., исследователь евразийства и традиционализма, замечательный политический публицист и мыслитель.

Фото: Советский плакат художников В.Зайцева и Н.Игнатьева. 1956 г.