Почему КНР прекратила принимать российскую рыбу и сою

©Игорь Буймистров/ТАСС

Год назад, когда вспышка пневмонии, вызываемой коронавирусом нового типа COVID-19, называлась еще не «пандемией», а «эпидемией» и была локализована в китайском городе Ухань, было сложно поверить, что уже к концу 2020-го Россия и КНР поменяются местами. Именно Россия будет восприниматься в Китае как источник заразы, и именно китайские власти будут предпринимать различные действия, чтобы свести контакт с россиянами и даже российской продукцией к минимуму.

Незадолго до Нового года в российско-китайской торговле произошло две резонансные истории, связанные с запретами, которые в одностороннем порядке были введены нашими китайскими партнерами. «Профиль» разбирается, в чем же здесь дело и какие выводы из этой ситуации необходимо сделать.

Рыба

22 декабря 2020 года в китайском порту Далянь был введен запрет на приемку всей мороженой продукции зарубежного производства. Важно понимать три нюанса. Во-первых, запрет имеет местное значение, установлен региональными властями и стал ответом на появление 20 случаев коронавируса в этом портовом городе (один из «нулевых» пациентов работал грузчиком на морозильном складе в порту). Во-вторых, запрет позиционируется как временный; неформально китайские представители говорят, что ограничения продлятся несколько недель и будут сняты после установки оборудования для тестирования и дезинфекции (китайская сторона рассчитывает управиться с этим до нового года по лунному календарю, т. е. до 11 февраля). В-третьих, запрет касается не только российской и не только рыбы – он распространен на всю импортную заморозку.

Однако пострадали от этих в общем-то оправданных и ситуативных мер именно российские рыбаки. Дело в том, что за долгие годы благополучия, связанного с востребованностью российской рыбы на китайском рынке, никто из них не озаботился диверсификацией поставок. Объем поставок в Китай составлял более 60% российского рыбного экспорта (в 2019 году – 1,09 млн тонн, или более $3 млрд в денежном выражении). При этом вся российская свежезамороженная рыба шла в два китайских порта: Циндао и Далянь. Когда в сентябре из-за двух случаев COVID у портовых грузчиков закрылся Циндао, весь поток российской рыбы пошел в Далянь. Когда же и он закрылся, выяснилось, что выловленную рыбу просто некуда девать.

Да, теоретически остаются открытыми для поставок другие порты Китая. Однако поставка-приемка мороженой рыбы требует специальных условий: т. н. «цепочки холода» – морозильные склады, таможенная очистка, переработчики под боком. Быстро наладить такие же схемы в более южных портах просто нереально. К тому же многие из них имеют другую специализацию – например, Шанхай специализируется на приемке живой рыбы.

У самих же российских рыболовов, привыкших едва ли не весь улов гнать на экспорт, нет ни собственных складов, ни достаточных объемов переработки. Корейские порты, где тоже теоретически готовы принять российскую рыбу, сейчас перегружены. К тому же корейские контрагенты также страдают от ограничительных мер, принимаемых Китаем, поскольку значительная доля закупаемой рыбы и морепродуктов потом реэкспортировалась в КНР.

Поэтому для российских рыболовов ситуация близка к критической. Прежде всего это касается добытчиков минтая – самой «массовой» и дешевой дальневосточной рыбы, две трети улова которой традиционно забирала КНР. Даже если обещания китайцев окажутся в силе и к новому году по лунному календарю Далянь вновь откроется для российской заморозки, январская минтаевая путина, которую на отраслевых сайтах называют «главной путиной России», находится под угрозой срыва.

Альтернативы азиатским покупателям минтая нет. Как ни странно, перерабатывающая промышленность в европейской части России и в Сибири практически не покупает дальневосточное минтаевое сырье. Для популяризации этой рыбы в нашей стране даже провели пропагандистскую кампанию, в которой Федеральное агентство по рыболовству выдвинуло многообещающий лозунг «Отбери минтай у кошки». Особых успехов добиться тут пока не удалось, хотя многие читатели этой статьи наверняка регулярно едят минтай, даже не подозревая об этом: в виде крабовых палочек или «филе-о-фиш» в McDonalds.

Так или иначе, без потребителей на западе России и в Китае/Корее добыча рыбы на Дальнем Востоке автоматически оказывается на грани катастрофы, потому что береговая переработка слишком слаба и сумеет обработать только десятую часть уловов. Таким образом, всего-то три случая коронавируса у китайских грузчиков грозят российским рыболовным компаниям многомиллионными убытками.

Впрочем, нельзя сказать, что ограничительные меры свалились на рыбаков как снег на голову. В течение всего 2020 года китайские власти последовательно ужесточали процедуры проверки импортируемой продукции. Например, с 13 ноября в КНР был введен новый порядок проверки продукции из водных биоресурсов, и каждый ящик с продукцией начали осматривать посредством специальных приспособлений. В результате скорость разгрузки транспортных судов замедлилась с 1–2 суток до 10 суток, и уже в середине декабря возникла очередь из 19 транспортных судов с продукцией российских рыбаков, ожидающих выгрузки. Учитывая, что по итогам январской путины в порты Китая планировалось отгрузить не менее 150 тысяч тонн минтая и сельди (из запланированных к вылову 200 тыс. тонн), даже будь Далянь открыт, резкое увеличение сроков разгрузки транспортных судов попросту парализовало бы работу добывающего флота.

Соя и все-все-все

Схожая ситуация возникла и в другой отрасли, традиционно ориентированной на Китай, – поставках сои (в одах поставки находились на уровне 800–900 тыс. тонн в год). 11 декабря в связи с несколькими случаями коронавируса в приграничных городках Суйфэньхэ и Дуннин (и тоже у грузчиков!) китайская сторона в одностороннем порядке закрыла пункты пропуска, как автомобильные, так и железнодорожный. Ранее перевозки уже прекращались весной, а летом–осенью осуществлялись с применением различных ограничительных мер, призванных не допустить проникновения коронавируса из России. Например, власти Суйфэньхэ запретили ввоз зерна в мешках, чтобы исключить контакт человека с тарой, на которой может быть зараза. Многократно были усилены меры по осмотру продукции и ее дезинфекции. Всё это привело к многодневным заторам на границе, очередям из 200–300 фур и даже забастовкам дальнобойщиков.

Отличие «соевого сюжета» от ситуации с замороженной рыбой заключается в наличии альтернативных каналов поставки. Во-первых, все больше и больше сои поставляется морем, огромными балкерными судами или контейнеровозами. Во-вторых, потенциально есть другие погранпереходы (хотя мосты через Амур так и не запущены, а лед на реке в этом году встал аномально поздно, и грузовые перевозки по льду, обычно открывающиеся после новогодних праздников, пока не начались). Впрочем, отправители сои к этому относятся уже стоически спокойно: с 1 февраля 2021 года Россия вводит свои временные ограничения на поставки за рубеж соевых бобов в виде заградительных пошлин (30% вместо прежней нулевой ставки), и это грозит обрушить поставки данной продукции в Китай вообще. Как и в случае с рыбой, для КНР эта потеря – не потеря, потому что ни российская рыба, ни российская соя не являются критически важными для китайского рынка, располагающего альтернативными источниками поставок. А вот для российских производителей, особенно на Дальнем Востоке, где фактически нет ни собственной переработки, ни собственного рынка потребления, монопсонная зависимость от Китая – реальная угроза. И коронакризис выявил все риски данного положения.

Насколько оправданны меры китайских властей, которые из-за единичных случаев заболевания закрывают на жесткий карантин миллионные города и отказываются от поставок продукции от давних надежных партнеров, – вопрос дискуссионный. Однако нужно понимать, что общая тенденция такова: в будущем Китай все больше будет замыкаться в себе (когда у тебя полтора миллиарда населения, передовые технологии и производственные мощности, это вполне реально) и всё с меньшим вниманием относиться к проблемам своих партнеров. Китай в полной мере воспринял уроки торговой войны с США и начал использовать те же методы в конфликтах с другими странами. Например, Австралией, у которой Пекин отказался покупать уголь, вино и лобстеров (объем торговли оценивался в $6 млрд) в ответ на антикитайскую риторику Канберры по поводу коронавируса и деятельности китайских IT-компаний. Впрочем, и в «мирное время» требования КНР к импортируемой продукции являются одними и самых строгих в мире. А в будущем, учитывая рост ксенофобских настроений в самом Китае и недоверия к российской продукции, которая сейчас ассоциируется с неконтролируемым распространением коронавируса, такие требования будут еще строже.

Безусловно, не стоит сбрасывать Китай со счетов. Это огромный богатый рынок, который будет оставаться таким и в краткосрочной, и в долгосрочной перспективе. Однако ситуации, когда КНР является покупателем-монополистом, нужно всячески избегать. Особенно это касается продукции, которая может быть переработана в самой России (кстати, и минтай, и соя в Китае не потребляются сами по себе, а идут на переработку и затем частично экспортируются). При этом нужно понимать, что всю огромную Россию подводить под единый знаменатель не только неэффективно, но и вредно. Например, на Дальнем Востоке при существующих масштабах населения и удаленности от европейской части страны ставке на экспорт в Азию просто нет альтернативы. Поэтому необходимо помимо китайского рынка активнее развивать и другие направления: Японию, Корею, Вьетнам, другие страны Южной и Юго-Восточной Азии. Другого выхода нет.