Пни сочтены

Деревня Шадрино расположена в 15 километрах от заповедного подмосковного Талдома. Зимой здесь живет всего два десятка человек. Летом с приездом дачников — все сто.

В советское время в Шадрине процветало сельское хозяйство. Местный совхоз занимался разведением крупного рогатого скота. По картофельным полям веером ходили комбайны.

Здесь работали школа, фельдшерский пункт, клуб и сельсовет. Но с приходом 90-х сельская жизнь в деревне быстро затихла.

Прежним остался только лес.

В деревне рассказывают, что старые, в несколько обхватов сосны, ели и березы стояли здесь «еще с царских времен». Что здесь обитали лоси, кабаны, лисицы и краснокнижные зеленые дятлы. Что возле болота росла клюква, а чуть дальше прятался черничник. Что подберезовиков было море: «Торчат — хоть косой коси».

Они вспоминают об этом с горечью: несколько месяцев назад вековой лес возле Шадрина начали рубить.

По подсчетам местных, уничтожено уже около 200 гектаров.

— Я с детства в Шадрино. Родители еще в 80-е годы купили здесь дачу. Мы постоянно ходили в лес. У меня даже была карта грибных мест, — рассказывает Петр.

Он встречает меня с электрички на талдомском вокзале. Путь до деревни занимает 15 минут по песочной проселочной дороге. По бокам мелькают коричневые поля, обрамленные черной, едва оттаявшей полоской леса.

Шадрино — это разноцветные дома, деревянные и каменные, выстроившиеся в два ряда. Одни много лет заброшены, другие только строятся. На отшибе стоит небольшое причудливое строение, окруженное рвом и высоким забором, из-за которого выглядывают башенки. Что там — даже местные не знают, шепчутся: замок посреди поля.

А больше в деревне ничего нет.

На въезде в Шадрино нас ждет женщина со светлыми волосами, в камуфляжном костюме и резиновых сапогах. Это Анжелика Оксененко, жена Петра. Мы беседуем на кухне в бревенчатом, выкрашенном бордовой краской доме. По центру стоит длинный обеденный стол. На полках — книги и медного цвета самовар. Под ногами путается большой серо-коричневый пес Ашока.

Пока Анжелика заваривает кофе, Петр рассказывает:

— В ноябре соседка сообщила жене, что в деревню пришли люди, которые просят снять дом, чтобы жить и работать. Они не скрывали, что собираются рубить лес.

В деревне поначалу не придали визиту рабочих особого значения. В окрестностях Шадрино нередко проводятся «санитарные вырубки». Цель этих вырубок — убрать из леса больные и мертвые деревья, пострадавшие от короеда. Затем на их месте высаживаются здоровые саженцы.

Но уже в декабре рабочие начали рубить здоровый, живой лес — притом «в промышленных масштабах».

Анжелика говорит:

Муж Натальи, Виктор, перегородил рабочим проезд на своем автомобиле. Техника встала. К месту происшествия подтянулись любопытные соседи. На вызов вскоре приехала машина ДПС. Патрульный начал составлять на рабочих протокол за порчу дороги (копию документа жителям не дали, поэтому они не уверены, что владельцы техники понесут ответственность), когда подъехал второй экипаж автоинспекции. Подоспевшие дэпээсники церемониться не стали: они пригрозили жителям арестом за «незаконное перекрытие проезжей части». Техника проехала дальше, правда, уже без гусениц. Жители, возмущенные и расстроенные, разошлись.

Там, где заканчивается дорога, стоят два синих вагончика, в которых живут рабочие фирмы «ТДИ 2008» — именно она занимается вырубкой леса. Впрочем, официально лесорубы называют происходящее «расчисткой поля». За вагончиками видна опушка, на которой сложены три штабеля сосен. За ними, поодаль, темнеет лес, но это всего лишь видимость.

— Они вырубают хитро, — объясняет Быстров. — Оставляют примерно 50 метров прилесной полосы. И когда смотришь со стороны, кажется, что деревья нетронуты.

Если пройти сквозь эту полосу, перед глазами открывается огромное, ощерившееся пеньками поле. Всюду разбросаны трухлявые и тонкие стволы деревьев. В центре гудит желтый погрузчик, собирающий останки векового леса. Много мусора.

— Наш главный эколог! — кричит Анжелика, указывая на пса Ашоку. Тот схватил пустую пластмассовую бутылку и, радостно виляя хвостом, принес к моим ногам. — Он когда в лес на уборку ходил, всегда весь пластик стаскивал. Навыки остались.

Мы обходим поле по периметру. По подсчетам Петра, здесь было уничтожено около сотни гектаров леса, еще столько же на двух других площадках. Деревья по краю помечены ярко-розовой краской. За них лесорубы не заходят. Пока.

Анжелика замечает на земле свежие следы лосей. Рассказывает, что звери, спасаясь, бежали в сторону деревни. Разорено змеиное гнездо. Когда станет жарко, говорит Анжелика, змеи поползут в деревню. Пенсионеры переживают за своих внуков, которые скоро приедут на каникулы.

Перебравшись через торфяное болото, мы попадаем на еще одну стоянку рабочих — но покинутую. На земле вперемешку валяются спецодежда, шины, смятые банки пива и энергетиков. Разбросанные канистры едко пахнут моторным маслом. Масло разлилось по лужам. Рядом блестит пустая трехлитровая банка.

Анжелика тихо говорит:

— Наша деревня разделилась пополам. Одни, боевые, сказали, что готовы бороться за лес. Другие, что лучше не нарываться, а то «дом спалят». Но я считаю, если мы покажем, что боимся, сегодня они отберут лес, а завтра отнимут всю деревню.

— Такое ведь раньше случалось: когда деревни выгорали, а виноватых не находили, — сказал мне позднее один из жителей Шадрино. Сказал — и попросил не упоминать имени. Добавил: «В нашей деревне постоянно живут всего несколько человек. Это люди немолодые и, если вы заметили, далеко не богатые. Иногда дом — это последнее, что осталось в их жизни, и лишаться его не хочется. Но посильную помощь в виде писем с подписями оказываем. Недавно только отправляли президенту».

Жители деревни и правда не раз обращались к чиновникам с просьбой остановить вырубку леса. Но все безрезультатно.

В феврале администрация Талдомского городского округа сообщила, что лесной участок, на котором идет вырубка, «предназначен для сельскохозяйственного производства». Но как, удивляются жители, территория, где никогда не велось сельское хозяйство, стала землей «сельхозназначения»?

А вот как.

В советское время лес возле Шадрино принадлежал совхозу «Правда». Государство часто передавало сельхозпредприятиям в пользование лесные участки рядом с полями, чтобы обеспечивать производство и местное население дровами и стройматериалами. По всей России такого «сельского леса» было около 40 млн гектаров. Ими управляли межхозяйственные лесхозы.

После распада Советского Союза совхозов не стало, понятие «сельский лес» исчезло, а сами леса остались. В 2006 году был принят новый Лесной кодекс, и авторы документа попросту не проговорили статус этих земель. Подразумевалось, что они перейдут в состав Лесного фонда. Но их статус до сих пор остается спорным.

Большую часть «сельских лесов» включили в лесохозяйственные регламенты лесничеств, но не поставили на кадастровый учет. В результате на картах лесников они значились как федеральный лес. А в Едином государственном реестре недвижимости (ЕГРН) могли числиться землями сельхозназначения.

Чтобы устранить эти противоречия, в 2017 году был принят закон, который в народе прозвали «лесной амнистией». Предполагалось, что он затронет преимущественно дачников, чьи купленные участки из-за путаницы в документах пересекались с Лесным фондом.

«Гринпис России» выступал с критикой «лесной амнистии», опасаясь, что инициативой воспользуются недобросовестные предприниматели. Тогда, по подсчетам организации, под угрозой уничтожения могли оказаться 25% лесов ближнего Подмосковья, в том числе большая часть приватизированных «сельских лесов».

Согласно данным государственного геопортала Подмосковья, участок возле Шадрино, где идет вырубка, до сих пор относится к Лесному фонду. И одновременно половина его находится на территории, у которой есть хозяин. Петр Быстров, ссылаясь на слова талдомского лесничего, утверждает, что спорный участок перешел в частные руки благодаря «лесной амнистии».

Его нынешний владелец — ООО «Фармэнерджи», которое принадлежит предпринимателю Левону Исакуляну. Основной вид деятельности компании — разведение крупного рогатого скота. Фирме также принадлежат права на товарные знаки нескольких биологически активных добавок. Их можно найти в продаже на сайтах аптек с указанием, что «Фармэнерджи» их производитель.

Как следует из выписки Росреестра, компания получила в собственность участки, на которых ныне идет вырубка, в июне 2020 года. Очевидно, что она не могла воспользоваться «лесной амнистией»: для этого право на земельный участок по закону должно было возникнуть до 2016 года. Возможно, ею воспользовался предыдущий владелец, ОАО «Правда», но документального подтверждения я найти не смогла.

Раньше закон обязывал владельцев сельскохозяйственных участков вырубать лес, чтобы поддерживать их в состоянии, пригодном для развития сельского хозяйства. Если в течение года собственник не начал использовать землю по назначению, у него могли ее изъять. Но в прошлом году законодательство изменилось. Теперь владельцам сельхозземель предоставляется выбор: они могут как вырубать, так и сохранять лес. Жители Шадрино сомневаются, что новые собственники после «расчистки зарослей» будут вести здесь сельское хозяйство. Они уверены, что владельцев не интересует ничего, кроме быстрой выручки: «взять вековой лес и превратить его в деньги».

Как выяснила «Новая», помимо территории, на которой идет вырубка, у «Фармэнерджи» в собственности еще почти 30 участков — бывших земель совхоза «Правда». Больше всего леса на участках возле деревень Малое Курпатово, Кишкиниха, Бабахино, Игумново, Жеребцово и Никитино, а также между деревнями Волкушино, Волково и Шадрино.

Весь этот лес может оказаться под угрозой вырубки.

Шадрино, Талдомский район