GAME OVER. Часть первая.

Россия – страна чрезвычайно суровой природы, и прежде всего – в климатическом плане. Конечно, есть и еще более «жестокие» для проживания места, вроде пустынь или тундр, однако они, как правило, или являются частью государств, более-менее пригодных для жизни (вроде Гренландии), или не позволяют населяющим их народам создавать сколь либо сложные общественные механизмы, вроде современного государства – в итоге развитие тут идет исключительно за счет «внешних» ресурсов, наподобие того, как СССР в свое время создал хоть какое-то государство в Монголии. Да что там Монголия – даже пресловутые саудиты смогли построить свой «нефтяной рай» исключительно за счет теснейшего взаимодействия с Британией и США (настолько тесного, что мы сейчас не можем понять, где кончаются «арабские монархии» и начинаются американские нефтяные компании). Впрочем, это уже будет отклонение от выбранной темы. Для нас тут важно другое – то, что вряд ли где в мире имеются настолько суровые условия жизни для массы людей, нежели у нас.

Именно поэтому проживание на территории России всегда представляло известный «квест», могущий быть решенным только при условии выполнения сложнейшего производственного процесса, в который тут превращались элементарные действия. При внимательном рассмотрении жизни русского крестьянина можно только поражаться, насколько остроумно и специфично тут решался вопрос вечного противоборства его с недружелюбной природой. Особенно хорошо заметно это на русском Севере – почему, будет сказано чуть ниже. Пока же можно отметить, что русская северная жизнь может в некотором смысле рассматриваться, как аналог колонизации иных миров – в плане создания искусственно пригодной для жизни среды. Поэтому неудивительно, что именно потомки этих крестьян впоследствии смогли построить за Полярным кругом целые города, покорить арктические и антарктические просторы, а впоследствии первыми выйти в самую малопригодную для жизни среду – в космическое пространство.

Однако за восхищением данной особенностью нашего народа очень часто вопрос: а зачем все это надо? Точнее, почему русским крестьянам вообще потребовалось «лезть» в столь непригодные для жизни условия? Ведь данные ухищрения, позволяющие им выживать там, где, в общем-то, выжить проблематично, понятным образом, не даются «бесплатно». За них приходится платить тяжелым и напряженным трудом, затрачивая все силы на борьбу с природой. Впрочем, если бы платить приходилось только силой, это было бы только полбеды. Беда состоит в том, что сложность производственных процессов в условиях суровой природы приводит к тому, что выживание тут возможно только при полном включении человека в их структуру, к почти полной утрате возможности заниматься чем-либо, кроме работы ради выживания. Т.е., свободы. Но это же значит, что причина, «загнавшая» наших предков туда, где, как может показаться, вообще лучше не жить, является настолько серьезной, что превосходит по своей значимости все те лишения, которые им (предкам) приходится нести после этого.

Ключом к пониманию этой причины выступает уже указанный выше русский Север– поселения севернее Ладожского озера. Данные суровые места даже по сравнению с остальной русской территорией кажутся крайне малопригодными к жизни. Однако люди селились тут. И даже развивали вполне приличное хозяйство, позволявшее иметь уровень жизни, превышающий таковой в более южных районах. Причина, разумеется, банальна – Север не знал «рабства», крепостного права. Да и вообще, крайне слабая логистика данных территорий до определенного времени делала любое серьезное «закабаление» их достаточно затруднительным. Недаром именно тут долгое время сохранялись очаги «старой веры», да и вообще, принятие «никонианства» было скорее формальным. Именно эта невозможность обращения в кабалу и выступала тем самым фактором, который заставлял людей менять относительно теплые края на места около Полярного Круга. Причем, до определенного времени, это решение было весьма рациональным – те же поморы практически до конца XIX века демонстрировали лучшее здоровье, нежели остальные жители страны. Несмотря на намного более худшие условия для ведения хозяйства. Впоследствии то же самое произошло и с Сибирью – местностью для ведения крестьянского хозяйства едва ли не худшей, нежели Архангельская губерния – но при этом ставшей «заповедником» пресловутого «сибирского здоровья».

Т.е., можно сказать, что именно труднодоступность и логистическая неразвитость данных мест и выступили тем самым фактором, который привлек сюда людей. Отсутствие возможности стать объектом эксплуатации явилось намного более важным, нежели низкая урожайность или экстремальные погодные условия. Однако то же самое можно сказать и про всю Россию, как таковую. Само ее существование связано с активнейшей колонизацией населением новых земель – подальше от старых мест, «оприходованных» и владельцами, и государством (как корпорацией владельцев). Вопреки привычным мифам о «стране тысячелетнего рабства», последнее являлось достаточно «новым» приобретением, достигшим максимального развития где-то к концу XVIII-началу XIX века, до того же это самое «рабство» было весьма и весьма условным. Государственное насилие – главный инструмент удержания людей в условиях подчинения их правящим классам – банально не могло охватить столь огромную территорию, оставляя огромное количество «лакун», не позволявших полностью захватить «маленького человека» в тиски абсолютной эксплуатации.

Такими лакунами, например, выступала уже указанная возможность колонизации новых земель с освобождением от податей на несколько лет. Можно упомянуть так же пресловутый «Юрьев день», дававший даже попавшим в крепостную зависимость крестьянам выбирать себе оптимальное место. Отмена его, кстати, свидетельствовала о важнейшем изменении, происходящем в обществе, а равным образом, об их причинах – но об этом будет сказано несколько ниже. Пока же стоит сказать, что даже после отказа от предоставления «формального» разрешения на уход от помещика, у крестьянина все равно оставалась возможность «бежать» — отправиться на место, до которого «рука» госнасилия физически не могла дотянуться – на Север, за Урал или на Дон, к казакам. Именно поэтому реально выжимать из простолюдина все соки, как это делалось в более «цивилизованных» странах было невозможно.

Итогом данной особенности стало то, что уровень жизни населения России оказывался выше, нежели уровень жизни ее соседей, находящихся в более благоприятных условиях. Это кажется довольно странным, но еще в XV – XVII веках иностранные путешественники находили нашу страну пускай диковинным, и даже диким – но при этом богатым местом. Собственно, один тот факт, что сюда со времен Ивана III ехали всевозможные иностранные «специалисты» из богатой и развитой Европы (без кавычек, поскольку Европа реально была богаче и развитее России) свидетельствует о том, что «тут» было достаточно ресурсов, чтобы обеспечить им сытую жизнь. Однако и простой народ не нищенствовал – многие путешественники отмечали отсутствие в нашей стране голода и нищеты, в то время бывших привычными в Европе. И наоборот – многообразие самой разнообразной еды. Разумеется, в более позднее время все это было поставлено под сомнение по причине резкого несоответствия с окружающей действительностью. Однако та же ожидаемая продолжительность жизни в эпоху Ивана Грозного составляющая порядка 40 -42 лет при среднеевропейской 32 года говорит о многом. Причем, что интересно, стоит упомянуть, что к середине XIX века этот показатель упал до 32 лет – что достаточно четко указывает на источник страданий русского народа, о котором будет сказано ниже.

Получается, что отвратительные геоклиматические условия русской территории оказывались менее важными по сравнению с менее серьезным изъятием прибавочного продукта. В результате чего при средних урожаях сам-три сам-четыре русским крестьянам удавалось жить лучше, нежели европейским при урожае сам-пять и выше. Правда, при этом создание сколь-либо серьезной инфраструктуры, да и вообще, любые крупные проекты оказывались под вопросом – русские города, включая Москву, до определенного времени представляли собой просто крупные торговые села, а единственной более-менее серьезным проявлением технологического развития выступало церковное строительство. Ну, и военное дело – поскольку даже на столь скудные ресурсы всегда находились претенденты. Правда, до определенного времени в качестве их выступали еще менее «инфраструктурно развитые» кочевники-степняки, для которых даже существовавший в стране уровень технологического развития был высоким – что позволяло достаточно успешно противостоять данной угрозе.

Однако помимо этого существовала для России и более серьезная опасность. Это, конечно, Европа. Ведь, в отличие от степняков, она обладала очевидным инфраструктурным преимуществом, и могла, в случае победы, легко поглотить Россию, как таковую. Однако до поры, до времени, Европа была занята перевариванием более сытных кусков, а так же «внутренней колонизацией». Но избежать обращение ее «интересов» к нашей стране было невозможно. Так и случилось – вначале Россией «заинтересовались» периферийные европейские страны, лишенные доступа к более «сладкой» земле – Польша и Швеция. Однако даже в столкновении с этими государствами обнаружилась катастрофическая слабость существующего в стране государственного аппарата. Собственно, для России и населяющих ее людей возникла вполне представимая перспектива: либо завоевание и поглощение победителями в виде абсолютно бесправного «субстрата» — что уже было реализовано на примере Литвы и Малороссии. Либо – усиление существующего государства до уровня, на котором возможно было противостоять захватчикам. Разумеется, это понимание происходило на уровне общественного сознания, при помощи крайне сложных процессов, включающих в себя, скажем, религиозную составляющую – но нам это не важно.

Важно, что «вызов» был принят, и начался процесс, который можно назвать «отражением» — построение мощного и структурно развитого государства, способного на равных противостоять давлению.

Но разумеется, для создания подобной структуры было мало одного желания. Необходимо было где-то взять ресурсы. А взять их можно было только в одном месте – у населения. Иначе говоря, следовало усилить изъятие у него прибавочного продукта. Собственно, с этого момента начался процесс, который завершился в начале XX века почти полным погружением основной массы людей в нищету, когда положение русского и европейца сделалось ровным образом противоположным по сравнению к тому же XV веку. Правда, финал этого процесса оказался все же положительным – случившаяся вскоре Революция 1917 года смогла дать народным массам такие блага, о которых те не могли даже мечтать. Но этот процесс надо рассматривать отдельно. Пока же стоит отметить, что уже самое начало указанного противостояния привело к резкому снижению уровня жизни – поскольку низкий уровень биологической продуктивности земли делал крестьян чувствительными к любому усилению изъятия прибавочного продукта. Итогом указанного процесса, проецированного на все «этажи» общественного устройства стала знаменитая Смута – первый системный кризис русского государства, связанный с необходимость выстраивать сложную систему в условиях дефицита свободных ресурсов.

Впрочем, его удалось разрешить более-менее благополучно – Россия смогла найти тот путь, который позволил ей создать эффективное «отражение» Европы при отсутствии европейской продуктивности. Впоследствии именно этот путь нашел свое развитие в реалиях Петровских реформ, в процессах построения Российской Империи – формы существования нашей страны в условиях непрерывного столкновения с развитыми державами. В этом смысле привычно для нас противопоставление России «допетровской» и «послепетровской» теряет всякий смысл – потому, что реально обе «России» представляют собой следствие развития одного и того же процесса – процесса противостояния нарастающему западному давлению. И, за исключением некоторых «косметических» особенностей (вроде того, что «до Петра» основой «отражения» была Польша, а после него – Германия), развертывался он по одной и той же схеме – по схеме заимствования жизненно необходимых инструментов и структур у самого агрессора. Так что никаким особым «переломом» петровские реформы не были, проведены они были достаточно неплохо – намного лучше, нежели подобные попытки в иных неевропейских странах. Так что претензии «славянофилов» к Петру, как к человеку, якобы заложившему «бомбу» под Россию, как правило, бессмысленны. Поскольку если «бомба» была и заложена, то сделала это сама логика исторического процесса, «подсунувшая» нашей стране под бок агрессивного и опасного противника.

Впрочем, подробно разбирать данный процесс надо отдельно – я уже делал это несколько раз и буду делать еще. Тут же хочу отметить лишь один крайне важный факт – ради которого, собственно, все это и писалось. А именно – то, что указанное создание сложного структурированного государства при всем прочем неизбежно вело к катастрофическому же ухудшению жизни русского народа. Собственно, именно этот факт привел, в конце концов, к тому ужасному состоянию, в котором последний оказался в последней четверти позапрошлого века, когда нищета русского простонародья стала восприниматься, как само-собой разумеющийся факт. Самое вредное, впрочем, тут то, что эту самую нищету стали выводить исключительно из «ментальных особенностей» нашего народа, вроде лени и нежелания работать. При этом старательно обходя тот факт, что при условии хоть какого-то снижения фискального давления этот же самый народ быстро из данной нищеты выходил – что видно на примере казаков или той же Сибири. Но конечно, тут же стоит учитывать крайне низкую товарность производства (связанную, еще раз отмечу, с низкой продуктивностью традиционного крестьянского хозяйства), не позволявшую даже в случае относительной сытости делать хоть какие-то инвестиции.

Впоследствии именно эта причина столь ярко проявилась в период НЭПа, ставшего одновременно и «золотым временем» для крестьянства, и периодом провала в инвестиционной деятельности. И, как следствие, закончившаяся жесткий и жестоким периодом коллективизации, приведшем, однако, к выходу из этого положения – за счет индустриализации сельского хозяйства. Впрочем, это, опять-таки, будет отклонением от выбранной темы. В ее рамках же для нас самое важное состоит в том, что столь потрясающее сознание российской интеллигенции XIX века бедность русского народа и его страдания были вызваны не какими-нибудь «произвольными» причинами, вроде желания царей славы или стремления дворян к «барствованию». Нет, конечно, и эти причины имели какое-то значение (в конце концов, та же Салтычиха была банальнейшей психопаткой), но не определяющее. Главным же источником страданий было стремление нашей страны и народа к сохранению своей целостности, к отказу от превращение в бессловесное быдло. (Слово опять-таки без кавычек, поскольку означает то самое место, которое мыслилось для русских в европейском мировоззрении, и которое прямо реализовалось в Малороссии, находившейся под властью польских панов.)

То есть, если бы данного давления не было, то можно представить, что ситуация была бы несколько другая – и относительная сытость XV века не сменилась же поражающей нищетой века XIX. Впрочем, разумеется, это лишь самая примитивная модель – на самом деле, все сложнее: ведь, как уже указано, в той же богатой и благоприятной во всех отношениях Европе уже в конце Средних Веков основная масса населения оказалась в нищете. Ведь именно в самых развитых странах в периоды максимального взлета человечества люди банально умирали с голоду – хотя уже тогда мощи цивилизации хватило бы на то, чтобы последние избежали бы голодной смерти. Как известно, в Британии овцы съели людей – а именно, миллионы крестьян оказались обречены на голодную смерть лишь потому, что их земли оказались пригодны для коммерческого животноводства. Тогда их положение оказалось намного хуже, нежели их собратьев из холодной и бедной Московии, с урожайностью в два раза ниже. Оказалось, что действия лордов по своей разрушительной мощи могут превосходить все могущество Природы. Впрочем, эти самые действия сами по себе так же не произвольны – как известно, переход на капиталистические методы хозяйствования был путем обогащения и увеличения могущества хозяев, и тот, кто этого не делал – просто уходил с «арены», оставляя место для более предприимчивых.

А значит, подводя итог всего сказанного, можно отметить, что основой страданий огромной массы людей – подавляющей части человечества – выступает некая особенность человеческих обществ, связанная с необходимостью противостоять постоянному давлению со стороны «активных» элементов, будь это соседи-феодалы, капиталистические конкуренты или агрессивные завоеватели. Именно эта цель, как правило, и является определяющей для той части общества, которую можно обозначить, как «господа», именно ради этого они выжимают все соки из рабочих или крестьян, не говоря уж о рабах. И именно об этом пойдет речь в следующей части…

Россия – страна чрезвычайно суровой природы, и прежде всего – в климатическом плане. Конечно, есть и еще более «жестокие» для проживания места, вроде пустынь или тундр, однако они, как правило, или являются частью государств, более-менее пригодных для жизни (вроде Гренландии), или не позволяют населяющим их народам создавать сколь либо сложные общественные механизмы, вроде современного государства – в итоге развитие тут идет исключительно за счет «внешних» ресурсов, наподобие того, как СССР в свое время создал хоть какое-то государство в Монголии. Да что там Монголия – даже пресловутые саудиты смогли построить свой «нефтяной рай» исключительно за счет теснейшего взаимодействия с Британией и США (настолько тесного, что мы сейчас не можем понять, где кончаются «арабские монархии» и начинаются американские нефтяные компании). Впрочем, это уже будет отклонение от выбранной темы. Для нас тут важно другое – то, что вряд ли где в мире имеются настолько суровые условия жизни для массы людей, нежели у нас.

Именно поэтому проживание на территории России всегда представляло известный «квест», могущий быть решенным только при условии выполнения сложнейшего производственного процесса, в который тут превращались элементарные действия. При внимательном рассмотрении жизни русского крестьянина можно только поражаться, насколько остроумно и специфично тут решался вопрос вечного противоборства его с недружелюбной природой. Особенно хорошо заметно это на русском Севере – почему, будет сказано чуть ниже. Пока же можно отметить, что русская северная жизнь может в некотором смысле рассматриваться, как аналог колонизации иных миров – в плане создания искусственно пригодной для жизни среды. Поэтому неудивительно, что именно потомки этих крестьян впоследствии смогли построить за Полярным кругом целые города, покорить арктические и антарктические просторы, а впоследствии первыми выйти в самую малопригодную для жизни среду – в космическое пространство.

Однако за восхищением данной особенностью нашего народа очень часто вопрос: а зачем все это надо? Точнее, почему русским крестьянам вообще потребовалось «лезть» в столь непригодные для жизни условия? Ведь данные ухищрения, позволяющие им выживать там, где, в общем-то, выжить проблематично, понятным образом, не даются «бесплатно». За них приходится платить тяжелым и напряженным трудом, затрачивая все силы на борьбу с природой. Впрочем, если бы платить приходилось только силой, это было бы только полбеды. Беда состоит в том, что сложность производственных процессов в условиях суровой природы приводит к тому, что выживание тут возможно только при полном включении человека в их структуру, к почти полной утрате возможности заниматься чем-либо, кроме работы ради выживания. Т.е., свободы. Но это же значит, что причина, «загнавшая» наших предков туда, где, как может показаться, вообще лучше не жить, является настолько серьезной, что превосходит по своей значимости все те лишения, которые им (предкам) приходится нести после этого.

Ключом к пониманию этой причины выступает уже указанный выше русский Север– поселения севернее Ладожского озера. Данные суровые места даже по сравнению с остальной русской территорией кажутся крайне малопригодными к жизни. Однако люди селились тут. И даже развивали вполне приличное хозяйство, позволявшее иметь уровень жизни, превышающий таковой в более южных районах. Причина, разумеется, банальна – Север не знал «рабства», крепостного права. Да и вообще, крайне слабая логистика данных территорий до определенного времени делала любое серьезное «закабаление» их достаточно затруднительным. Недаром именно тут долгое время сохранялись очаги «старой веры», да и вообще, принятие «никонианства» было скорее формальным. Именно эта невозможность обращения в кабалу и выступала тем самым фактором, который заставлял людей менять относительно теплые края на места около Полярного Круга. Причем, до определенного времени, это решение было весьма рациональным – те же поморы практически до конца XIX века демонстрировали лучшее здоровье, нежели остальные жители страны. Несмотря на намного более худшие условия для ведения хозяйства. Впоследствии то же самое произошло и с Сибирью – местностью для ведения крестьянского хозяйства едва ли не худшей, нежели Архангельская губерния – но при этом ставшей «заповедником» пресловутого «сибирского здоровья».

Т.е., можно сказать, что именно труднодоступность и логистическая неразвитость данных мест и выступили тем самым фактором, который привлек сюда людей. Отсутствие возможности стать объектом эксплуатации явилось намного более важным, нежели низкая урожайность или экстремальные погодные условия. Однако то же самое можно сказать и про всю Россию, как таковую. Само ее существование связано с активнейшей колонизацией населением новых земель – подальше от старых мест, «оприходованных» и владельцами, и государством (как корпорацией владельцев). Вопреки привычным мифам о «стране тысячелетнего рабства», последнее являлось достаточно «новым» приобретением, достигшим максимального развития где-то к концу XVIII-началу XIX века, до того же это самое «рабство» было весьма и весьма условным. Государственное насилие – главный инструмент удержания людей в условиях подчинения их правящим классам – банально не могло охватить столь огромную территорию, оставляя огромное количество «лакун», не позволявших полностью захватить «маленького человека» в тиски абсолютной эксплуатации.

Такими лакунами, например, выступала уже указанная возможность колонизации новых земель с освобождением от податей на несколько лет. Можно упомянуть так же пресловутый «Юрьев день», дававший даже попавшим в крепостную зависимость крестьянам выбирать себе оптимальное место. Отмена его, кстати, свидетельствовала о важнейшем изменении, происходящем в обществе, а равным образом, об их причинах – но об этом будет сказано несколько ниже. Пока же стоит сказать, что даже после отказа от предоставления «формального» разрешения на уход от помещика, у крестьянина все равно оставалась возможность «бежать» — отправиться на место, до которого «рука» госнасилия физически не могла дотянуться – на Север, за Урал или на Дон, к казакам. Именно поэтому реально выжимать из простолюдина все соки, как это делалось в более «цивилизованных» странах было невозможно.

Итогом данной особенности стало то, что уровень жизни населения России оказывался выше, нежели уровень жизни ее соседей, находящихся в более благоприятных условиях. Это кажется довольно странным, но еще в XV – XVII веках иностранные путешественники находили нашу страну пускай диковинным, и даже диким – но при этом богатым местом. Собственно, один тот факт, что сюда со времен Ивана III ехали всевозможные иностранные «специалисты» из богатой и развитой Европы (без кавычек, поскольку Европа реально была богаче и развитее России) свидетельствует о том, что «тут» было достаточно ресурсов, чтобы обеспечить им сытую жизнь. Однако и простой народ не нищенствовал – многие путешественники отмечали отсутствие в нашей стране голода и нищеты, в то время бывших привычными в Европе. И наоборот – многообразие самой разнообразной еды. Разумеется, в более позднее время все это было поставлено под сомнение по причине резкого несоответствия с окружающей действительностью. Однако та же ожидаемая продолжительность жизни в эпоху Ивана Грозного составляющая порядка 40 -42 лет при среднеевропейской 32 года говорит о многом. Причем, что интересно, стоит упомянуть, что к середине XIX века этот показатель упал до 32 лет – что достаточно четко указывает на источник страданий русского народа, о котором будет сказано ниже.

Получается, что отвратительные геоклиматические условия русской территории оказывались менее важными по сравнению с менее серьезным изъятием прибавочного продукта. В результате чего при средних урожаях сам-три сам-четыре русским крестьянам удавалось жить лучше, нежели европейским при урожае сам-пять и выше. Правда, при этом создание сколь-либо серьезной инфраструктуры, да и вообще, любые крупные проекты оказывались под вопросом – русские города, включая Москву, до определенного времени представляли собой просто крупные торговые села, а единственной более-менее серьезным проявлением технологического развития выступало церковное строительство. Ну, и военное дело – поскольку даже на столь скудные ресурсы всегда находились претенденты. Правда, до определенного времени в качестве их выступали еще менее «инфраструктурно развитые» кочевники-степняки, для которых даже существовавший в стране уровень технологического развития был высоким – что позволяло достаточно успешно противостоять данной угрозе.

Однако помимо этого существовала для России и более серьезная опасность. Это, конечно, Европа. Ведь, в отличие от степняков, она обладала очевидным инфраструктурным преимуществом, и могла, в случае победы, легко поглотить Россию, как таковую. Однако до поры, до времени, Европа была занята перевариванием более сытных кусков, а так же «внутренней колонизацией». Но избежать обращение ее «интересов» к нашей стране было невозможно. Так и случилось – вначале Россией «заинтересовались» периферийные европейские страны, лишенные доступа к более «сладкой» земле – Польша и Швеция. Однако даже в столкновении с этими государствами обнаружилась катастрофическая слабость существующего в стране государственного аппарата. Собственно, для России и населяющих ее людей возникла вполне представимая перспектива: либо завоевание и поглощение победителями в виде абсолютно бесправного «субстрата» — что уже было реализовано на примере Литвы и Малороссии. Либо – усиление существующего государства до уровня, на котором возможно было противостоять захватчикам. Разумеется, это понимание происходило на уровне общественного сознания, при помощи крайне сложных процессов, включающих в себя, скажем, религиозную составляющую – но нам это не важно.

Важно, что «вызов» был принят, и начался процесс, который можно назвать «отражением» — построение мощного и структурно развитого государства, способного на равных противостоять давлению.

Но разумеется, для создания подобной структуры было мало одного желания. Необходимо было где-то взять ресурсы. А взять их можно было только в одном месте – у населения. Иначе говоря, следовало усилить изъятие у него прибавочного продукта. Собственно, с этого момента начался процесс, который завершился в начале XX века почти полным погружением основной массы людей в нищету, когда положение русского и европейца сделалось ровным образом противоположным по сравнению к тому же XV веку. Правда, финал этого процесса оказался все же положительным – случившаяся вскоре Революция 1917 года смогла дать народным массам такие блага, о которых те не могли даже мечтать. Но этот процесс надо рассматривать отдельно. Пока же стоит отметить, что уже самое начало указанного противостояния привело к резкому снижению уровня жизни – поскольку низкий уровень биологической продуктивности земли делал крестьян чувствительными к любому усилению изъятия прибавочного продукта. Итогом указанного процесса, проецированного на все «этажи» общественного устройства стала знаменитая Смута – первый системный кризис русского государства, связанный с необходимость выстраивать сложную систему в условиях дефицита свободных ресурсов.

Впрочем, его удалось разрешить более-менее благополучно – Россия смогла найти тот путь, который позволил ей создать эффективное «отражение» Европы при отсутствии европейской продуктивности. Впоследствии именно этот путь нашел свое развитие в реалиях Петровских реформ, в процессах построения Российской Империи – формы существования нашей страны в условиях непрерывного столкновения с развитыми державами. В этом смысле привычно для нас противопоставление России «допетровской» и «послепетровской» теряет всякий смысл – потому, что реально обе «России» представляют собой следствие развития одного и того же процесса – процесса противостояния нарастающему западному давлению. И, за исключением некоторых «косметических» особенностей (вроде того, что «до Петра» основой «отражения» была Польша, а после него – Германия), развертывался он по одной и той же схеме – по схеме заимствования жизненно необходимых инструментов и структур у самого агрессора. Так что никаким особым «переломом» петровские реформы не были, проведены они были достаточно неплохо – намного лучше, нежели подобные попытки в иных неевропейских странах. Так что претензии «славянофилов» к Петру, как к человеку, якобы заложившему «бомбу» под Россию, как правило, бессмысленны. Поскольку если «бомба» была и заложена, то сделала это сама логика исторического процесса, «подсунувшая» нашей стране под бок агрессивного и опасного противника.

Впрочем, подробно разбирать данный процесс надо отдельно – я уже делал это несколько раз и буду делать еще. Тут же хочу отметить лишь один крайне важный факт – ради которого, собственно, все это и писалось. А именно – то, что указанное создание сложного структурированного государства при всем прочем неизбежно вело к катастрофическому же ухудшению жизни русского народа. Собственно, именно этот факт привел, в конце концов, к тому ужасному состоянию, в котором последний оказался в последней четверти позапрошлого века, когда нищета русского простонародья стала восприниматься, как само-собой разумеющийся факт. Самое вредное, впрочем, тут то, что эту самую нищету стали выводить исключительно из «ментальных особенностей» нашего народа, вроде лени и нежелания работать. При этом старательно обходя тот факт, что при условии хоть какого-то снижения фискального давления этот же самый народ быстро из данной нищеты выходил – что видно на примере казаков или той же Сибири. Но конечно, тут же стоит учитывать крайне низкую товарность производства (связанную, еще раз отмечу, с низкой продуктивностью традиционного крестьянского хозяйства), не позволявшую даже в случае относительной сытости делать хоть какие-то инвестиции.

Впоследствии именно эта причина столь ярко проявилась в период НЭПа, ставшего одновременно и «золотым временем» для крестьянства, и периодом провала в инвестиционной деятельности. И, как следствие, закончившаяся жесткий и жестоким периодом коллективизации, приведшем, однако, к выходу из этого положения – за счет индустриализации сельского хозяйства. Впрочем, это, опять-таки, будет отклонением от выбранной темы. В ее рамках же для нас самое важное состоит в том, что столь потрясающее сознание российской интеллигенции XIX века бедность русского народа и его страдания были вызваны не какими-нибудь «произвольными» причинами, вроде желания царей славы или стремления дворян к «барствованию». Нет, конечно, и эти причины имели какое-то значение (в конце концов, та же Салтычиха была банальнейшей психопаткой), но не определяющее. Главным же источником страданий было стремление нашей страны и народа к сохранению своей целостности, к отказу от превращение в бессловесное быдло. (Слово опять-таки без кавычек, поскольку означает то самое место, которое мыслилось для русских в европейском мировоззрении, и которое прямо реализовалось в Малороссии, находившейся под властью польских панов.)

То есть, если бы данного давления не было, то можно представить, что ситуация была бы несколько другая – и относительная сытость XV века не сменилась же поражающей нищетой века XIX. Впрочем, разумеется, это лишь самая примитивная модель – на самом деле, все сложнее: ведь, как уже указано, в той же богатой и благоприятной во всех отношениях Европе уже в конце Средних Веков основная масса населения оказалась в нищете. Ведь именно в самых развитых странах в периоды максимального взлета человечества люди банально умирали с голоду – хотя уже тогда мощи цивилизации хватило бы на то, чтобы последние избежали бы голодной смерти. Как известно, в Британии овцы съели людей – а именно, миллионы крестьян оказались обречены на голодную смерть лишь потому, что их земли оказались пригодны для коммерческого животноводства. Тогда их положение оказалось намного хуже, нежели их собратьев из холодной и бедной Московии, с урожайностью в два раза ниже. Оказалось, что действия лордов по своей разрушительной мощи могут превосходить все могущество Природы. Впрочем, эти самые действия сами по себе так же не произвольны – как известно, переход на капиталистические методы хозяйствования был путем обогащения и увеличения могущества хозяев, и тот, кто этого не делал – просто уходил с «арены», оставляя место для более предприимчивых.

А значит, подводя итог всего сказанного, можно отметить, что основой страданий огромной массы людей – подавляющей части человечества – выступает некая особенность человеческих обществ, связанная с необходимостью противостоять постоянному давлению со стороны «активных» элементов, будь это соседи-феодалы, капиталистические конкуренты или агрессивные завоеватели. Именно эта цель, как правило, и является определяющей для той части общества, которую можно обозначить, как «господа», именно ради этого они выжимают все соки из рабочих или крестьян, не говоря уж о рабах. И именно об этом пойдет речь в следующей части…