Ветряные мельницы Православия

Вчера пришла печальная новость. С 2017 года перестает выходить печатный вариант журнала «Коммерсант-Власть».  Не будет больше той ламповости, глянца и убаюкивающего   шелеста бумаги под пальцами. Такая же грусть, наверное, преследовала меломанов, когда  виниловые пластинки заменили на компакт диски.

10 лет назад я написал статью, которая стала моим дебютом в журнале «Власть» (я, конечно, хотел дебютировать с другим контентом, но его цензура не пустила). Статья немного наивная, все-таки тогда я хоть во что-то верил. Сегодня мои взгляды на эту проблему поменялись, но, как говорится,  слов из песни не выкинешь.

 Как известно, годы советской власти считаются темным веком русской церкви. Казалось, в наши дни время воинствующих безбожников ушло и Россия сможет безболезненно вернуться в лоно православия. Однако, как и встарь, сходятся в неравном бою атеисты и богословы, ломая копья на поле богоборческой брани. На дворе стоит XXI век, и разумно было бы видеть новые формы этого противостояния, а в идеале вообще его не наблюдать.

А вот и нет, все лучшие традиции воинствующего атеизма чинно и благородно перешли в третье тысячелетие от Рождества Христова. С другой стороны, мы видим очумевших от перепавшей недвижимости в Москве православных иерархов, которые, видимо, восприняли это как знамение и теперь уверены, что на дворе XIX век, самодержавие и народность.

И если потуги Московского патриархата понятны и предсказуемы, то действия так называемого атеистического движения вызывают искреннее удивление. Атеизм позиционирует себя как последний оплот перед цунами православия. Религиозная волна захлестывает общество! Светское государство в опасности! Клерикалы душат свободу!

Таким образом, в узких атеистических кругах формируется образ врага, на пустом месте создается отчетливая антиправославная истерия, на фоне которой утверждения митрополита Введенского о том, что атеисты «верят» в атеизм, уже не кажутся смешными. Чего же так боятся атеисты?

Вот как видит проблему атеистическое сообщество. Государство предоставило церкви серьезные возможности для развития. Это и огромные материальные ресурсы, и информационная поддержка СМИ. На ТВ очень жесткая цензура религиозной тематики, в эфир не допускается даже малейшего негатива по отношению к церкви. Даже в такой «отмороженной» на первый взгляд программе, как Comedy Club, на религиозную тему не шутят. Около 70% россиян считают себя православными. Президент и правительство едины с народом и демонстративно показывают свою набожность широким массам. Церковь рвется в школу, армию, государственные структуры.

На первый взгляд ситуация действительно критическая, и кажется, что вот-вот православие захлестнет страну.

Однако есть и другая точка зрения. На самом деле текущее положение церкви в нашей стране — это верхний предел ее возможностей. Иллюзия высокого уровня религиозности возникает оттого, что после 70 лет тотального запрета зажатая пружина православия выстрелила вверх, создав эффект небывалого количественного роста.

Думаю, все знают реальные данные о количестве «действительно» православных в нашей стране — это, по самым смелым подсчетам, не более 5% населения. Большинство из них — маргиналы, люди, находящиеся по разным причинам на периферии эффективной экономики. Это пенсионеры, инвалиды, безработные, заключенные. Так стоит ли нам бояться этих людей? Очевидно, что никакой реальной угрозы они не представляют.

А как же остальные 65% православных, которые могут в любой момент подписаться за веру, царя и отечество под влиянием церковной пропаганды? Найдется ли кто-нибудь, кто помешает РПЦ реализовать этот солидный человеческий потенциал?

Найдется. На пути церкви к вселенскому могуществу уже стоит непреодолимая сила. Но она не имеет никакого отношения к атеистическому движению и другим «правозащитным» организациям, что, конечно, немного обидно.

Так кто же они, спасители от религиозной чумы? Как ни парадоксально, это не тайное общество, а самое что ни на есть явное — это наша власть: президент, правительство или, проще говоря, правящая российская элита. Одной рукой власть неистово крестится, а другой, спрятанной в кармане, отчетливо показывает церкви свое истинное отношение.

Власть осознанно не запускает РПЦ как национальный проект, ибо четко осознает последствия таких действий. А результаты такого нацпроекта очень простые: это культурная самоизоляция страны, экономический коллапс и, возможно, религиозная война.

Именно поэтому РПЦ не пускают в армию, не пускают в систему образования. Именно по этим причинам, а не потому, что учебники плохие и священников не хватает. Очевидный показатель отношений власти и церкви заключается в почти полном отсутствии РПЦ «в телевизоре». Да, критиковать клерикалов нельзя, но те крохи, которые им перепадают в эфире, не идут ни в какое сравнение с тем потоком антирелигиозного «сатанизма», который извергается на нас каждый день по ТВ. Фарс с православными дружинами лишний раз показал беспомощность Московского патриархата в решении вопроса о смычке государства и церкви.

Это трудно осознать, но РПЦ бессильна что-то сделать не только потому, что ей не дают развернуться. Есть и другая причина: она горит в аду массового потребления вместе с нами.

Эпоха культуры массового потребления пришла к нам в дом. Когда мы видим православных иерархов в шикарных «папамобилях», не остается сомнений в том, что верблюду удалось пролезть сквозь угольное ушко и что заезжать в царствие небесное лучше всего на Mercedes. Вернее сказать, Mercedes и является теперь царствием небесным. А чтобы внять слову современного рая, уже не надо ходить в церковь, а можно просто смотреть телевизор, что, собственно, вся страна и делает. Религия проиграла незаметно для себя, причем настолько необратимо, что сама стала частью культуры массового потребления. РПЦ теперь является своеобразным театром-музеем, в котором можно не только смотреть «спектакль», но и участвовать в нем, «потреблять», например, мощи святых.

Ни для кого не секрет, что 90% посещающих храмы прихожан, или, как метко высказался известный дьякон Кураев, «захожан»,— это потребители. Потребители, конечно, своеобразных услуг, но тем не менее это так.

Как и театр и другие структуры шоу-бизнеса, православие может быть модным еще долгое время. Оно даже может стать государственной религией при условии, что церковь станет частью шоу-бизнеса официально. Но у православия есть перспективы только в рамках мультимедийного приложения к эффективной государственной экономике. Образцовое телешоу, которое сделали из смерти патриарха Алексия II, тому лишнее подтверждение. Возможно даже, что скоро наш язык обогатится такими новыми понятиями, как «заслуженный священник РФ» и «народный священник РФ», митрополит запоет дуэтом с Аллой Пугачевой, а Филипп Киркоров станет вполне реальной кандидатурой на патриаршество лет через тридцать.

Экономика массового потребления стремительно воздвигает себе новые храмы — гигантские торгово-развлекательные центры, где люди реально испытывают почти религиозный экстаз, занимаясь шопингом. Именно туда мы стремимся попасть в воскресенье, потому что верим, что именно там «настоящая жизнь». В XXI веке о «настоящем» и «реальном» люди узнают из телевизора и других СМИ. По большому счету человек, смотрящий телевизор, уже не может быть полноценным христианином, так как заповеди потребления побеждают с неоспоримым перевесом традиционные евангельские заповеди. Не зря для адептов традиционных религий существует прямой или косвенный запрет на ТВ и интернет.

Церковь теперь не востребована как канал передачи информации массам: слишком маленькая пропускная способность, а людей слишком много. Телевизор и школа подходят для промывки мозгов гораздо лучше.

Системный кризис церкви не вызывает сомнений, а борьба атеизма с ветряными мельницами христианства образца XXI века вызывает искреннее недоумение. К сожалению, количество новых храмов никак не может перейти в качество веры, ибо, занимаясь преимущественно административно-финансовыми вопросами, церковь лишь имитирует духовное влияние на паству. Поэтому вполне естественно, что в ближайшее воскресенье народ не будет торопиться в храм Божий, а снова пойдет в ближайший супермаркет, чтобы поскорее купить что-нибудь «действительно» нужное.

Подробнее: