Застрявшие в социальном лифте

Дмитрий Андреевич Прокофьев Русранд Политика 128

Почему дети министров становятся миллиардерами и как это ведет нашу экономику к краху.

Каждый раз, когда начальники пересаживаются из одних кресел в другие кресла, воодушевленные комментаторы говорят о «транзите власти», «социальной мобильности» и вообще надеются, что наверху освободится какой-нибудь приставной стул, на котором им тоже разрешат посидеть. Пусть не рассчитывают — никаких путей наверх для посторонних не предусмотрено — российская верхушка варится исключительно в собственном соку.


ВЕРЬТЕ ФАКТАМ, А НЕ СЛОВАМ

А как же слоган «Россия — страна возможностей», звучащий едва ли не на каждом официозном мероприятии? Как же «конкурсы лидеров», победителям которых обещают высокие посты на государственной службе или в корпорациях? Как же карьеры российских селебритиз, когда девушка вроде бы из ниоткуда занимает высокие посты и получает в свое распоряжение миллиарды?

«Сомневаться в том, что видят глаза, и верить тому, что слышат уши — такая ошибка свойственна многим», — поучал своих читателей автор «Повести о доме Тайра», главного политического триллера японского Средневековья.

Слова начальства о работе социальных лифтов опровергаются фактами — за последние десять лет экономика страны росла не более чем на 1% в год (то есть в пределах статистической погрешности), доходы людей сокращаются на протяжении последних семи лет. Но количество только официальных долларовых миллиардеров перевалило за сотню, а доля контролируемого ими богатства страны достигла 10%. Впрочем, число миллиардеров можно спокойно удвоить — за каждым российским толстосумом явно или тайно стоит его высокопоставленный покровитель во власти. Если экономика не растет, а элита богатеет — это значит, что путь наверх людям закрыт, — иначе денег у элиты было бы меньше.

Кстати, слово «элита» в русском языке имеет положительный оттенок, любой дорогой товар рекламщики называют «элитным». Элита — что-то образованное, умное, красивое? Ничего подобного. Современная политология определяет «элиту» как «устойчивую группу, успешно накапливающую богатство». Не более того. В этом смысле «организованная преступная группировка» — тоже вполне себе «элита», с накоплением богатства она прекрасно справляется. И ее возможности — это не ваши возможности.


ХИЩНИКИ НА ПОЛИТЭКОНОМИЧЕСКОЙ ПОЛЯНЕ

Экономическая деградация — производная от блокировки социальных лифтов, мог бы сказать Томас Франк, профессор Cornell University, автор книги «Дарвиновская экономика». Какое отношение может иметь теория эволюции к проблемам социальной мобильности? Прямое, объясняет профессор Франк. Среди ключевых положений теории Дарвина — тезис о том, что естественный отбор направлен на закрепление такого поведения, которое в первую очередь важно для отдельных организмов, а не для их групп.

В переводе на язык современной политэкономии это означает, что несменяемость и бесконтрольность носителя власти дает ему исключительные экономические преимущества перед всеми, кто этой власти лишен. И, зачищая политическую и экономическую территории от конкурентов, хозяева страны действуют рационально — ну вот как хищный ящер убивает на определенной территории всех, чтобы гарантировать благополучие своего потомства. Будет плохо все остальным — ну, тем хуже для них. Российская элита могла бы написать на своем флаге цитату Пол Пота «кто протестует против нас — тот враг, кто пытается нам помешать — тот труп».

«Устойчивая группа, успешно накапливающая богатство» вовсе не заинтересована в том, чтобы увеличить общее благосостояние общества. В первую очередь элита мотивирована увеличить ту часть общего благосостояния, которое она обращает в свою пользу. Запускать социальные лифты — значит, увеличивать число допущенных к пирогу — и одновременно — сокращать свою долю этого пирога. Так зачем же делиться, когда можно этого не делать?

Реальная социальная мобильность — это риск для элиты. Допустить в свой круг человека со стороны — значит, поделиться с ним своими ресурсами — богатством и властью. Этого и в ситуации экономического роста элита делать не хочет, зачем же делиться ресурсами, когда экономика стагнирует? (А стагнирует она в том числе и потому, что элита блокирует все возможности к росту благосостояния людей — чтобы, не дай бог, не вырастить конкурентов).

Нельзя путать «доступ к реальному управлению» с «доступом к работе на элиту». И на государственной службе, и в корпорациях есть много должностей, требующих и знаний, и усердия, но изолированных от настоящих рычагов власти — возможностей принимать самостоятельные решения о распределении ресурсов. Вот эти вспомогательные должности и предлагают занимать разным «лучшим выпускникам» и «победителям конкурсов». Но к распоряжению ресурсами эти наемники элиты не будут допущены никогда.


ОТНОСИТЕЛЬНАЯ СЛАБОСТЬ ЭЛИТ — АБСОЛЮТНАЯ СИЛА НАРОДА

Но почему тогда существуют страны, где — пусть с оговорками — возможно пройти путь к реальным вершинам власти за одно-два поколения? Как ни странно, это успешные государства, элиты которых богаты и влиятельны, но, в то же время недостаточно сильны, чтобы подавить своих конкурентов и монополизировать политическое и экономическое пространство. В этой ситуации элитарии вынуждены принимать в свои ряды перспективных выходцев из народа — просто для того, чтобы иметь их на своей стороне, иначе эти перспективные лидеры пополнят ряды их противников. Это как в профессиональном футболе — если ты не покупаешь звездного плеймейкера, его купят твои соперники по премьер-лиге.

У будущих героев политики тоже есть выбор — не берут в одну «группировку», есть шанс попытать счастья в другой. И есть мотивация делать свое дело наилучшим образом вместо того, чтобы тупо набивать карманы. Почему — этот феномен объяснял политолог Морис Дюверже в книге «Политические партии».

В действительно конкурентной политической системе избиратель на самом деле голосует не за того, кто ему нравится, а против того, кто ему не по душе. Это мы могли наблюдать по итогам выборов в США — не то, чтобы избиратели были против политики республиканцев как таковой (это подтвердили результаты выборов в Конгресс), не то, чтобы людям так уж нравился Байден, но слишком многих разочаровал и утомил Трамп.

Система действует так, что каждое голосование получается «протестным». Избиратель как бы говорит потенциальным руководителям — мы знаем, что вы все плохие люди, но надеемся, что кто-то из вас будет «менее хуже». А если что-то пойдет не так — подождем новых выборов, и сменим вас на других.

Такая система оставляет проигравшим шанс на возвращение к власти — для этого им надо лишь следить за ошибками победителя, повторяя «мы же говорили!». Такая система позволяет избегать ситуации, когда проигравшие дружно перебегают на сторону победителя — и непонятно, что с ними делать — высоких кабинетов на всех все равно не хватит. А так, элиты ждут своего часа и занимают одни и те же кабинеты по очереди, и руководят страной, хорошо или плохо. И если получается «плохо» например, люди стали жить хуже, — начальников есть кем заменить!


ЭЛИТЫ БЕЗ МОТИВАЦИИ

Но совсем не так будет работать система, где элита смогла консолидировать власть «в одних руках».

В этом случае элите не нужны ни выборы, ни конкуренция, ни приглашение в свои ряды «лучших из лучших». Гораздо эффективнее разрушить все социальные лифты, замкнуться в рамках своей касты и выставить по периметру вооруженную охрану. Такую ситуацию язвительно описывал еще Лев Толстой «собрались злодеи, ограбившие народ, набрали солдат, судей, чтобы оберегать свою оргию, и пируют…». При этом, уточняет Толстой, «народу больше нечего делать, как, пользуясь страстями этих людей, выманивать у них назад награбленное». Чтобы расширить свой круг, элитам нужна очень серьезная мотивация. Например, конкуренция за власть со стороны других элит. А теоретические рассуждения о пользе социальных лифтов для экономического роста к таковой не относятся. Напротив — экономический рост может подорвать благосостояние этой самой элиты.

Каким образом — рассказал нынешний начальник по экономическому росту Андрей Белоусов в программной статье «Сценарии экономического развития России на пятнадцатилетнюю перспективу», опубликованной в журнале РАН «Проблемы прогнозирования» еще в 2006 году.

Доктор экономических наук Белоусов выстраивал такую причинно-следственную цепочку — социальный тренд — «Увеличение слоя населения, составляющего „средний класс“, его революционизирующее воздействие на стандарты потребления и модели несет в себе такие „риски для России“, как „переключение спроса на качественные импортные товары, снижение роли низких цен как фактора конкурентоспособности и сужение ниш рынков, занимаемых российскими товарами“, а также „усиление социальной конфликтности и рост притязаний на увеличение оплаты труда, превышающий возможности компаний для повышения производительности труда“».

То есть еще в середине нулевых экономист Белоусов объяснил хозяевам страны, что произойдет, если люди начнут жить лучше и будут получать больше. Никто не захочет работать за копейки и покупать товары отечественного производителя. Начальники России правильно поняли совет, и решили — не будет вам «среднего класса», сидите на месте, получайте по минимуму, покупайте российское и никакого вам «революционизирующего воздействия». Кому не нравится — может ехать на все четыре стороны.


ОТРИЦАТЕЛЬНЫЙ ОТБОР

По поводу куда и как «ехать» откровенно написано в исследовании «Новые социальные лифты в региональном пространстве» социолога профессора Юрия Волкова, опубликованном в ежегоднике «Россия реформирующаяся» Федерального научно-исследовательского социологического центра РАН.

Там есть замечательное наблюдение: «в контексте существующих карьерных возможностей социальные лифты требуют сочетания профессионализма и лояльности личности, ее вхождения в мир управленческой бюрократии. [Это] резко ограничивает мотивацию на общественную полезность и актуализирует стремление быть своим, влиться в команду и осторожно относиться к общественной инициативе, если она не одобряема региональной властью». То есть потенциальный «лидер» должен забыть об «общественной полезности» и стремиться «стать своим». Но даже если такой «лидер» изо всех сил будет полировать начальственный сапог, не факт, что его возьмут в команду.

Потому что, замечает социолог, «региональные элиты заинтересованы в сохранении монополии на ресурсный потенциал регионов и закрепляют за новыми социальными лифтами роль сдерживающего фактора риска вымывания экономически активного населения». То есть все эти ваши «конкурсы» — просто создают иллюзию карьеры и отвлекают энергичных людей от мысли, что пора завязывать с малой родиной и перебираться в столицы.

Впрочем, в столицах тоже никого не ждут.

Как говорит исследователь российских элит Александр Дука из ФНИСЦ РАН, «на всех уровнях и ветвях власти… господствуют непубличные люди, они меняют „лица“ в зависимости от кулуарных договоренностей, подробностей которых мы никогда не узнаем. На сегодняшний день… российская элита закончила свое формирование и начала стабильное воспроизводство: одни и те же люди, члены одних и тех же кланов, фамилий получают все знаковые посты. Новых лиц практически нет — и это не только на федеральном уровне, это повсеместно. Теоретически это неплохо и должно свидетельствовать о профессионализации тех же управленцев, но на деле все выходит не всегда так гладко». Почему выходит «не гладко»? Даже некоррумпированная меритократия, то есть продвижение «по заслугам», в отсутствие публичной политической конкуренции очень быстро приводит к деградации управления.

Дело в том, что, в отличие от победы на конкурентных выборах, административные качества управленца или его лояльность — это необъективные критерии легитимности власти. Всегда найдется тот, кто скажет начальнику, что можно было сделать лучше — дайте только мне попробовать!

Поэтому, делает вывод «профессиональный управленец», сильные помощники для меня опасны — предадут, подсидят!

И тем более опасны могут быть сильные помощники «со стороны»! Поэтому такой администратор постарается, чтобы у него не было сильных подчиненных и чтобы в кругу, принимающем решения, не было «посторонних». Должны быть только «свои», и не лучшие. В свою очередь, его подчиненные постараются, чтобы сильных сотрудников (да еще и «чужих») не было и у них.

И вот в эту минуту, как замечал российский историк Камиль Галеев, «и запускается механизм отрицательного отбора, и раз запустившись, он идет с космической скоростью… Два фактора — высокая степень централизации плюс меритократический принцип легитимности в совокупности представляют собой рецепт ускоренной деградации правящего класса и как следствие краха государства…».

Даже без воровства. А уж с воровством-то

Дмитрий Прокофьев

Источник


Автор Дмитрий Андреевич Прокофьев — экономист, аналитик, автор канала moneyandpolarfox. Вице-президент Ленинградской областной торгово-промышленной палаты. Преподает в Международном Банковском институте (г. Санкт-Петербург).

 

Сейчас на главной
Статьи по теме
Статьи автора