Возможна ли революция в условиях «театральной демократии»?

Революция – понятие, широко используемое в различных областях социального знания. Строгое научное употребление термина (впрочем, тоже далекое от однозначности) соседствует со свободно публицистическим, а зачастую,  и просто бытовым, что делает  его значение совсем неопределенным, размытым.

Даже в науке сосуществует несколько трактовок понятия «революция».

Во-первых, это коренные, существенные изменения во всей социальной системе (обществе в целом), приводящие к ее переходу в иное качество. Например, «социальная революция» в марксизме, означающая переход от одной общественно-экономической формации к другой.

Во-вторых, это радикальное изменение в какой-либо сфере общества, имеющее, возможно, общесоциальные последствия – «аграрная революция», «промышленная революция», «культурная революция».

В-третьих, под революцией понимают смену политической власти, осуществляемую более или менее насильственно, приводящую к формированию нового порядка управления, нацеленного на изменение общества в целом (если имеет место только нелегитимная смена правящей верхушки, уместно говорить о «перевороте»).

Особое место занимает вариант «революция сверху» — серия реформ революционного значения. Так иногда оценивают преобразования Петра I  или Александра II.

Революция в первом смысле этого слова в стране уже идет. Современную Россию часто определяют как «переходное общество». И это в самом деле так. Россия находится в стадии трансформации от политаризма[1] к капитализму, т.е. осуществляется процесс, получивший в специальной литературе название «модернизации»[2].

Выбор в пользу капитализма объективен и совершенно не связан с симпатиями к нему определенных социальных групп или социокультурными векторами отечественной истории, которые, скорее, имеют иную направленность. Дело в том, что капитализм (в различных модификациях) является единственно эффективной на сегодняшний день формой  организации общества. Императив выживания в современности просто не оставляет альтернатив. Многие восточные общества, еще менее тяготевшие к капитализму, чем Россия, уже прошли, и достаточно успешно, данный путь. Большинство из них через так называемые «диктатуры развития».

В контексте обсуждаемой темы речь идет, видимо, о революции в третьем значении этого слова, как политической революции, тесно связанной с революцией социальной. Политическая революция в контексте процесса модернизации выступает условием осуществления социальной, ибо процесс трансформации может протекать только в условиях определенным образом ориентированного политического режима и благодаря ему. В условиях модернизации режим должен решить две задачи: 1) поддержания стабильности; 2) осуществление модернизации. Неспособность справиться с решением любой из этих задач может стать фатальной для режима.

Переходный режим в любом случае обречен. Крах в процессе модернизации возможен, по завершении – неизбежен. Данному режиму, осуществляя модернизацию, порой приходится действовать вопреки сопротивлению отдельных социальных групп и даже жестко подавлять протесты последних. Также ему приходится защищать осуществляемые преобразования от угроз извне, где далеко не все могут быть ими довольны. Общество, в свою очередь, может быть не удовлетворено темпами проведения преобразований (режим способен «отстать» от общества). Таким образом, совершая революцию, данный режим может сам стать «жертвой революции (или контрреволюции)» еще в ее процессе, т.е. находится под угрозой «отмены снизу». Однако даже если этого не произойдет, социальная революция будет успешно осуществлена, он все равно окажется «жертвой революции» по ее завершению, ибо данный режим хорош для переходного периода, успех же социальной революции требует и адекватной политической организации, отличной от переходного режима. Осуществив революцию, он «отменяет сам себя». Показательны в этом плане судьбы азиатских «диктатур развития», в частности, южнокорейского режима[3].

 Поскольку речь идет о возможности политической революции как свержения существующего режима с последующим изменением курса, уместно вспомнить также ленинское учение о «революционной ситуации», объясняющее когда и как происходят подобного рода революции.

Прежде всего, В.И. Ленин формулирует три объективных признака революционной ситуации, без которой никакая революция не произойдет. Вот эти признаки: «1) Невозможность для господствующих классов сохранить в неизмененном виде свое господство; тот или иной кризис «верхов», кризис политики господствующего класса, создающий трещину, в которую прорывается недовольство и возмущение угнетенных классов. Для наступления революции обычно бывает недостаточно, чтобы «низы не хотели», а требуется еще, чтобы «верхи не могли» жить по-старому. 2) Обострение, выше обычного, нужды и бедствий угнетенных классов, 3) Значительное повышение, в силу указанных причин, активности масс, в «мирную» эпоху дающих себя грабить спокойно, а в бурные времена привлекаемых, как всей обстановкой кризиса, так и самими «верхами», к самостоятельному историческому выступлению»[4].

Для перерастания революционной ситуации в полноценную революцию к объективным факторам должен быть присоединен субъективный, ибо «не из всякой революционной ситуации возникает революция, а лишь из такой ситуации, когда к перечисленным выше объективным переменам присоединяется субъективная, именно: присоединяется способность революционного класса на революционные массовые действия, достаточно сильные, чтобы сломить (или надломить) старое правительство, которое никогда, даже и в эпоху кризисов, не «упадет», если его не «уронят»[5].  Особую роль в данном случае должна сыграть руководящая сила, например, партия, которая могла бы организовать и направить процесс.

Можно ли говорить о наличии в России революционной ситуации?

Начнем с первого пункта – «кризиса верхов». На наш взгляд, никакого кризиса системы власти, угрожающего ее существованию, в России нет. Создана достаточно успешная (насколько это вообще возможно в существующих условиях) модель управления. Конечно, это далеко не подлинная демократия. В классических терминах политологии ее можно квалифицировать как умеренный авторитаризм. Нами в одной из предыдущих работ было предложено уточняющее определение – «театральная демократия»[6]. «Театральная демократия» – своеобразный политический компромисс, складывающийся при сочетании модернизационных целей и неготовности общества к демократии. Иными словами, хотели бы демократии, а не получается. В этих условиях многие демократические компоненты обретают имитационный, декларативный характер, в демократию будто бы «играют», причем степень серьезности подобной игры может существенно варьироваться.

От степени серьезности зависит и функциональность «театральной демократии». Ибо данная модель и полезна, и перспективна. Польза от нее проявляется в том, что она создает необходимый антураж, имидж режима, необходимый для адаптации в мировом сообществе. Перспективность – в том, что театральность, имитация может быть путем формирования реальных демократических институтов. Игра – средство обучения. Играя демократию, можно научиться демократии. Театр становится школой жизни, причем не только для актеров, но и для зрителей. Само приглашение зрителей, пусть и не влияющих на ход пьесы – свидетельство уважения к ним, и одновременно, средство приобщения к действию. Ведь не только актеры могут с трудом осваивать свои роли, невежественный, зевающий зритель тоже не может быть судьей, не говоря уж об участии. Театр должен воспитать зрителя. Актеры должны подняться до уровня своих ролей, а зритель до уровня пьесы. Тогда театр перерастает в жизнь, игра претворяется в реальность, сама становясь реальностью.

Но возможен, разумеется, и противоположный вариант. Когда театр останется просто игрой, и игру эту рано или поздно прекратят, реставрировав без всякого макияжа, в лучшем случае авторитаризм, в худшем – тоталитарный вождизм.

Итак, театральная демократия обещает много, но ничего не гарантирует. Но это не ее вина. Каково общество, такова и власть. При этом, власть на сегодняшний день справляется и с текущими проблемами, и с задачами развития. С последними, правда, пока получается хуже.

При всей активности критики существующего режима, надо не забывать о нескольких моментах.

Во-первых, сама по себе критика  — не только свидетельство существующих недостатков, но и достоинств режима. Ведь критика – способ выявления проблем, а значит и первый, необходимый шаг к их решению. Во-вторых, допустимость критики – свидетельство силы и устойчивости режима – «он может себе это позволить». В-третьих, критика – проявление недекларативности демократии – показатель ее «серьезности».

Критикуя «путинский режим» следует быть добросовестным. Во-первых, не следует возлагать на него ответственность за многовековые язвы российской общественной системы – коррупцию, бюрократизм, бесконтрольность власти со стороны общества… Не следует также забывать, что многие «язвы» не оставляют выбора режиму, требуя соответствующей реакции – правовой нигилизм, неспособность к самоорганизации, неразвитая трудовая этика – все это провоцирует обращение к «палке» или к «ручному управлению» как иногда единственным способам поддержания стабильности.

Необходимо учесть, во-вторых, что Путину досталась даже постсоветская, а постельцинская Россия. Когда было уничтожено все лучшее из советского наследия, обнажены вековые язвы, и все это усугубилось стихией «первобытного рынка». Путин принял страну, авторитет которой упал «ниже плинтуса», страну с полностью разрушенной экономикой и системой управления, страну, где идеалом молодежи были бандиты и валютные проститутки, «дикое поле» с перспективой превращения в криминальную диктатуру или олигархическую семибанкирщину.

Путин обуздал криминал и олигархов, заставил считаться с Россией на международной арене, восстановив тем самым утраченный суверенитет российской государственности как внутри, так и вовне страны. Была обеспечена экономическая и социальная стабильность. У людей появилась работа, за которую платят, у детей – места в детских садах и школах, молодые учительницы уже не вынуждены подрабатывать по ночам проституцией, дети мечтают о карьере военных, бизнесменов, врачей, связывая свою жизнь с трудом, а не разбоем…

Нелепо обвинять режим в отсутствии к стремлению вести диалог с обществом, подавлении всех форм гражданской активности. Напротив, были предприняты реальные шаги по созданию полноценного гражданского общества, которое предполагает не только защиту прав, но и сознание ответственности, которое отлично от «игрищ на площадях», продемонстрированных во всей красе и ужасе последствий собратьями по советскому прошлому (и не только ими).

Среди таких шагов – создание Общественной палаты, Народный фронт, даже кажущиеся каррикатурными заигрывания с отдельными организованными  сообществами (байкерами, например). Власть нуждается в социальной поддержке. Не вина режима (во всяком случае, не только его), что попытки эти не приносят должного результата. Путин – не первый, терпящий здесь провал, – вспомним разочарования Екатерины при созыве Уложенной комиссии, или опыт Учредительного Собрания, способного лишь «утомить караул». Мало что изменилось с тех пор. С обществом нужно работать, чтобы его создать, и общество само должно работать над собой, если претендует на серьезное отношение к себе.

Более того, даже казалось бы вполне справедливая критика не всегда указывает на ошибки: ведь критикующий может не учесть всех обстоятельств дела, превращающих его предложения в нереализуемые, а то и опасные.

К серьезным недостаткам режима можно было бы отнести неудачи в модернизационных начинаниях, проблему преемственности власти, а следовательно, и курса и многое другое.

Разумеется, сложившийся режим далеко не идеален, но представляется, что на сегодняшний день он близок к оптимальному. Оптимальность эта еще более становится очевидной, если задаться вопросом о возможных альтернативах. По персоналиям они, не исключено, могут быть, но в существенных характеристиках выглядят куда малопривлекательнее существующего.

Главное же, данный режим народ устраивает. И вот здесь мы переходим ко второй составляющей революционной ситуации, к «низы не хотят» и сразу же к третьей (повышение активности). Ибо, если «не хотят», то должны это каким-либо образом проявить. А следует сказать, что, судя по всему, если и «не хотят», то хорошо это скрывают.

Действительно, никакой «антирежимной» активности масс не наблюдается. Акции протеста достаточно редки и носят скорее экзотический характер. Данное утверждение справедливо как по отношению к индивидуальным, так и по отношению к коллективным мероприятиям. К первым можно отнести, например, «перформансы» художника Павленского, готового принести на алтарь борьбы не только дверь ФСБ, но и собственные гениталии. Ко вторым заглохшие «болотные» гуляния, воспринимавшиеся как масштабные шоу.

Выборы и социологические опросы демонстрируют устойчивую поддержку как национального лидера, так и режима в целом. Часто встречаются утверждения, что выборы или опросы в той или ной мере фальсифицированы и реального положения дел не отражают. На наш взгляд, даже если предположить, что это так, важнее, то, что подобные результаты никакой ответной реакции «обманутых» (?) масс не вызывают – на площади никто не выходит (как это происходило, например, на Украине).

Стоит обратить внимание и на то, что ни один «протестант», даже пострадавший от режима, в глазах народа героем не стал, не обрел ореола мученика. В российском социокультурном контексте это существенно, ибо в возвеличивании «жертв» традиционно проявляется отношение к власти.

Конечно, Интернет изобилует саркастическими выпадами, но сетевое брюзжание – скорее, национальная ежевечерняя развлекуха «под пиво», нежели целенаправленная гражданская активность.

Из той же серии более или менее организованная интеллектуальная оппозиция. Таковая, к сожалению, чрезвычайно напоминает классический вариант русской интеллигентской оппозиционности, для которой любая власть плоха, потому что она власть. Подобная оппозиционность, как показала история, к счастью, не слишком опасна, но, к сожалению, мало конструктивна. В ее недрах могут возникать разного рода интеллектуальные модели, которые красивы и наукообразны, но, увы, к реальности малоприменимы. Впрочем, из данной среды вполне может исходить и взвешенная конструктивная критика, что может стать одной из основ формирования гражданского общества, нацеленного не на принципиальный «конфликт ради конфликта» с властью, а на сотрудничество с нею.

Никакой серьезной организующей силы у «протестантов» нет. Да они и не стремятся особенно организовываться за пределами форумов и чатов.

Таким образом, протест (поскольку он заметен) исходит от маргинальных групп[7] и серьезной угрозы режиму представлять не может. И это хорошо. Ибо на сегодня более предпочтительных альтернатив данному, совсем не идеальному, режиму в России не видно. Одно из главных его преимуществ может быть выражено парафразом бессмертного высказывания Черчилля о демократии: «Режим отвратителен, но остальные возможные еще хуже».

Ведь какие реальные альтернативы умеренному авторитаризму модернизационной направленности существуют? Учитывая, что полноценная демократия в России на данный момент совершенно невероятна, это будет либо олигархо-криминалистическая анархия, либо жесткий авторитаризм, переходящий в тоталитаризм. И то, и другое в гораздо меньшей степени, чем существующий режим, способны справиться с двумя основными задачами, стоящими перед любой системой управления в современной России: задачей поддержания стабильности общества и задачей осуществления модернизации.

Маловероятным представляется нам и сценарий «цветной революции»[8], т.е. инспирированного извне переворота, опирающегося на недовольство отдельных групп (прежде всего, молодежи, претензии которой опережают реально возможное). Переворот при этом должен будет подправить политику страны в предпочтительном для его зарубежных инициаторов направлении.

Маловероятность (по крайней мере, пока) данного сценария обеспечивается двумя факторами.

Во-первых, устойчивостью самого режима, обладающего, как было сказано выше поддержкой массы населения, и вполне способного к решительным действиям в критических условиях (в отличие от правителей Грузии, Украины или Киргизии). Во-вторых, отечественной социокультурной средой. Наш народ, в том числе и нарождающийся средний класс далеко не так гедонизирован, как уверены за рубежом. Предполагалось, что санкции, ухудшающие экономическую ситуацию в стране и оборачивающиеся болезненным снижением уровня жизни большинства слоев российского общества, должны были вызвать возмущение внутри страны. Но нет! Рейтинг политического руководства только растет. Люди готовы жертвовать доходами, отдыхом в Турции и Египте, ради суверенитета страны, общенациональных интересов.

Однако, как уже было сказано выше, и режим театральной демократии в отечественном варианте ничего не гарантирует. Вполне возможна его трансформация в любой из двух указанных выше «нежелательных» вариантов, причем никакой активности народных масс, политической революции, для этого не понадобится – все будет решаться внутри властных и деловых элит.

Есть две задачи, с которыми еще предстоит справиться режиму. От этих решений будет зависеть как его судьба, так и развитие страны в целом. Первая – это обеспечение стабильности и преемственности курса при смене лидера. Вторая задача – активизация модернизационных процессов. Пока с модернизацией получается значительно хуже, чем со стабилизацией. Но отсутствие модернизации – действительно, путь к краху. И вот здесь особенно важным становится умение наладить диалог с обществом, учитывать и воспринимать конструктивную критику, оперативно проводить экспертизу и реализовывать предложения, родившиеся вне официального властного аппарата и не по указанию сверху.

Модернизация – объективная необходимость. Политическая нестабильность, вызванная кризисом режима, может стать существенной помехой для нее. Хочется надеяться, что существующий режим найдет удачное сочетание решения двух взаимосвязанных задач – поддержания стабильности и осуществления модернизационных преобразований.

[1] Теория политарного общества была разработана в рамках марксистской парадигмы известным отечественным ученым Ю.И.Семеновым. См., например: Семенов Ю.И. Россия: что с ней случилось в XX веке // Российский этнограф. Вып.20. 1993.

[2] Под «модернизацией» обычно понимается процесс трансформации докапиталистических обществ в капиталистические

[3] См.: Ланьков А.Н. Взлет и падение «диктатуры развития» в Южной Корее // Отечественные записки. 2013.№6. http://www.strana-oz.ru/2013/6/vzlet-i-padenie-diktatury-razvitiya-v-yuzhnoy-koree

[4] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т.26. С.218.

[5] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т.26. С.219.

[6] См.: Ефремов О.А. Спорт и театр или еще раз о пути России к демократии // Экономика и право. XXI век. 2012. №4

[7] «Маргинальность» в данном случае не несет в себе никакого уничижительного содержания. Термин указывает лишь на отсутствие серьезной социальной базы

[8] Специально по проблеме возможности «цветной революции» в России см.: Ефремов О.А. «Цветной» сценарий в условиях «театральной» демократии: велики ли шансы на успех? // Экономика и право. XXI век. 2013.№1.

Ефремов О.А., к.ф.н., доцент кафедры социальной философии и философии истории философского факультета МГУ имени М.В.Ломоносова, Почетный работник высшего профессионального образования РФ

Тема докада:» Возможна ли революция в условиях «театральной демократии»?

Выступление на научно–экспертной сессии Центра Сулакшина: «Ждет ли Россию революция?» 8 июня 2016 года.