Боевые пенсионеры: как в Москве 1941 года создавалось антигитлеровское подполье

Чуть более 80 лет назад, осенью и в начале зимы 1941 года, вероятность захвата Москвы гитлеровскими войсками была не иллюзорной – более чем реальной. Руководство СССР готовилось и к этой трагической перспективе – шла эвакуация, создавалась «запасная» столица в Самаре, тогда город Куйбышев. Даже в случае потери Москвы Советский Союз не собирался прекращать борьбу. В частности, готовилась и борьба внутри Москвы. Готовились не только к возможным уличным боям, но и организовывали подполье, которому предстояло вступить в схватку с оккупантами, в случае если враг все же захватит нашу столицу.

До XXI века какие-либо документы по московскому подполью оставались засекреченными. Лишь в самом начале века был снят гриф секретности и опубликовано считанное количество документов НКВД, затрагивавших эту тему. В частности, историкам оказался доступен так называемый «Московский план» – датированная началом октября 1941-го записка на имя наркома внутренних дел с кратким перечислением диверсионных групп и легендированных агентов, подготовленных в Москве на случай ее захвата врагом.

Одно из центральных мест в перечне занимает подпольная группа «Дальневосточники». Процитируем эту часть документа, подготовленного на имя Берия: «Диверсионная группа «Дальневосточники». Руководитель группы агент «Леонид» – бывший партизан, имеющий опыт подпольной и диверсионной работы в тылу японцев. Привлек к работе жену и 17-летнего сына. Переведен на нелегальное положение. Группа состоит из двух пятерок, действующих самостоятельно и связанных с «Леонидом» через руководителей пятерок. Группа будет осуществлять диверсионные акты на промышленных предприятиях и железнодорожном транспорте. Члены группы снабжены оружием и взрывчаткой».

Кстати, данный документ совсем недавно, в октябре 2021 года, пыталось использовать в своей пропаганде «Радио Свобода» (признано в России СМИ-иноагентом). Автор «Свободы», процитировав приведенные выше строки про опыт подпольной и диверсионной работы в тылу японцев, не без глумливой патетики вопрошает: «Как опыт «борьбы» с японцами образца 1920 года мог сгодиться в 1941-м – против немцев?» Слово «опыт» им с понятными целями берется в кавычки. Закрадываются обоснованные подозрения, что пропагандист со «Свободы» ничего не знает не только про подпольную группу «Дальневосточники», но и про реалии японской оккупации нашего Дальнего Востока в годы Гражданской войны – там и тогда шла вполне серьезная партизанская война, боролось серьезное подполье.

Впрочем, здесь есть и часть вины отечественных историков. До сих пор не существует научных работ, которые бы полно осветили историю потенциального подполья Москвы. Нет каких-либо исследований, даже отдельных статей, по диверсионной группе «Дальневосточники», а между тем многие ее участники оставили очень яркий и даже эпохальный след в истории нашей страны еще в годы Гражданской войны.

Автору этих строк, опираясь на ставшие доступными архивные документы и отдельные воспоминания, удалось восстановить персональный состав диверсионной группы «Дальневосточники», а также биографии основных ее участников. Предоставим читателям, ознакомившись с историями их жизней, самим судить, был ли их опыт подполья опытом в кавычках или без. И насколько диверсанты из группы «Дальневосточники» подходили к тем задачам, которые им, к счастью, так и не пришлось выполнять на улицах Москвы.

Террор в тылу противника

На тринадцатый день войны, 5 июля 1941 года, в структуре спецслужб Советского Союза была создана Особая группа при наркоме внутренних дел СССР. Задача особой группы, как тогда писалось в документах, – «террор и диверсии в тылу противника». Начальником группы стал, пожалуй, самый известный диверсант сталинской эпохи – Павел Судоплатов. Позднее Особая группа будет преобразована в отдельное Управление НКВД.

И хотя Особая группа была оформлена только 5 июля, в реальности ее деятельность началась с первых дней войны. Как и в армию, с началом войны в органы госбезопасности и внутренних дел также проводилась мобилизация. Призывали тех, кто ранее имел опыт чекистской и разведывательной работы, именно так в структуры НКВД и почти сразу в Особую группу попал Георгий Мордвинов.

До 1937 года он служил в органах и был оттуда уволен за поступок, требовавший тогда немалого мужества и принципиальности: в разгар репрессий написал на имя наркома Ежова письмо в защиту арестованного товарища. Мордвинов – уроженец Дальнего Востока, Забайкалья. При этом в разведку он попал еще в годы Первой мировой войны, служил в команде конных разведчиков одного из Сибирских стрелковых полков. Участвовал в знаменитом Брусиловском прорыве, был ранен.

После краха монархии Мордвинов, проникшись идеями большевиков, активно участвовал во всех боевых операциях Гражданской войны в Сибири и на Дальнем Востоке – с ноябрьских боев 1917 года против юнкеров в Иркутске и до финальных операций против белых и японцев в 1922-м.

Еще на заре возникновения «красных» органов госбезопасности Мордвинов стал кадровым сотрудником Забайкальской ЧК. По окончании Гражданской войны работал в разведке, в 30-е годы был нелегальным резидентом в китайском Харбине. Позднее, после 1941-го, он будет выполнять задания нашей разведки в Турции, примет участие в радиоиграх с немецкой разведкой – в известной спецоперации «Березино».

Скорее всего, именно Мордвинову принадлежит идея привлечь к работе Особой группы ветеранов боев и подполья с Дальнего Востока. Во-первых, Мордвинов лично знал многих из них. Во-вторых, именно на нашем Дальнем Востоке, особенно в Приморье, в годы Гражданской войны дольше всего – более четырех лет – длилась иностранная интервенция, поэтому имелся немалый опыт подполья. И, в-третьих, Дальний Восток потому и дальний, что очень далек от европейской части нашей страны, то есть к западу от Урала ветеранов-дальневосточников знали мало ­– они, говоря языком разведки, были не засвечены.

К тому же идея состояла в том, чтобы привлечь к нелегальной работе в немецком тылу «стариков», тех, кто давно отошел от активной политической и иной деятельности. Тех, кто, оказавшись в немецком тылу, в силу пожилого возраста вызвал бы минимум подозрений. Но при этом имел в прошлом реальный опыт подполья и партизанской борьбы.

Матрос, премьер-министр, диверсант…

Подбор таких кадров облегчался тем, что Мордвинов был лично знаком с Петром Никифоровым – тем, кто вскоре будет фигурировать в записке на имя наркома Берия под агентурной кличкой «Леонид». Никифоров, пожалуй, единственный из участников диверсионной группы «Дальневосточники», кто хорошо знаком историкам и чья биография в годы Гражданской войны достаточно детально изучена. До сих пор неизвестной оставалась лишь его конспиративная деятельность в годы Великой Отечественной войны.

Петр Михайлович Никифоров (1882–1974) известен историкам и любителям истории как глава правительства ДВР, Дальневосточной республики. Этому «буферному» государству посвящено немало книг и академических исследований, потому ограничимся краткой констатацией – Дальневосточная республика, существовавшая в 1920–1922 годах и охватывавшая четверть России, сыграла важнейшую роль в освобождении нашего Дальнего Востока, земель Забайкалья, Приамурья и Приморья от иностранных интервентов.

Кратко осветим не политический, а подпольный опыт Петра Никифорова, которому к началу Великой Отечественной войны исполнилось 59 лет. Родившийся в деревне под Иркутском в семье золотоискателя, он стал участником нелегальной организации большевиков-революционеров еще в 1905-м. При этом первую русскую революцию Никифоров встретил матросом срочной службы не где-нибудь, а на царской яхте «Полярная звезда».

С 1905 по 1910 год Никифоров после участия в мятеже матросов Кронштадта почти пять лет проведет нелегалом в революционном подполье. За эти годы побывает даже в Баку, в конспиративных структурах, которые непосредственно создавал Сталин. По примеру сталинских действий Никифоров в 1910 году проведет ограбление – экспроприацию казенных денег в Иркутске, вскоре будет арестован царскими властями и приговорен к повешению. Но казнь в итоге заменят на пожизненное заключение – Никифоров пробудет закованным в кандалы каторжником до февраля 1917-го.

В годы Гражданской войны, прежде чем стать премьером Дальневосточной республики, Никифоров побывает и в подполье, и в партизанском отряде в тайге, и в камере смертников – уже по приговору «белых» властей. После Гражданской войны и присоединения ДВР к Советской России Петр Никифоров некоторое время занимал ряд ответственных должностей в структурах советской власти, даже был послом СССР в Монголии, тогда непризнанном государстве, находящемся в затяжном конфликте с Китаем.

За пять лет до начала Великой Отечественной войны Никифоров вышел на пенсию и жил на окраине Москвы неприметным пожилым человеком. К 1941-му о том, что он пару лет был главой четверти России, почти все прочно забыли. Но не забыл призванный в первые дни войны на службу чекист Мордвинов. К тому же Мордвинов общался с бывшим премьером ДВР и после Гражданской войны – до того, как стать резидентом разведки в Маньчжурии, бывший забайкальский чекист учился в Москве в Институте востоковедения, как раз в те годы, когда ректором этого специфического вуза, тогда тесно связанного с разведкой, был именно Петр Никифоров.

Знаменитый глава сталинских диверсантов Павел Судоплатов позднее писал об этом так: «Из запаса органов НКВД были призваны опытные кадры, такие, как будущий почетный сотрудник госбезопасности, один из начальников отдела службы диверсий и разведки Г. Мордвинов, лично знавший многих участников партизанского движения в годы Гражданской войны, особенно на Дальнем Востоке. Появилась реальная возможность подтянуть кадры, абсолютно неизвестные противнику».

«Кадры, абсолютно неизвестные противнику»

Итак, план привлечь к антигитлеровскому подполью опытных стариков-ветеранов с Дальнего Востока разработан Георгием Мордвиновым, сотрудником Особой группы НКВД, и Петром Никифоровым, в прошлом главой правительства ДВР. Подчеркнем, что оба к 1941 году за плечами имели немалый опыт нелегальной деятельности.

Можно по-разному оценивать активность Никифорова в 1905–1910 годы с точки зрения политических пристрастий, но по форме это именно опыт подполья и диверсий. Период 1917–1922 годов добавил немало к такому опыту. Словом, бывший премьер ДВР был вполне подходящей фигурой для создания и руководства нелегальной группой в тылу врага.

При этом изначально, в первые дни июля 1941-го, планировалось, что созданная Никифоровым группа будет заброшена именно за линию фронта, в тыл немцев. Однако уже к концу июля руководство НКВД приняло решение готовить группу для возможной работы в Москве на случай захвата столицы гитлеровскими войсками.

Подчеркну – такое решение приняли в июле 1941 года. Наши войска еще удерживали Одессу и Киев, еще не окружен немцами Ленинград, еще идут бои за Смоленск. Но наши спецслужбы и высшее руководство СССР прорабатывают и готовят планы на все возможные перспективы войны – в том числе и на случай падения Москвы.

В те июльские дни чекист Мордвинов и пенсионер Никифоров мобилизовали на борьбу с врагом более десяти ветеранов Гражданской войны в Сибири и на Дальнем Востоке, оказавшихся на тот момент в Москве. Позднее, в 1943-м, Петр Никифоров перечислит имена участников своей группы в письме, отправленном в Оргбюро ЦК ВКП(б). Только спустя 70 лет, в 2013-м, это письмо станет доступно для историков.

Оргбюро ЦК занималось в том числе центральными кадрами правящей партии, теми, кого позднее назовут номенклатурой. В годы перестройки и распада СССР этот термин приобретет резко негативное значение, но в другую эпоху то был термин вполне технический, обозначавший всех, кто имел в прошлом опыт работы на ответственных постах и направлениях.

Мобилизованные Никифоровым пенсионеры были именно такой «номенклатурой ЦК». Помимо бывшего премьера ДВР в рядах его группы, вскоре получившей по понятным причинам кодовое имя «Дальневосточники», насчитывалось семеро мужчин. Все в возрасте от 50 до 70 лет. Кратко перечислим их в том же порядке, что и в письме Никифорова, с указанием известных фактов биографии и опыта нелегальной деятельности в годы Гражданской войны.

Воронин Александр Александрович, по возрасту самый старший в группе. Вступил в ряды РСДРП еще в 1900 году, в 1917-м был создателем и командиром одного из первых красногвардейских отрядов Владивостока, в дальнейшем боец подполья и партизанских отрядов Приморья.

Дриго Федор Иванович (1888–1949), член нелегальной партии большевиков с 1905 года, при царе за революционную деятельность сидел на каторге. После 1917-го и в годы Гражданской войны – участник красного подполья в Иркутске, один из руководителей Амурской флотилии, управляющий делами Военного министерства Дальневосточной республики. В 30-е годы Федор Дриго работал заместителем начальника Главного управления Северного морского пути, в 1938-м был арестован, но вскоре оправдан и освобожден.

Новоселов Степан Андреевич (1882–1953), в нелегальной партии большевиков с 1905 года, до революции за нелегальную деятельность побывал в тюрьмах и ссылке. В годы Гражданской войны организовывал советскую власть на Урале и в Западной Сибири. Единственный недальневосточник в группе «Дальневосточники». К 1941-му работал чиновником средней руки в Москве в Наркомате просвещения РСФСР.

Перевозчиков Григорий Трофимович (1883–1956), в нелегальной партии большевиков с 1905 года. Во время Гражданской войны один из создателей и первых руководителей ЧК в Забайкалье, в 1920-м – в руководстве подпольного комитета партии большевиков во Владивостоке. Позднее один из руководителей Госполитохраны, аналога ЧК в Дальневосточной республике. С начала 30-х годов жил в Москве, к 1941-му работал начальником вахтеров в Малом академическом театре.

Матвеев Николай Михайлович (1876–1951), из забайкальских казаков, еще в конце XIX века окончил Иркутское юнкерское училище. В годы первой русской революции сочувствовал противникам монархии, но был не большевиком, а меньшевиком. Летом 1917-го стал председателем войскового комитета, т. е. фактическим главой Забайкальского казачьего войска. В годы Гражданской войны участвовал в партизанской войне против белых и японских интервентов, сидел в японском концлагере под Хабаровском, бежал. В 1920-м стал главой Военного министерства ДВР. По окончании гражданской междоусобицы в 20-е годы был консулом СССР в Китае и тогда японской Корее.

Петров Герасим Трофимович (1883–1946), в 1905–1910 годах за революционную деятельность сидел на знаменитой Нерченской каторге. Во время Гражданской войны в 1918-м попал в плен к белым, бежал. Возглавлял Прибайкальский подпольный комитет большевистской партии. Был связником, нелегально курсировавшим по железной дороге, находившейся под контролем японских интервентов. В 1920 году стал комиссаром одной из красных дивизий, участвовал в боях с белыми под Иркутском и в Забайкалье. Накануне Великой Отечественной войны работал научным сотрудником в Институте монголоведения Академии наук.

Седиков Николай Александрович (1891–1977), сын политического ссыльного, в 1917–1920 годах – один из лидеров большевиков Зейского округа Амурской области, был в подполье, затем служил в разведывательных структурах армии ДВР. После Гражданской войны много лет работал за рубежом, в частности, управляющим делами англо-русского акционерного общества «Аркос» в Лондоне – такой пост в те годы был тесно связан не только с международной торговлей, но и с деятельностью советских спецслужб. В 30-е годы работал в аппарате ЦК (на Старой площади, там, где сегодня располагается Администрация президента), но в 1938-м вышел на пенсию по инвалидности.

«Слушали лекции по подрывному делу»

Как видим, все участники созданной в июле 1941-го нелегальной группы имели опыт подпольной и боевой деятельности. Выражаясь военной терминологией, это были уже обстрелянные бойцы невидимого фронта.

Все они были убежденными коммунистами-большевиками. Все, кроме самого младшего Николая Седикова («всего» 50 лет в 1941 году), имели опыт дореволюционной нелегальной деятельности. Как минимум половина состава за свои убеждения побывала в тюрьмах еще при царе. Все были советскими патриотами. Были – тут уместно это слово – фанатиками коммунистической идеи.

То есть группа состояла из опытных и мотивированных людей, в прошлом не раз рисковавших жизнью и готовых на сознательный риск вновь. Великая Отечественная война лишь усугубила эту мотивацию, как минимум у одного участника группы сделав мотив и сугубо личным. У 53-летнего Федора Дриго в начале войны на фронте погиб 20-летний сын Анатолий, лейтенант 126-й стрелковой дивизии.

О высокой мотивации говорит и тот факт, что к работе группы Петр Никифоров привлек свою жену Клавдию и 17-летнего сына. Нельзя не упомянуть, что в дальнейшем сын, Анатолий Петрович Никифоров, будет призван на фронт и в конце 1943-го погибнет в боях на Украине. Сам Петр Никифоров проживет 91 год и уйдет из жизни в 1974-м, то есть, несмотря на возраст, в годы войны он оставался еще весьма работоспособным человеком.

Помимо опыта и мотивации группа Петра Никифорова получила неплохую для кризисных условий 1941 года подготовку и хорошо составленную конспиративную легенду. Боевая учеба группы велась три месяца, до середины первой осени той страшной войны.

Николай Седиков, один из участников группы «Дальневосточники», вспоминал позднее: «Одновременно с организацией конспиративных баз мы учились подрывному делу, тренировались в стрельбе из оружия и метании гранат. Мы знакомились с взрывчатыми веществами (тол, мелинит, аммонал), способами взрывания, организацией взрывов различных объектов. Для этого выезжали в один из полигонов под Москвой, где слушали лекции по подрывному делу, а после лекций, сейчас же, на месте закрепляли все пройденное практическими занятиями».

Непосредственными кураторами группы «Дальневосточники» со стороны Особой группы НКВД были уже упомянутый Георгий Мордвинов и Зоя Рыбкина (Воскресенская), прославленная советская разведчица, после войны известная как популярная детская писательница. Все 30-е годы Зоя Ивановна проработала в разведке за рубежом, имела немалый опыт нелегальной и конспиративной деятельности.

«Элегантно одетая, интересная, средних лет женщина, с энергичным, волевым лицом…» – так позднее в мемуарах Николай Седиков описывал свое первое впечатление от встречи с майором госбезопасности Рыбкиной. Сама Зоя Ивановна в те дни также готовилась нелегально остаться в Москве, если столицу захватят немцы.

Позднее она так писала в мемуарах об этом фронте работ: «Полковник нашей службы Георгий Иванович Мордвинов отбирал людей из «старой гвардии»… Деды и бабушки – старые большевики, лет под шестьдесят и старше, с огромным опытом подпольной работы и партизанской борьбы во время Гражданской войны. По возрасту и состоянию здоровья они освобождены от военной службы, должны ехать в эвакуацию с семьями, но наотрез отказались… Мордвинов – человек легендарного мужества и отваги, бывший командир крупного партизанского соединения в Приамурье… Я работала в паре с Георгием Ивановичем, мы подбирали для его «стариков» дочек, внуков, других помощников…»

«Запас боеприпасов на квартирах»

Группа «Дальневосточники» была далеко не единственной в подпольной сети, созданной в Москве на случай ее захвата гитлеровцами. Только по линии НКВД в столице были подготовлены более двух сотен диверсантов и сотни других нелегалов. Были еще и подпольные сети армейской разведки, отдельная сеть Московского горкома партии большевиков и т. п. О многих мы до сих пор ничего не знаем или знаем крайне фрагментарно. Несомненно одно – нелегальная группа «Дальневосточники» по подбору кадров совсем не кажется слабой.

Созданная к сентябрю 1941 года система конспирации впечатляет. Каждый участник группы имел ряд паспортов, проработанных легенд и конспиративных квартир. Например, самый младший 50-летний Николай Седиков, действовавший под агентурной кличкой «Илья», получил два паспорта. Основной – на имя Горева Михаила Петровича. Как якобы пострадавший от бомбежки еще в августе 1941-го он поселился в коммуналке по адресу: Ершов переулок, дом 3. Ныне это парк Зарядье, а 80 лет назад именно там оборудовали один из схронов взрывчатки для группы «Дальневосточники». Так что, гуляя сегодня по модному парку, стоит вспоминать и эту часть московского прошлого…

Для легального прикрытия Седиков работал частным мастером-надомником, занимался ремонтом хозяйственных предметов. Исправно зарегистрировавшись в качестве налогоплательщика, весь следующий год он ежедневно паял прохудившиеся тазы и кастрюли, чинил примусы, изготовлял ключи. Такая работа позволяла удобно контактировать со связниками, приходившими под видом заказчиков ремонта. В качестве паролей и опознавательных знаков использовались не только кодовые фразы, но и несколько ключей заранее оговоренной формы.

По второму паспорту диверсант Седиков был легализован в качестве ночного сторожа в одной из контор Народного комиссариата коммунального хозяйства. Как пострадавший от бомбежки под именем Николая Крестовоздвиженского он прописался на даче в поселке Новогиреево, тогда это было за городской чертой Москвы.

Третья нелегальная квартира Седикова была подготовлена на другом конце столицы, в районе Воробьевых гор, примерно там, где сейчас подпирает небо сталинская высотка МГУ. По инструкции руководства этот адрес не знал никто, кроме самого «Ильи», – схрон он подбирал и готовил в одиночку на случай провала и непредвиденных обстоятельств.

Такой же продуманный набор паспортов, легенд, явок и схронов имели и прочие участники группы «Дальневосточники». Для проведения диверсий «старики» подготовили три склада оружия. Основной размещался в одном из подвалов большого недостроенного квартала близ центра Москвы, где сторожами по фальшивым паспортам работали трое членов группы. Второй склад оборудовали на упомянутой даче «Ильи» в Новогиреево, там же хранилась запасная рация группы. Третий склад создали на территории одного из подмосковных овощных совхозов. Хранителем этого тайника стал 65-летний Николай Матвеев, бывший военный министр ДВР, устроенный в совхоз в качестве сторожа под чужим именем.

Как позднее вспоминал носитель агентурной клички «Илья», он же Николай Седиков: «Помимо этих баз мы имели еще постоянный запас боеприпасов у себя на квартирах для того, чтобы в любое время каждый из нас мог выполнить необходимую операцию. Я имел около мастерской небольшой дровяной склад, в котором вырыл яму, уложил туда весь свой рабочий запас, сровнял с землей и заложил дровами… Мы имели также свою химическую группу в лице нашей скромнейшей четы Богдановых».

Под именем супругов Богдановых скрывались действительно супруги – 59-летний Степан Новоселов, прошедший еще царские тюрьмы старый большевик, и его жена Ксения Павловна Шмитман. Новоселов был легализован как частный сапожник, жена подрабатывала портнихой. Она, помимо прочих задач, выполняла роль врача группы – имела медицинское образование и соответствующий опыт работы. Кстати, Ксения Павловна последней среди подпольщиков группы «Дальневосточники» ушла из жизни – она скончалась в 1988 году в возрасте 92 лет.

«Тридцать лет я не был в церкви»

Вообще среди «Дальневосточников» оказалось немало долгожителей – напомним, руководитель сети Петр Никифоров прожил 91 год. Но первая смерть настигла их еще в разгар войны – в начале 1942-го умер Александр Воронов, самый старший. Сердце ветерана не выдержало нагрузок подпольной работы. Ведь днями конспираторы вели обычную жизнь москвичей военной поры – ходили на работу, стояли в очередях за хлебом, а по ночам в августе–октябре 1941 года в полной тайне от всех рыли схроны…

В разгар битвы за Москву и контрнаступления советских войск диверсионная группа оставалась в полной боевой готовности – то есть подпольщики, обустроив тайные склады с оружием и взрывчаткой, внешне вели обычную жизнь московских стариков. На Рождество 1942 года старый большевик Николай Седиков даже отстоял заутреню в ближайшей к его мастерской церкви. С учетом того, что в сталинской Москве оставалось не так много действующих объектов культа, несложно вычислить адрес: храм святителя Николая в Кузнецах – на ул. Новокузнецкой.

«Тридцать лет я не был в церкви. Верующим я никогда не был. И если в молодости зимой мы ходили с девушками в церковь, то только на свидание…» – вспоминал позднее Седиков. Убежденный атеист и коммунист, он так глубоко замаскировался, что соседи по коммуналке стали подозревать в нем бывшего священника.

Скрывать свою суть московским подпольщикам приходилось и от столичных правоохранителей – для всех без исключения они должны были оставаться обычными обывателями. При этом меры безопасности в Москве были повышенные. Как вспоминал Седиков: «Как-то в час ночи ко мне явился представитель райНКВД с дворником, под видом проверки документов, а на самом деле провел со мной довольно продолжительную беседу, спрашивая меня о прошлой и настоящей жизни. Расспрашивал, как я живу, работаю, откуда и каким образом я попал на эту квартиру, где раньше жил и когда разрушило бомбежкой мой старый дом, что дает мне моя мастерская, где я работал раньше, не забыл спросить и о моих родных. Я старался быть спокойным во время нашей беседы, но, откровенно говоря, немного побаивался, думал, что будет произведен обыск, а у меня под кроватью в ту ночь лежали тол, гранаты, пистолет ТТ, которые я вечером в тот день принес и не успел еще укрыть в своем сарае…»

Подпольная группа «Дальневосточники» оставалась замаскированной в Москве почти два года. Однако в мае 1942-го часть стариков-ветеранов под разными конспиративными легендами перебросили из столицы на знакомый им по бурной молодости Дальний Восток. Как чуть позднее, в мае 1943-го, писал в Оргбюро ЦК сам командир группы Петр Никифоров: «Выехали на Дальний Восток для подготовки партизанского движения, на случай выступления соседней державы против СССР. В течение 8 месяцев группа работала в Приморском, Хабаровском краях, в Читинской области и в Бурят-Монголии и организовала 392 партизанских отряда с общим количеством бойцов 14 700… Каждый отряд имеет свое основное ядро из старых партизан и партийцев. Пропущены через курсы командиров 1020 человек. Созданы запасы продовольствия для таежных баз… Группа закончила работу в феврале 1943 года и вернулась в Москву».

Обратите внимание на внутреннюю самодисциплину старого конспиратора. Бывший премьер-министр Дальневосточной республики Никифоров даже в секретной записке руководству партии не пишет конкретно про Японию, пишет обтекаемо – «на случай выступления соседней державы».

К маю 1943 года зашифрованная под именем «Дальневосточники» диверсионная группа потенциального московского подполья была расформирована. Даже теоретической опасности для столицы СССР весной третьего года войны уже не было.

Почти все члены группы были награждены медалью «За оборону Москвы». Так, вахтер Малого театра и создатель Забайкальского ЧК, член Московского отделения Всесоюзного общества старых большевиков тогда 60-летний Георгий Перевозчиков уже в 1944 году получил эту медаль от исполкома Моссовета с много говорящей для посвященных формулировкой: «…находился в армии до конца апреля 1943 г. Работал по организации партизанских отрядов в тылу врага».