Амбиции против экономики: почему Сеул не пойдет на создание ядерного потенциала

29 июля Чо Гён Тхэ, один из руководителей Партии свободной Кореи, заявил, что Южной Корее нужно всерьёз подумать о создании собственного ядерного потенциала сдерживания. Строго говоря, Чо Гён Тхэ сказал, что идеальным решением было бы согласие США на возвращение на Корейский полуостров американского тактического ядерного оружия, которое было выведено из Кореи в начале 1990-х годов. В том случае, однако, если такого согласия получить не удастся, сказал Чо Гён Тхэ, Южной Корее следует формально выйти из договора о нераспространении ядерного оружия и приступить к развёртыванию собственного ядерного арсенала.

Надо иметь в виду, что Партия свободной Кореи отнюдь не является маргинальной политической группировкой. На настоящий момент южнокорейские правые силы раздроблены, но Партия свободной Кореи имеет почти три миллиона членов и более ста мест в парламенте, являясь крупнейшей из всех правоконсервативных партий страны и главной партией парламентской оппозиции.

Строго говоря, разговоры о том, что Южной Корее нужно бы обзавестись собственным ядерным оружием, идут довольно давно. Даже сама гонка ядерных вооружений на Корейском полуострове была в своё время инициирована не Пхеньяном, а Сеулом. В начале 1970-х годов под влиянием «вьетнамского синдрома» Соединённые Штаты провозгласили так называемую Гуамскую доктрину, предусматривавшую постепенный вывод американских сил из Азии. В этой ситуации возникла вероятность того, что американские войска будут выведены и из Южной Кореи — более того, в Вашингтоне тогда начали реально рассматривать такой сценарий. Этот поворот событий отнюдь не обрадовал тогдашнее южнокорейское руководство, вся стратегия которого опиралась на присутствие в стране американских войск. Поэтому правительство генерала Пак Чон Хи, с одной стороны, стало предпринимать все мыслимые дипломатические меры для того, чтобы предотвратить вывод американских войск, а с другой — тайно работать над созданием собственного ядерного оружия.

Попытки Южной Кореи обзавестись собственным ядерным потенциалом скоро перестали быть тайной и вызвали немало беспокойства в США. Итогом стал компромисс, достигнутый в конце 1970-х: Вашингтон пообещал сохранять своё военное присутствие в Южной Корее, а Южная Корея, со своей стороны, взяла на себя обязательство не разрабатывать собственное ядерное оружие. Этот компромисс продержался около полувека, хотя в последние 10–15 лет многие в Южной Корее выражают недовольство теми обязательствами, которые тогда взял на себя Сеул.

По данным опросов, ядерное оружие в Южной Корее пользуется немалой популярностью. Опросы общественного мнения показывают, что уже много лет от 50 до 70 процентов опрошенных стабильно поддерживают идею о создании собственного ядерного оружия. Правда, опросы в данном случае отражают «мнение народное», в то время как политические элиты до недавнего времени не имели ядерных амбиций.

Южная Корея — это идейно расколотое общество, и представления южнокорейских левых националистов (ныне находящихся у власти) весьма отличаются от представлений их оппонентов из правоконсервативного лагеря. Тем не менее отношение к ядерному оружию на обоих флангах южнокорейской политической элиты было отрицательным.

Правые в Южной Корее занимают последовательным — иногда даже хочется сказать «радикально» — проамериканские позиции. В силу этого они, во-первых, до недавнего времени не сомневались в надёжности американского «ядерного зонтика», а во-вторых, не были готовы идти на шаги, которые неизбежно вызвали бы раздражение в Вашингтоне.

Левые же, напротив, традиционно отличаются пацифистскими наклонностями и склонны верить в то, что Южная Корея может справляться с внешними угрозами, не применяя военной силы и, соответственно, обходясь без средств сдерживания — одной лишь дипломатией. Вдобавок, в отличие от своих правых оппонентов, левые в Южной Корее не столь серьёзно относятся к угрозе с Севера, и в своём большинстве считают, что Северная Корея никогда не применит ядерного оружия против своих соплеменников.

Однако в последние два-три года произошёл ряд событий, которые — по крайней мере, на первый взгляд — могут привести к тому, что отношение к ядерному оружию в южнокорейском истеблишменте изменится.

После того как в начале 2017 года президентом США стал Дональд Трамп, в Сеуле, в том числе и среди правоконсервативных элит, появились сомнения по поводу готовности США в новых условиях выполнять свои союзнические обязательства. Немалую роль в этом играют, конечно, и заявления самого Трампа, который постоянно выказывает недовольство как всей системой американских военно-политических союзов в целом, так и союзом с Южной Кореей в особенности.

Во-вторых, немалую роль в изменении настроений в Сеуле (по крайней мере, на правом фланге южнокорейской политики) играет военно-технологический прорыв, которые в последние годы был достигнут северокорейскими инженерами. На протяжении 2017 года Северная Корея испытала две модели межконтинентальных баллистических ракет, способных поражать цели на территории континентальных Соединённых Штатов, а также провела успешные испытания термоядерного заряда. Продвигаются в Северной Корее и работы над баллистическими ракетами, базирующимися на подводных лодках, — уже вторая ракетная подводная лодка готова встать в строй.

Это означает, что КНДР то ли уже стала, то ли в ближайшем будущем станет третьей, после Китая и России, страной мира, теоретически способной стереть с лица земли Нью-Йорк или Вашингтон. В этой обстановке наиболее проамерикански настроенные представители сеульской элиты стали задавать себе вопрос о том, рискнут ли США выступить в поддержку Южной Кореи, если возможной ценой вмешательства в межкорейский конфликт будет гибель миллионов гражданских лиц в США. Иначе говоря, в Сеуле стали появляться сомнения в том, что США будут готовы пожертвовать Сан-Франциско, чтобы защитить Сеул, — а заявления и дела Дональда Трампа эти сомнения только усиливают.

В новой ситуации, когда появились сомнения в надёжности главного — и, по сути, единственного — стратегического союзника, идея о создании собственного ядерного потенциала сдерживания стала казаться куда более привлекательной, чем раньше. Итак, появление проядерных настроений среди корейских правых понятно и, если принимать во внимание положение, в котором оказалась их страна, вполне логично. Однако означают ли эти настроения в Сеуле, что в ближайшем будущем эти планы могут стать реальностью? Стоит ли нам начинать всерьёз беспокоиться по поводу «восточноазиатского ядерного домино»? В соответствии с концепцией «восточноазиатского ядерного домино», разработка ядерного оружия Северной Кореей может привести к геополитической цепной реакции, к тому, что собственным ядерным оружием обзаведутся сначала Япония и Южная Корея, потом — Тайвань, а потом, возможно, и некоторые страны Юго-Восточной Азии, включая Вьетнам. Все эти страны уже на настоящий момент имеют экономический и технический потенциал, который позволяет им в приемлемые сроки создать и развернуть собственные силы ядерного сдерживания.

Скорее всего, беспокоиться, однако, не следует: в обозримом будущем костяшки ядерного домино в Восточной Азии падать не начнут. Даже если мы предположим, что южнокорейские консерваторы (а разговоры о собственном ядерном оружии раздаются только из консервативного лагеря, ныне находящегося в оппозиции), придя к власти после очередных выборов, попытаются реализовать собственные ядерные амбиции, их, скорее всего, ждёт неудача.

Препятствием для реализации ядерных амбиций Сеула станут не технические или финансовые проблемы — таких проблем для Южной Кореи не существует, и разработка собственного ядерного оружия, скорее всего, потребует от силы пару лет. Однако в том (скажем прямо, маловероятном) случае, если Сеул начнёт работу над ядерным оружием, он немедленно столкнётся с серьёзными экономическими и политическими последствиями, которые, скорее всего, заставят его сменить позицию и отказаться от ядерных амбиций.

Выход Южной Кореи из Соглашения о нераспространении и начало работ над ядерным оружием с большой вероятностью приведёт к тому, что Южная Корея станет жертвой международных санкций. По ряду причин, останавливаться на которых нет необходимости, очевидно, что санкции, которые будут введены против Южной Кореи, окажутся куда менее жёсткими, чем те санкции, с которыми сейчас столкнулась Корея Северная. Тем не менее они всё-таки окажут ощутимое влияние на экономическое положение страны, которая сильно зависит от международной торговли.

Ещё более серьёзной проблемой станет позиция Китая. В настоящий момент Китай является страной, у которой есть наибольшие основания бояться того, что сценарий «ядерного домино» в Восточной Азии станет реальностью. За исключением Южной Кореи, все страны региона, которые потенциально могут обзавестись собственным ядерным оружием, будут делать это в первую очередь в целях сдерживания Китая. Поэтому Китаю необходимо не допустить распада системы нераспространения в Восточной Азии, и для достижения этой цели Пекин не остановится ни перед чем — включая операции спецслужб, тайную поддержку антиядерных групп в Южной Корее, организацию саботажа и диверсий в исследовательских центрах (если подобные заявления кажутся чрезмерными, можно вспомнить, как отреагировал на иранскую ядерную программу Израиль).

Поэтому начало работ над ядерным оружием в Южной Корее также сделает эту страну объектом самых жёстких китайских санкций. Китай может пойти на введение практически полного эмбарго на торговлю с Южной Кореей.

Подобные санкции станут для южнокорейской экономики сокрушительным ударом, ведь на Китай приходится сейчас около 23% всего южнокорейского товарооборота. Неизбежным результатом подобных санкций, как международных, так и, особенно, китайских, станет существенное ухудшение экономического положения страны.

Нечто похожее, хотя и в скромном масштабе, мы уже видели. В 2017 году в ответ на решение Сеула разместить на территории Кореи американскую систему противоракетной обороны THAAD Китай ввёл санкции против южнокорейских компаний. Санкции тогда носили ограниченный характер: речь шла об ограничении поездок китайских туристов в Южную Корею и о создании разнообразных «неофициальных» препятствий для южнокорейских фирм в Китае. Тем не менее даже такие умеренные акции оказали некоторое влияние на экономику страны и произвели на корейское общество шокирующее впечатление. В итоге администрация Мун Чжэ Ина пошла на уступки Пекину.

Масштабные санкции, приведут к жёсткому экономическому кризису и ощутимому снижению уровня жизни в стране и вызовут куда больше недовольства, чем те полусимволические действия, которые были предприняты в качестве ответа на размещение THAAD.

При этом у подавляющего большинства населения Южной Кореи нет ощущения того, что их страна сталкивается с экзистенциальной угрозой, что под вопросом находится само её существование. За пределами узких кругов радикалов правоконсервативного толка отношение южнокорейцев к северокорейской ядерной программе является на удивление спокойным и расслабленным. Появлению ядерного оружия у враждебного соседнего государства, конечно, в Сеуле совсем не рады, но страха это обстоятельство у большинства южнокорейцев не вызывает. Во многом объясняется это тем, что значительная часть южнокорейского населения уверена: ни при каких обстоятельствах Северная Корея не будет применять ядерное оружие против своих этнических братьев. Уверенность эта наивна, но, безусловно, является политическим фактором. Это означает, что рядовой южнокорейский избиратель, хотя теоретически и поддерживает идею о превращении своей страны в ядерную державу, на практике не готов ради достижения этой цели идти на значительные жертвы.

С другой стороны, именно экономическая успешность является тем критерием, по которому южнокорейская публика судит об эффективности того или иного правительства. В этом ещё раз приходится убеждаться администрации Мун Чжэ Ина, популярность которой неуклонно снижается — в первую очередь, из-за постепенно ухудшающейся ситуации в экономике. Таким образом, реакция южнокорейских избирателей на кризис, спровоцированный международными и китайскими санкциями, будет, скорее всего, однозначной: недовольный ощутимым снижением уровня жизни избиратель потребует немедленного отказа от экономически разрушительных и, с его точки зрения, не слишком оправданных ядерных амбиций. Если правящая партия не пойдёт на уступки, её шансы на победу на очередных выборах снизятся до нуля. Вдобавок южнокорейские СМИ, хотя и политизированы до крайности, не находятся под контролем какой-то единой силы, а примерно поровну разделены между левыми и правыми. Это означает, что, даже оказавшись у власти, правые едва ли смогут провести активную пропагандистскую кампанию в пользу «ядерного варианта».

Впрочем, скорее всего, до этого дело и не дойдёт, ибо подавляющее большинство корейских политиков понимает или, по крайней мере, интуитивно ощущает, что попытки создать собственный ядерный потенциал обречены на провал. Скорее всего, все разговоры о ядерном оружии, хотя отчасти и отражают скрытые надежды многих правых политиков, в основном являются лишь дополнительным средством давления на Вашингтон и, шире, на мировое сообщество — если угодно, способом «мягкого шантажа». Корея таким образом хочет добиться того, чтобы в мире к северокорейскому ядерному вопросу относились более серьёзно, и напоминает, что проблемы для режима нераспространения, в случае чего, может создавать не только Пхеньян, но и Сеул.

Кроме того, такие разговоры, как надеются корейские правые, могут подвигнуть Вашингтон на усиление военного союза. Можно, например, отметить, что почти одновременно с выступлением Чо Гён Тхэ группа американских военных экспертов — выступая неофициально — опубликовала в журнале Joint Forces Quarterly предложение о совместном контроле США и Южной Кореи над некоторым количеством ядерных зарядов. Подобное соглашение уже давно действует с некоторыми странами НАТО. Во многом подобные идеи могут выдвигаться в качестве реакции на ядерные амбиции Сеула.

Это, конечно, не означает, что страхи по поводу «ядерного домино», геополитической цепной реакции в Восточной Азии являются совсем уж беспочвенными. Тем не менее опасаться такого поворота событий в ближайшем будущем не приходится. Если такая цепная реакция и начнётся, то её центром, скорее всего, станет не Сеул — вне зависимости от того, о чём в последнее время говорят южнокорейские консервативные политики.

Автор Андрей Николаевич Ланьков — востоковед-кореевед, историк и публицист. Кандидат исторических наук, профессор. Преподаватель Университета Кунмин (Сеул).