КАТАСТРОФА В США И США КАК КАТАСТРОФА

«Храмовая теория» возникновения культуры, государства и общества, юридического и морального кодексов и критериев психиатрической вменяемости – исходит из того, что центробежным силам биологической локальности организма необходимо противопоставить центростремительные силы надчеловеческих ценностей, приоритетов и задач. Зоология не может породить общности, крупнее стаи. Она не может даже в стае (не говоря уж о чём-то большем) преодолеть грызню внутривидовой конкуренции соперничающих подобий, каждое из которых не хочет, да и не должно подчиняться своей копии. Иерархия, выстроенная грубейшими формами прямого насилия – очень кратковременна и неустойчива, а другой иерархии (соподчинения элементов) – зоология дать не в состоянии.

Для того, чтобы множество людей служили сокровищнице Храма, а не растаскивали её – нужно, чтобы эти люди считали Храм и его сокровищницу священными. И через это неприкосновенными – а иначе приватизация! Храм, окружаемый защитными стенами, породил крепость. Крепость породила город, а город – государство. Если изъять из этой системы сакральный центр коллективной защиты – то крепость и город будут восприниматься людьми зоологического типа как ловушка, западня, ибо кочевникам уйти от врага легче, и убегают от угрозы обычно врассыпную…

Параллельно городу и государству исходный культ (стержень цивилизации) порождал культуру, как эстетическое оформление культа. Он порождал прикладные науки, технические знания – как теоремы, опирающиеся на исходные аксиомы (догматы культа). Все теоремы (умозаключения) без аксиом (исходных недоказуемых догм, от которых стартует мышление) – виснут в пустоте, превращаются в недоказуемый бред. А всякая культура, которая не служит эстетическим оформлением исходной догматики, лишена веры – превращается в декаданс, в процессы умственного и духовно-нравственного гниения, распада мысли.

Экономическое развитие – есть продукт единоверчества, запретившего на правах табу наиболее экономически-выгодные формы поведения (обман, налёт, грабёж и воровство) по отношению к единоверцам. С ними нельзя так поступать, если ты их единоверец, и потому простейшие формы личного обогащения заблокированы. И только в этих условиях – начинают развиваться более сложные, ненасильственные и общественно-полезные, формы личного обогащения.

Обмен, породивший разделение труда – порождён отказом от прямого насилия, которое отбирало нужное хищнику, ничего взамен не отдавая. Прогрессивные формы производства, развитие производительных сил[1] – начинаются только там, где заблокирована возможность подавления сильными слабых. И вся история прогресса буквально кричит об этом (дешёвые бурлаки тормозили развитие пароходства, а дешёвые рабы – развитие сельхозмашиностроения, и т.п.). Никто не станет думать там, где можно нужное отнять бездумно.

Наёмничество и принудительность – вторичные по отношению к добровольности единоверчества формы проявления цивилизационного строительства. Ими одними нельзя начать государство, ими одними нельзя и удержать его. И то, и другое всегда адресовано меньшинству, а большинство идёт добровольно, или же никто никуда не идёт[2].

Важнейшим элементом, «скрепой» единства множества – выступает этика служения, первоначально выработанная религиозным культом. Человек не может и не должен быть рабом другого человека (ибо люди равны). Но человек и может, и должен, чтобы подняться над животным уровнем, стать рабом, расходным материалом, второстепенной величиной по отношения к Священнодействию, которое является Делом Общего Служения, и, по сути, создаёт, формирует общество, этикой служения (а не поиском поживы) отличающееся от стай и стад животного мира.

Отсутствие этики служения в массах приводит к двум социопатологиям, равно опасным для цивилизации:

1) Рабская психология, униженное положение человека перед другим человеком, рабство исступлённо-бессмысленное или лукаво-побирающееся, рабство полена, греющего чужих, сгорая, или шакала, жаждущего объедков чужого пира.

2) Культ зоологической свободы особи, при котором никакие устойчивые формы общности невозможны, предельное самолюбие не позволяет подчиняться никому и ничему – следовательно, не даёт создать государства (а имеющиеся государства – разваливает).

Человек, который подменил этику служения Святыне рабским унижением перед персональным господином – не более, чем жертва хищника, кролик, загипнотизированный удавом. Но человек, в центре Вселенной ставящий собственное «Я», и считающий свои желания высшей ценностью – несовместим со всем, что требует жертв. То есть с государственностью, которая требует жертв своекорыстием, с культурой, которая тоже требует жертв, с научными дисциплинами (само слово «дисциплина» отсылает нас к мотивам подчинения), с законностью общей нормы взамен личного произвола, и т.п.

Такой человек, отрастивший себялюбие до неподъёмных размеров, либо не выйдет из первобытных джунглей, либо, разрушив цивилизацию – вернётся туда, в первобытные джунгли на месте бывших городов.

Всякие принципы – включают в себя самоотрицание принципиального человека, определение высших приоритетов над собой, вне и помимо себя и своего биологического организма. Абстрактный разум, обобщая идеи в голове – по самой своей природе вступает в конфликт с узко-зоологическими интересами и инстинктами особи-носителя.

+++

Понимая храмовую теорию возникновения и центростремительных сил цивилизации (преодолевающих центробежные силы приватизации) – мы поймём и более узкую тему в данном контексте.

А именно: психическая адекватность никогда не существует сама по себе. Она не является отдельным предметом, который можно описать отдельно от базовых верований человека.

Это проявляется даже на уровне курьёза: если в современном городе человек будет разгуливать по улицам голым, то его признают неадекватным, и с помощью полиции доставят к психиатрам. Но ведь с точки зрения животного – неадекватен, наоборот, тот, кто замотан в тряпки! Дикарю из тропического леса совершенно непонятно – зачем так много странных предметов намотано на человеке. И он делает единственный вывод: человек перед ним безумен, сиречь, неадекватен!

Но если адекватность не существует сама по себе – то как же она вообще существует? А существует она как прилагательное к догматическому ядру господствующей картины мира и базовых ценностей.

То есть, кратко говоря – адекватность психики определяется через соответствие поведения человека базовым ценностям общества, в котором человек оказался.

Именно поэтому сегодня на Западе стирается всякое представление о психических заболеваниях, целые диагнозы выводятся из клинических справочников (среди которых гомосексуализм, нарциссизм и т.п.) Ведь если предположить, что нет никакой веры, религии, догматики – то нет и никаких психических отклонений. Ибо психике не от чего отклонятся! Ведь для того, чтобы отклониться от пути, например – нужно же иметь путь!

Поэтому адекватное мышление и поведение возможны только в рамках определённой системы, и перестают быть адекватными за пределами этой системы.

Это кажется сомнительной гипотезой – но на самом деле это известно всем, включая неграмотных и детей! Глупо сажать кукурузу в Антарктиде, глупо носить воду решетом, как понимают даже первоклассники. Но это же не значит, что сажать кукурузу или носить воду – вообще глупо! В одной системе это умно, а в другой глупо, вот и весь сказ.

+++

Адекватен человек (по самой сути, конструкции слова) – всегда чему-то. Формула психической адекватности и её высшей формы – вменяемости, такова:

Соответствие средств целям, которое, в свою очередь, составлено из:

-Ясного и отчётливого понимания того, чего нужно;

-Дисциплины и самодисциплины в движении к нужному.

Соответственно, неадекватность и невменяемость, разного рода и оттенков бредовые состояния сознания – это когда не знаешь, что нужно, а даже если и догадываешься, то не делаешь нужного.

Обратите внимание, что в формуле не указано – что именно считать «нужным». Это как «Х» в алгебре – можно подставить в формулу любое число.

Но – что бы ни понималось под «нужным», общий комплекс адекватности сохраняется: во-первых, нужное Нечто определено, а, во-вторых, ему служат дисциплинированно и самоотверженно.

Если выразить это более литературно, то будет так:

— Мы знаем, что делаем, и делаем то, что знаем.

Говоря научным языком – это соответствие предположения результату.

Например, сажая огурцы, мы думали, что получим урожай огурцов. Это гипотеза, порождённая целеполаганием. Урожай огурцов – цель, и мы ищем средства для достижения этой цели. Гипотеза подтверждается, если мы в итоге получаем урожай огурцов. А если не получаем – это означает, что мы думали и действовали неправильно.

Только те, у кого вырастает урожай – действительно знают, как получить урожай.
А тот, у кого урожай не итожит усилия – не знает, как получить урожай. Пусть он субъективно себя считает «великим агрономом» и «искушённым умницей», пусть другие дураки его таким признают!
Но от факта не уйти: отсутствие урожая доказывает, что на самом деле он знаниями об урожае не владеет.

Особенно яркая иллюстрация этому – самопровозглашённые «великие экономисты»-либералы, неустанно хвалящие «профессионализм» друг друга, но неспособные обеспечить экономического роста. То есть титулы и всевозможные дипломы, звания налицо – а реального профессионализма ноль.

+++

Другое дело, что само понятие о психической адекватности – в условиях современного либерализма оказывается очень проблемным и туманным! «Великие экономисты», бессильные улучшить экономику – сами-то, лично, обогащаются ударными темпами (за счёт гибнущего общества). И если считать их целью самообогащение, то они очень даже высоко-профессиональны, только не в научной экономике, а в воровской хрематистике!

Проблема современного либерализованного общества не только в том, что утрачено критическое отношение к декларируемым причинно-следственным связям (отчего любое явление можно безнаказанно провозгласить причиной всякого события). Проблема глубже.

Ведь исследование причинно-следственной связи умом человека началось не само по себе (само оно бы и не могло начаться!) – а с целеполагания:

1) Мы имеем некую устойчивую и ясно сформулированную цель.

2) Если мы одержимы ею на уровне маниакальной, навязчивой сверхидеи, и ради неё готовы жертвовать многим – то мы начинаем искать.

Что искать?

Конечно же, средства, инструменты!

Инструмент ведь тоже не существует сам по себе. Он зависим от цели, вторичен по отношению к целеполаганию! Самая лучшая скрипка, безусловно, инструмент, но ведь не инструмент огородника. А самые лучшие грабли или культиваторы, идеальные для огородника – никакие не инструменты для симфонического оркестра.

Инструменты не становятся инструментами – пока не появится цель. Точно так же и адекватность , вменяемость– пока не явлена цель, не может появиться сама по себе.

В мире бесцельности и разорванности сумрачного состояния сознания всё в равной степени разумно и в равной степени безумно. То есть выпадают не только юридические, но даже и психиатрические определения безумия! Если изначально не провести черту – то нечего преступить, следовательно, невозможно и преступление (его и нет в животном мире).

+++

Вне этики служения, полагающей высшую ценность вне собственного телесного организма – центробежные силы растаскивания цивилизации, утилизации всех её институтов[3] – становятся неодолимыми. Это связано с невозможность обосновать в локальности (личного пространства времени биологического организма) ценность сколько-нибудь масштабных в пространстве или протяжённых во времени программ и проектов. В базовой логике локализма жизнь – одноразовая, и всё остальное тоже одноразовое.

Что касается Коллективного Разума – то он появился задолго до рождения конкретно взятого человека и продолжается (с его вкладом) после его ухода. Но в локализме Коллективного Разума не существует, точнее, он не может быть признан ценностью. Он, как и всё масштабное, подлежит у локалистов приватизации, распилу, утилизации, при которой прибыльные куски идут на продажу, а бесполезные для продаж – на помойку.

Люди объединяются в мега-сообщества (типа России, США, СССР и т.п.) – когда им есть вокруг чего объединятся. А когда ничто не объединяет – люди разбегаются, и чем дальше – тем больше разрыв между ними, когда общих дел нет, интересы противоположны, антагонистичны, и даже сама коммуникация (общение) – всё больше теряет смысл. Эгоизм в логическом пределе приводит к отмиранию языка, потому что общение неотделимо от общего и общественного.

+++

Хотя во внутренней и внешней политике США накопилось очень много проблем и противоречий – главная проблема не в том, что они накопились. А в том, что их – институционально, стратегически – некому решать.

Например, рыночные цены (включая цену труда) – это не мир, а неустойчивое перемирие, или, точнее, временное затишье прекращения огня. Проблема создана центробежными силами, в которых решение у разных групп – не просто разное, а противоположное. И потому работает на разрыв общественных связей и национального единства.

Продавцу хочется продавать как можно дороже, а покупателю брать как можно дешевле. Отсюда противоположность интересов, доходящих до антагонизма. Единого решения проблемы цен в такой среде не существует: всё, что одна сторона считает «решением» проблемы, для другой есть «усугубление и обострение» проблемы.

Противоположность интересов обладания в материальном мире и в вопросах доминирования – очень мощная центробежная сила, рвущая общество, которую необходимо преодолеть более сильной центростремительной мотивацией поступков.

Но такой центростремительной силы, объединяющей людей вопреки их естественно-зоологическим антагонизмам («твоё не моё, моё не твоё») в США нет. Её нет институционально, её нет и теоретически – в рамках навязанной миру американской идеологии. Которая сводится к хищническому самообогащению особи любой для окружающего мира ценой, что и является в этой идеологии критерием «успеха в жизни».

Получается, что человечество едет в поезде, который оно же и разбирает «на металлолом» в процессе езды!

Нетрудно догадаться, чем закончится такая приватизация неделимых цивилизационных систем, выстроенных на этике служения множества людей Единому[4]. Зоркие воспринимают себя глазами этого Единого Тела, сильные – руками, умные – головой, но всякий орган действует во благо всего тела. Если же он начнёт действовать сам для себя, то это называется «онкологическое заболевание».

+++

В предложенной человечеству картине мира главной задачей человека как особи, является не единение с себе подобными, а наоборот, отрыв. И максимальный отрыв. Он имеет не только измерение бытовой роскоши, которой нет у других, но и психологическое измерение чистого доминирования, уже никак не связанного с роскошью и бытом. Быть успешным в этой системе – это значит оторваться как можно дальше от массы, получить не только недоступные другим блага, но и недоступные им возможности.

То, что это опирается на дремучие зоологические инстинкты – несомненно. Как несомненна и полная бесперспективность такого взгляда в рамках цивилизации. Идущие с разгону и с помощью таранов на отрыв – не служат обществу, а порывают с ним. Они видят в обществе врага, который мешает особи взять от жизни всё и требует от неё делиться.

А потому подавление общества и обман общества – становятся главными искусствами для рыночных «одиноких волков». Не разбив яйца, не приготовить яичницу, а не разорвав единства – не получить превосходства.

+++

Именно поэтому (в основе – психический локализм вещистов) главным врагом советского общества было советское начальство, ненавидящее советскую общность людей и доселе лютой ненавистью. И главным могильщиком СССР стала именно советская верхушка, заражённая «американской мечтой», и воплотившая в итоге «американскую мечту», обзаведясь трёхпалубными яхтами.

По тому же самому признаку (локализм-вещизм) главным врагом американского общества выступает сегодня американская бизнес- и политическая верхушка. Осуществляется «реактивное движение» особи наверх путём отталкивания и отбрасывания окружающих, как ступеней реактивной ракеты. Чем больше людей «кинул» — тем выше на этой шкале поднялся, тем более успешный человек из тебя получился.

Центростремительные силы цивилизации, выстроенные на идеях единства рода и вида, угасают. А центробежные, круто замешанные на материализме и биологической внутривидовой конкуренции – напротив, крепнут год от года.

Быть вместе людям всё неинтереснее, и даже опаснее, учитывая обострение межвидовой конкуренции за материальные блага.

А быть порознь, «атомарной личностью», в полном социальном одиночестве – кажется всё более естественным в том мире, где твоя Вселенная начинается твоим биологическим рождением, и заканчивается вместе с тобой, обрывая все цепочки и нити преемственности и последствий.

+++

Разумеется, всё это сказывается на экономике, которая не является самодостаточной системой даже при условии прочных отношений, планирования и твёрдых цен. И уж тем более экономика не является самодостаточной – если строится на хаотических случайных обменах и свободных ценах!

Всякая экономика – особенно же ничем не ограниченная формально – это продукт мировоззрения масс и их представлений об истинном, первостепенном, главном в жизни.

Приоритет личного обогащения любой ценой, «идеология отрыва», наращивания дистанции от «кинутых лохов», уникализм[5] — в конечном итоге сперва фактически, а потом и формально снимают нормы закона и нормы поведения. Они снимают любые единые стандарты и всякое единообразие, всякое равенство – включая и равенство перед законом, и равенство возможностей, всякое соотнесение себя с другими и какое-либо согласование общих для каждого правил. Единственным принципом становится отсутствие принципов, человек готовит для других то, чего не желает себе, и рвёт себе с мясом и кровью то, что не собирается предоставлять никому другому.

Нетрудно понять, что случится при таком массовом настрое на одноразовый хапок (жизнь коротка, а после неё ничего не важно) с обменными циклами любой эффективности и любого уровня совершенства. Они будут разломаны, растасканы, утилизированы в одноразовом режиме, они уйдут на металлолом и по кускам, и т.п.

Конечно, сознательной цели вернуть первобытную дикость у локалиста нет. Ведь он вообще не думает над общими вопросами. Но объективно он своими утилизаторскими действиями корыстного вредителя уничтожает всё, что находится выше «нулевого цикла», выше уровня первобытной дикости. Пусть каждый в отдельности утащил немного, и не считает своё личное хищение детонатором апокалипсиса – но при сложении получилось, что все растащили всё.

+++

Цивилизация возникла не для удобства людей, как многие думают, а наоборот – как вызывающая манера поведения неудобства животных, противостоящих собственным инстинктам и зоологическому естеству в себе.

Причиной изобилия по итогам научного прогресса – была аскеза мыслителей многих поколений, аскетизм духовного просветления, игнорирующий личные нужды особи ради интересов Коллективного Разума.

В итоге Коллективный Разум был наполнен полезным опытом, полезной памятью ушедших поколений, предоставил человеку возможность пользоваться умом других людей (зачастую совсем ему чужих) – и стал великой, грандиозной силой.

Коллективный Разум находится вне отдельно-взятого человеческого мозга. Он располагается сразу во многих мозгах, частично же расположен на носителях вне человека: книгах, иллюстрациях, моделях, традициях и т.п. При этом Коллективный Разум человечества един для многих (единая программа обучения множества учеников), и множественен для единого (когда один, нуждающийся в знании предмета, консультируется у многих, живых и мёртвых).

Отсюда и этика служения, например, науке или обществу: особь ничто, общий свод знаний и наследия – всё.

Нравится ли биологической особи система, в которой она – ничто? Разумеется, нет.

Здесь – между общим, собранным усилиями миллионов людей Разумом и его частным носителем – заложено основное противоречие человеческой истории, разрывающее человека с огромной силой. «Я ли служу наследию – или наследие должно служить мне?».

Всякий опекун чужого наследства может бережно хранить доверенное ему в опеку, или же напротив – пользуясь своей временной властью, растратить, расточить то, что оказалось у него временно в руках. Не исключение и биологическая особь – выступающая как бы опекуном «несовершеннолетнего человеческого рода». Опекуны бывают заботливые, ответственные – или наоборот, растратчики.

+++

Мышление локалиста так устроено, что он просто не понимает, что криминального в криминальном действии, и что преступного в преступной халатности. Так все мы не задумываемся над тем, что когда-то трудиться в субботу было величайшим преступлением для верующих людей, и решительным образом не понимаем, что предосудительного в «непочтении дня субботнего».

Это решительное непонимание постепенно распространяется на все заповеди, составлявшие – на минуточку задумаемся! – аксиоматическое базовое ядро догматики, являющее собой первичный фундамент наших доказательных систем и умозаключений.

Эрозия фундамента «неприкосновенного основания» приводит к обрушению мыслительной практики и поведенческих моделей. Ведь техническая возможность что-либо создать, осуществить – сама по себе ни разу не мотивация к действию: человек устроен иначе!

То или иное своё творение он делает не потому, что может, а потому что хочет. Если он хочет – то преодолевает даже временную невозможность, побеждая собственную немощь: это не приговор. Если цель устойчива – средства для неё найдутся.

Но в обратную сторону это не работает: могу (технически) – вовсе не значит, что хочу. Как говорили в популярном фильме – «имею возможность купить козу – но не имею желания». В самом деле, зачем мне, горожанину, коза?! Никаких проблем её купить – но для чего?!

+++

Если человек (пока) не может – то это не приговор. А если не хочет – это уже приговор, тупик. Трагедия современного человечества в том, что в серую зону ненадобности выпадают многовековые достижения цивилизации, одно за другим. Лишаясь аксиом мышления – сознание уже смеётся над доказательствами, применявшимися во вторичных теоремах.

Или попросту игнорирует всю ту сложность (неизбежную сложность) развитой и обширной, напряжённой и въедливой умственной деятельности, которая поддерживала цивилизацию, подобно тому, как электрическое питание поддерживает работу электроприбора.

«Падение напряжения в мозгах» — вызывает субъективное чувство облегчения и даже ощущение «эйфории свободы» у деградирующего человека.

Утрата не воспринимается, как утрата — потому что забытое как бы не существует вовсе — ведь ты его не видишь (а видел бы, так не забыл).

Локализация мира вокруг биологической особи, резко сужая и пространство и время во Вселенной – приводит к «короткому замыканию» умственных процессов, которых на короткой дистанции нужно немного, а длинной дистанции – просто не стало.

+++

Все действия выше инстинктов – требуют обоснования смысла. Если человек не понимает смысла того, что он делает – он избавляется от этого действия при первой же возможности. И с чувством огромного облегчения – «наконец-то кончился этот маразм».

Если считать деньги техническим средством для выполнения священной миссии – то всё встаёт на свои места. Но если превратить деньги (личный бытовой комфорт) в самоцель – то зачем тогда созидание, если деньги легче и быстрее добыть без него?

Поясню примером.

Для космонавта цель – исследования в Космосе. А скафандр для него – необходимая неприятность. Космонавт не может выжить без скафандра, проводя свои исследования в Космосе, хотя, может быть, и хотел бы. Тут всё понятно и очень просто: вот средство (скафандр), а вот цель (миссия в Космосе).

Но если для человека залезть в скафандр стало самоцелью, главной мечтой – то зачем ему для этого выходить в Космос?! Залезть в скафандр можно и на Земле, тем более, что это быстрее, проще и гораздо дешевле. Если у человека пребывание в скафандре самоцель – тогда полёты в Космос ему представляются «чесанием левого уха правой пяткой» — то есть излишними затратами и ненужными сложностями.

Нечто подобное происходит и с «американской мечтой» потребительского общества. Огромный объём работ, не только физических, но и психических нагрузок, синтезирующих цивилизацию – предстаёт перед человеком просто глупостью и длинным путём туда, куда есть короткая дорога.

С утратой сакральности миссия предстаёт лишь источником заработка – а у заработка есть более обильные и простые источники. Цивилизованный образ жизни – худший из всех способов личного обогащения.

Личный бытовой комфорт измеряется как денежными, так и энергетическими затратами, которые на много порядков ниже, чем обустройство всеобщего счастья и всеобщего благосостояния. Тебе одному для комфорта, может, и рубля хватит, а чтобы создать комфорт миллионам людей – и тысяча рублей как пылинка.

Потому «американская мечта» порождает в итоге циничное растаскивание всеми и всего, когда труд воспринимается как удел неудачников, фундаментальная наука – как удел сумасшедших, техника – как орудие убийства конкурентов, а умом признано «умение жить» — то есть наиболее эффективно паразитировать на обществе.

Нет ничего удивительного, что «американская мечта» разрушила вначале цивилизацию на периферии американского мира: ведь и буддизм восторжествовал сперва отнюдь не на родине Будды, да и христианство – за пределами иудейскими. Но разрушительные тенденции, заложенные в «американской мечте» о личном успехе, о выходе наверх по чужим головам, о «кидании лохов» — неизбежно бумерангом вернулись и в цитадель американизма.

Наблюдаемая ныне институциональная катастрофа в США – лишь частный случай в ситуации США как катастрофы, для цивилизации метафизической.

«Человек растленный» не хочет обслуживать общественные потребности, необходимые для существования общества. Он не спорит с их необходимостью для общества, но рассуждает так: «многое что было бы в моих действиях полезно для других! Крокодилам в дельте Нила было бы полезно, если бы я кормил их курятиной – но я же не бросаюсь с мешком кур в аэропорт! То, что некоторый набор действий выгоден обществу – не значит, что этот набор действий выгоден лично мне».

Можно выстроить мораль на религии, но нельзя выстроить мораль на «родовой сущности человека», как это попытался сделать Фейербах, засоривший этой своей «родовой сущностью» мозги гегельянцу Марксу.

Потому что родовая сущность – это как пуповина. Да, когда-то пуповина нас питала, и была необходима для нашего появления! Не спорим! Но кто (вопрос на засыпку) – из нас помнит, на какой мусорной куче сгнила наша отрезанная пуповина?! На кой чёрт она нам сейчас нужна?! То же самое и происходит с «общественно-необходимым поведением» в рамках «родовой сущности»…

Самые бесспорные представления о том, что необходимо человеческому роду – отнюдь не мотиватор для последовательного материалиста (вещиста). — Человеческий род не сделает меня бессмертным – говорит такой человек – так с чего бы мне делать бессмертным род человеческий?!

И в итоге — получаем Чубайса, Познера, Собчаков. Весь тот «чудо-набор» отморозков, «увенчавших» собою советский эксперимент. Ведь глиста убеждена про себя, что она «венец творения» и центр Вселенной. Потому что она на вершине пищевой (потребительской) цепи: она ест изнутри льва, который перед этим съел всех остальных!

По идее, цивилизация должна была убить капитализм. К этому всё шло, причём веками, от Платона и Конфуция, ускорившись к XIX веку, и почти совсем уже осуществившись в ХХ веке, неразрывно связавшего покорение Космоса и Атома с феноменом СССР.

Но целый ряд трагических случайностей, гримас истории, сложения обстоятельств привели к тому, что цивилизация вывернулась наизнанку, как варежка. И вместо того, чтобы убить капитализм (отношения между людьми зоологического происхождения) – сама была убита капитализмом.

Этого не случилось бы, если бы не существовало отдалённого, за морями материка, «Нового света», где капитализму удалось отсидеться, пока мировые бойни крошили «Старый Свет». Ни Англия, ни Франция, ни даже Германия (после 1945 года) уже не справились бы с СССР. Но колоссальные свежие ресурсы, прибывшие к капитализму из-за океана – решили исход битвы.

Поэтому США – трагедия цивилизации. Это случайность, попавшая в процесс закономерного восхождения человечества, та виноградина, на которой оно поскользнулось.

Сила, построившая себя на адресации к низшим инстинктам и порокам рода человеческого, к человеческой скверне – может разрушать и растаскивать сокровищницы наследия духа, но созидать не способна.

Что мы и видим. Что и требовалось доказать.

Правда, уже непонятно – кому…

——————————————————————————————

[1] Производительные силы, их уровень — не самостоятельная величина. Они производны от уровня умственного и нравственного развития их обладателей. То есть они развиваются вослед развитию сознания, мышления человека, и деградируют – в случае деградации мышления у людей. Если населить технически-сложные системы примитивными людьми, то люди «опустят» технику под свой уровень, а не наоборот. Как доказывает опыт «перестройки» — технически-сложные системы не способны повышать низкий уровень духовного развития у людей. В этом и проявляется ВТОРИЧНОСТЬ производительных сил, которую марксизм ошибочно полагал ПЕРВИЧНЫМ источником общественных взаимоотношений и духовной культуры общества.

[2] Если человек работает за плату – нужен ведь и тот, кто будет эту плату платить, а зачем это нужно плательщику? Если человек принуждаем к работе – нужен ведь и тот, кто будет принуждать, а иначе как можно кого-то к чему-то принудить без его на то собственной воли?

[3] Материальные активы, реализуемый инвентарь цивилизации – «распиливается» и продаётся с целью извлечения одноразовой прибыли. Духовные активы культуры, знания и культурное наследие – забываются, стираются из памяти людей, потому что нет затрат на их поддержание, удержание в памяти.

[4] Это множество граждан, служащих, порой жертвуя собой, Единой стране, множество учёных, служащих Единой науке, множество работников, слагающих усилия во благо Единой корпорации, гигантскому производственному комплексу, и т.п. Начиналось всё, конечно же, с фанатичной веры множества единоверцев в Единого Бога, что и позволило им, при всех материальных трениях между собой, в чём-то всё-таки действовать сообща, как одно тело. Потому не случайно «Тело Христово» – название Церкви учрежденной Иисусом Христом, Который является «Главою Церкви, которая есть Тело Его, полнота Наполняющего все во всем. (Еф.1:22–23)», «из Которого все тело, составляемое и совокупляемое посредством всяких взаимно скрепляющих связей, при действии в свою меру каждого члена, получает приращение для созидания самого себя в любви. (Еф.4:15–16)». Обратите внимание, единое тело, а не множество тел, организмов. Роль человека в этом едином теле – роль органа, детализируемая в Евангелии так: «Ибо, как тело одно, но имеет многие члены, и все члены одного тела, хотя их и много, составляют одно тело, – так и Христос» (1Кор.12:12). Потому апостол и доказывает, что «тело одно, но имеет многие члены». И присовокупляет: «и все члены одного тела, хотя их и много, составляют одно тело».

[5] Отказ от обобщающих норм и представлений о единой для многих людей нормальности, от стандартизации любых составляющих жизни, от приведения к единому знаменателю двух и более судеб. «Каждому своё», каждый уникален, и получает что-то от жизни исключительно себе, без всякого обобщения, никак не превращая доступное лично – в типовое, доступное многим.