Зоодемократия и конец «людского мира»

Даже человек со скромным образованием, не говоря уж о специалистах вопроса, знает, что в животном мире хорошо поставлен вопрос с ротацией руководящих кадров. Это касается как стада (у травоядных), так и стаи (у хищников). Руководящие особи постоянно меняются. Наследственной власти у животных не существует. Турниры за право быть доминирующей в стае (стаде) особью проводятся как регулярно (сезонные), так и нерегулярно (стычки). Побеждает всегда сильнейший, т.е., с зоологической точки зрения – «самый достойный».

Мы можем взять любой пример. Возьмём, например, волков. Волки обладают социальной организацией – стаей (аналог в человеческом обществе – банда). Вожаком волчьей стаи является самый сильный самец. Любой из волков в любое время имеет право оспорить его лидерство. Когда волк-вожак дряхлеет, его убивают. Приходит к власти новый доминант – на то время, на какое сумеет оставаться реальным «альфой».

Родилась ли идея демократии в человеческом обществе из этих практик? Конечно же, нет. Изначальный смысл идеи демократии у людей (в «людском мире» — по аналогии с «русским миром») заключался вовсе не в ротации руководящих кадров (с чем и животные прекрасно справляются безо всякой цивилизации).

Смысл-то идеи ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ демократии заключался вовсе не в ротации кадров, а в контроле масс за властью. С какой целью? Чтобы «подсидеть» начальника и перехватить у него место? Нет.

В теории некий абстрактный народ (население) подозревает власть в возможности злоупотреблений. Теоретики предположили (и в этом с ними невозможно спорить), что всякий представитель власти может злоупотреблять полномочиями. Вот чтобы он этого не делал (или хотя бы делал с опаской, с оглядкой) – надо поставить над ним народный контроль.

Народный контроль не пытается подменить власть собой (иначе это было бы волчьим турниром между двумя бандитами за власть над бандой). Он пытается удержать каждого «в его роли», чтобы актёры в театре истории со сцены бы отсебятины не несли. У всякого начальника есть вещи, которые он должен делать, и на какие он имеет право. А есть вещи – которые делать нельзя. Отличить их порой трудновато.

Например, как быть с правом начальства сажать и казнить преступников, узурпаторов, представителей «захватного права»? Никакая власть не сможет продержаться и недели, если не будет отвечать насилием на насилие. Но в то же время, если начальник использует машину террора не против врагов общества, а против личных врагов – тогда это будет наиболее распространённое злоупотребление лица властью.

+++

Понимаете, в чём дело? Цивилизация отделила собственно власть от обладающего ею лица. Для животного мира это немыслимо и невозможно. Там нет, и не может быть какой-то абстрактной власти, не связанной с особью. Сила особи – и есть единственная власть, единственный закон в зоологии.

Существование абстрактной власти (власти Книги) и в мире людей весьма проблематично.

Чем примитивнее человек духовно, тем менее понятны ему какие-то обобщённые скрижали, требующие постоянного толкования, постоянной дедукции (приложения общей неизменной священной нормы к конкретному бытовому случаю). И тем лучше он понимает конкретную власть: по словам М. Салтыкова-Щедрина, «путает понятия «Отечество» и «Ваше Превосходительство».

Если бы либералы не загадили нашим людям тоннами своего бессвязного бреда, то каждый увидел бы очевидное и сразу бросающееся в глаза: демократия создавалась как технический аппарат идеократии, власти какой-то идеологии!

Без диктата господствующей идеологии демократические инструменты и бессмысленны, и разрушительны.

Верующий человек, будь он христианин или коммунист, мусульманин или ученик Конфуция – всегда очень остро беспокоится за свою идею. Это и делает его верующим: страх, что идею сметут. Поэтому верующие, особенно фанатики (наиболее накалённые верующие) носятся со своей идеей, как с писаной торбой. Они трясутся над нею, как мать над младенцем. Они постоянно подозревают всех в покушении на «базовые устои» господствующей в их головах идеологии.

Видеть это было бы даже забавно (как курица над цыплятами!) – если бы на этом не строились история, культура, цивилизация и вообще всё человеческое. Человек, чтобы оставаться человеком, и не превратиться в крысу, должен, обязан носиться как с писаной торбой, с какой-то абстрактной идеей, которая превосходит его самого в системе ценностей:

-Я смертен, она вечна. Лучше мне умереть, чем ей погибнуть! Для неё ничего не жалко – если ей что-то нужно, от себя оторву…

Если человек так не мыслит, то он превращается в гладкокожего грызуна и утрачивает способность поддерживать цивилизацию: как прогресс, так и простую стабильность социума.

«Доставая» всех вокруг тревогами о судьбе высшей идеи, верующие заподозрили, конечно же, и собственное начальство в возможности измены идеалам. Мол, а что если наш отец окажется «не отцом, а сукой»?

Страх перед изменой начальства, условно говоря «делу Ленина» (а за века до этого – изменой символу веры христианских общин) породил собственно-человеческие (то есть сверх зоологии и амбиций альфа-особей) инструменты контроля в виде тех или иных прикладных демократических процедур.

Чем они отличаются от волчьих турниров в стаях хищников? Да очевидно же, смотрите: в волчьих турнирах участвуют только те, кто сам хочет занять место господина. Никто никаких идеологических обязательств не имеет, да им и не предъявляют «требований соответствия идее». Только одно соответствие: быть сильнее противника.

В человеческих процедурах участвует вся община верующих, и, естественно, не могут все вовлечённые в процесс «народного контроля» занять место вожака. Да они и не хотят, по большей части. Они не себя, а ценности продвигают. И не себя, а идеал выдвигают на первый план.

+++

То есть (очень важно, читайте под лупой):

-Считается (у людей), что начальство должно заниматься Делом, а не собственными удобствами и удовольствиями.
-Начальство может заниматься делом – а может заниматься собой.
-Цель процедур (изначальная) – чтобы начальство делом занималось, а не собой.

Уберите идеологию (господствующий символ веры, неоспоримые для верующих идеалы) – и всё это потеряет смысл, сведётся к сваре в волчьей стае.

Ну, задумайтесь: как может начальство заниматься Делом, если неизвестно, в чём заключается Дело?! Как может шофер ехать к цели – если цель маршрута неизвестна?

Или вот вопрос злоупотребления властью: он же прямо корнесловицей своей требует чёткого различения добра и зла! Если вы не сформулировали достигательный идеал добра – то какое может быть злоупотребление?

Когда молодой волк загрыз старого, одряхлевшего вожака стаи – кто из них и чем злоупотребил? Старый волк – тем, что одряхлел по возрасту? Или молодой – действуя в силу инстинктов, вложенных в него, которые он попросту не понимает, как робот не понимает смысла алгоритма?

Если крокодил съел обезьяну – то кто злоупотребил властью? Крокодил, в процессе питания? Или обезьяна – тем, что зазевалась?

Эти вопросы бессмысленно даже ставить. Всякий народный контроль за властью имеет смысл только тогда, когда имеется идеал поведения власти. То есть правитель правит не сам по себе, а как управляющий от Бога (господствующей идеи). Управляющий может нарушать волю господина, а хозяин не может: потому что у хозяина нет господина! Хозяин сам себе господин, его сила – высший закон, что и доказывают зоологические сообщества, кодексов не знающие.

Несоответствие начальства смыслу жизни общества и породило демократические процедуры (кстати, далеко не везде на планете). Если считать, что жизнь случайна и бессмысленна – то, конечно, никакое поведение начальства не может быть несоответствующим. Произвол силы может быть отменён только другим произволом другой силы, в сущности, ничем не отличающейся от предыдущего.

+++

Оттого и очевидно вырождение многопартийной толерантной модели общества в самую грубую и звериную зоократию образца волчьих стай. Ведь трёхуровневая модель власти в таком обществе отвергнута, разрушена. А она была такова:

Господствующая идея
Исполнители – начальники
Исполнители – подчинённые.

Сувереном в том обществе была именно идеология, все люди считались её слугами, на том или ином уровне. Только при таком подходе могла возникнуть сама мысль о злоупотреблении начальством властью, которая абсолютно чужда как животным стадам и стаям, так и примитивным, первобытным общинам.

Ибо невозможно злоупотребить тем, про что никто не знает – как именно его надо употреблять.

+++

Всякая идея делима на Дух и Букву. Дух невыразим словами – потому что неформализуем. В разных обществах Дух звали то просто Духом, то Благодатью, то «классовым чутьём» (даже и так!). Дух – та субстанция, которая делает слова интересными для человека.

Если интереса к словам нет, то любые слова воспринимаются как колебания воздуха. Человек, не желающий услышать – не услышит. Человек, не «имеющий вместить»[1] — не вместит.

Поэтому в любой идеологии процесс «стяжания Духа» первичен. «Мне это интересно» — говорит (или не говорит) человек. «Меня это манит».

Господствуя над единоверцами, Дух облекается в слова, обряды, ритуалы, формализуется для нужд повседневной практики. Вера становится законами – которые без веры никто выполнять не будет (и принуждать их выполнять без веры тоже никто не станет).

Если Дух отошёл от социума, то процесс движется в обратном порядке: начинается эрозия слова, выдувание исходного смысла из обрядов и ритуалов, который в них вкладывали их создатели.

Как социопатолог, я дал этому имя: «обрядовый аутизм». Это когда деградирующая вера живёт обрядом вместо смысла, и оттого отрывается от мира, перестаёт воспринимать реальность, погружается в собственный мир (как аутисты). В состоянии обрядового аутизма пустосвяту уже не важна жизнь и реальность, ему главное – чтобы ритуалы выполнялись в срок.

Это всё равно, что изучать по всем правилам меню в ресторане, где нет больше поваров, и кухня закрыта, и нет ничего, кроме меню. Оно имело смысл – когда было связано с практикой. Но теперь какой в нём смысл?!

Всякая вера потому и была пламенной, что рождалась как универсальный ответ на самые жгучие вопросы непосредственного человеческого бытия.

Отрекаясь от быта, его обустройства согласно идеалу, вера умирает[2]. В мире обрядового аутизма любой ритуал совместим с любой практикой, потому что из ритуала выветрился смысл, вложенный создателями.

Это в равной степени касается христианской церкви – если её перестали волновать вопросы угнетения человека человеком, мерзости капитализма, китайского миллиардера, ритуально поднимающего красный флаг с партбилетом в кармане, либерального демократа, для которого процедура важнее смысла.

Поймите, демократию исторически придумали протестанты-фанатики, по-современному говоря, члены тоталитарных сект. Придумали потому, что им казалось, что король, именующий себя «христианнейшим» — на самом деле не тот, за кого себя выдаёт. И тогда, у истоков, весь смысл процедуры заключался в том, чтобы вероотступник не стал начальником общины пламенно-верующих протестантов. Вот в этом был смысл демократических процедур, а не в том, чтобы регулярно менять шило на мыло, одно циничное го*но на другое циничное го*но.

Аналогично и антимонархическое, и даже антицерковное движение в России начала ХХ века: царь и его «казённая» церковь отступили от нравственного завета, от скрижалей! Они зло не карают, а благословляют! Они добру не служат – а вредят!

За такой решимостью, толкавшей на каторгу, на виселицу и тем более в разные бытовые неудобства пылала вера поколения в особую, непродажную Правду. Человек имел в голове образ – «как нужно» и видел, что делают не так, как он считает правильным. А раз так – человек потребовал ротации начальства самым решительным образом…

+++

В либеральной демократии нет одержимости «единственно правильной» идеологией, которая почитаема выше любого из живущих. Следовательно, в ней нет ЭТАЛОНА ОТБОРА, и она превращается на наших глазах в то единственное, во что только и может превратиться безыдейная среда — в звериную деспотию захвативших всё криминальных хищников. Это процесс общемировой (собственно, это и есть глобализация по-американски), он идёт с разной скоростью, и под разными обличьями. Но суть его везде одинакова:

— Становление зоологической диктатуры, в которой власть опирается на террор, подкуп, а главным образом – на приправленную ложью, как соусом, грубую животную силу.

Процесс этот идёт независимо от воли и желания отдельных людей (многие из акторов могут искренне верить, что делают доброе дело). Процесс носит объективный характер: загружая в мясорубку чеснок, нельзя получить на выходе мясной фарш. Загружая в общественные процессы цинизм и безверие, приоритет личной выгоды над «предрассудками» нельзя получить на выходе цивилизованное общество.

А вся «демократизация» у зоократов-либералов-рыночников не более, чем обрядовый аутизм. Ведь формальный ритуал (например, регулярно проводимые выборы), если он лишён изначального Духа и изначального смысла, можно совместить с какой угодно практикой. Формальный ритуал никогда и никому, нигде и ни в чём не помеха.

Например, нет никакой разницы, крестится убийца перед убийством, или не крестится: в любом случае изначальный смысл ритуала потерян, это «узелок на память», ставший просто узлом на платке. Изначально он был завязан, чтобы напоминать о каком-то деле, но память об этом утрачена, и теперь узелку придаётся фиктивная самодостаточность…

+++

Краткий вывод: всё формальное бессмысленно.

И потому любой из пустых формальностей из любой идеологии одна цена: пустышка – она и есть пустышка. Формальный христианин не лучше и не хуже формального коммуниста, и оба они – такие же, как формальный демократ. Когда кушания сведены до состояния помоев, в общей лохани «теплохладности»[3] — то компот равен борщу, а торт салату. Всё одно помои…

А потому и многопартийный выбор у теплохладных людей – фикция. Как невозможно изъять из общей лохани помоев бывший борщ или бывший компот, так невозможно и найти разницу между формальными партиями толерантного мира, не различающего добра и зла, не испытывающего ни любви, ни лютой, доходящей до массовых репрессий, ненависти.

Если вы не в курсе – что именно должна делать власть, то нет никакого смысла её выбирать. Ибо каждый новый волчий вожак, загрызший одряхлевшего старого, ничем не отличается от предыдущего в молодости.

Там, где нет представления о Правде – господствует сила и только сила. Вот вам и ответ на вопрос – почему всякое современное движение за демократию заканчивается фашизмом, вроде украинского?

Почему с удручающим однообразием всякая революция под демократическими и народолюбческими лозунгами порождает в итоге тиранию страшнее предыдущей?

Ибо демократия имеет смысл только тогда, когда она — движение за очищение рядов, а не борьба за пересменку.