Клим Жуков, Реми Майснер и Святые Мощи…

Блестящие по своему острословию и искромётности программы, которые в последнее время выпускают Клим Жуков и Реми Майснер[1] полны очень полезного содержания. Но снова и снова, как бы вскользь, в них попадает из «старого агитпропа» одна деструктивная, на мой взгляд, деталь. Ребята покусывают религию. Иной раз довольно зло, и их легко понять: ведь антирелигиозная работа – часть коммунистической доктрины, именно в таком виде нам в школах и преподавалась. Более 80% общества, понимающего, что впереди у антисоветизма только мгла и ужас, свойственны реставраторские потуги. Каждый из нас, в меру сил, уже не только за совесть, но и за страх (гибель рыноной неприкаянности впереди маячит весьма отчётливо, как тень петли над головами миллионов) пытается реставрировать прежний, более цивилизованный уклад жизни…

Но я «очень думаю», и вас прошу подумать со мной: не реставрируем ли мы заодно и ту болезнь, которая прежний мир свела в могилу? Нельзя – игнорируя факт краха СССР – реставрировать его бездумно, во всех деталях, включая, допустим, и воинственный атеизм.

Скопировав всё некритически, мы, в сущности, по второму кругу придём туда же, куда пришли по первому кругу. Ельцин и миллионы его зомби-сторонников не с Луны упали. Горько сознавать – но все они есть внутренний продукт советского общества, и выросли совсем не в Оклахоме.

И Клим Жуков, и Реми Майснер, как и тысячи идеологов до них и вместе с ними, говорят очевидную вещь: угнетатели стараются использовать религию как инструмент угнетения. И это не вызывает возражений, к тому же подтверждается «монбланом фактов»: как обманывали, «разводили» и т.п. с помощью коррумпированных церковников.

А теперь – вопрос в студию! Назовите, дорогой Клим, дорогой Реми – а что угнетатели не пытались использовать, как собственный инструмент? Ответ-то лежит на поверхности.

Хитрые, ушлые, пронырливые, циничные и наиболее бессовестные представители рода человеческого, которые комплектуют страту угнетателей – всегда и всюду пытались использовать всё человеческое, как инструмент собственного господства. И, естественно, всё при этом проституировали.

Религия выступала средством угнетения масс – долой религию? Но ведь то же самое можно сказать про государство (большевики, когда страдали «детской болезнью левизны» — именно это про государство и говорили). А разве законность не выступала средством угнетения масс? Значит, долой всякую и любую законность? А уж какая вина лежит на письменности! Ведь все кабальные и долговые расписки — все же оформлялись в письменном виде! Хуже того: богатые использовали свою грамотность как орудие против безграмотного народа. Следовательно, долой письменность и грамотность?

А разве не используют угнетатели, как проституированный инструмент, средства массовой информации? Разве не очевидно бесстыдство буржуазных газет – так долой газеты? А разве наука не занималась в определённые периоды бесстыдным обслуживанием угнетательских классов? Зачем пролетариям наука – долой науку!

История со всеми её хрониками и летописями возникла, как игрушка и идеологический инструмент князей – долой историю? Я не хочу дальше перечислять, вы поняли мою мысль. Нет ни одной сферы деятельности человеческого духа, которую ушлый и циничный «чёрный маг» не попытался бы использовать как своё орудие.

Из того факта, что сферы духовной жизни человека могут быть проституированы – не следует вывода, что они вообще не нужны.

Из того, что женщина может стать проституткой – не вытекает, что женщина и как мать не нужна. Мол, без неё, продажной, обойдёмся – как современные леваки, слившиеся с содомитами до неразличимости…

+++

Не надо лениться, ребята, надо взять науку или культуру, СМИ или школу, прокуратуру или армию – и ВЫЧИСТИТЬ от проституированных элементов.

Не только сохраняя, но и укрепив сам базовый институт. Оттого, что армия расстреливала рабочих 9 января 1905 года – не значит, что рабочим не нужна армия. Великая Отечественная доказала, что рабочим и крестьянам очень нужна армия, но только своя. И казаки – как пограничники, разведчики, удальцы – тоже очень нужны, хотя с казаками у рабочих и крестьян сложились к 1917 году очень непростые отношения.

Ну, сложились – и что? Не нужно искать простоты – простота хуже воровства. Надо брать – и чистить. На каждую буржуазную поделку в области духа у нас должна быть своя, и лучше «ихней». Весомее и убедительнее.

Чтобы не они нас ловили на отсутствии, а мы их на несоответствии.

То, что было сделано с религией в СССР – в сущности, САМОСТРЕЛ. В монополию к врагу была отдано мощнейшее орудие, важнейшая сфера становления человека, как человека, выделившая людей из животного мира. И чего добились?

Колоссально – своими руками! – укрепили идеологические позиции «белых» и Франко, и разных «перестройщиков», хотя Евангелием можно по угнетению бить прямой наводкой (что умные, вроде М.Горького, сперва и пробовали делать).

И вот вопрос: вы с какой целью это сделали? Вы обиделись на попов? Просто как люди на людей? На обиженных воду возят! Вы с таким же успехом могли обидится на академиков, «отделив науку от государства», потому что мало кто из рабочих пробивался в академики при старом режиме. Вы с таким же успехом могли обидится на грамотность – ибо письменность лежит в основе перехода из первобытного коммунизма к рабовладению…

+++

Много лет я думал, как устроен мир человеческого духа. И пришёл к выводу, который мне кажется неопровержимым (возражения внимательно выслушаю). А именно: наука есть совокупность умозаключений, подобная теоремам в геометрии. Рискнёт ли кто сказать, что теоремы – не часть науки?

Но если мы говорим о теоремах – мы не можем молчать об аксиомах!

Всякое доказательное знание (наука) возможно только с опорой на знание безусловное (религия, догма).

Если мы попытаемся выстроить нечто «чисто-научное», отвергая базовый исходник, то мы попытаемся создать геометрию без аксиом. Но в такой геометрии теоремы тоже теряют смысл! Вот чего не понимало советское общество, увы!

Вы искали разгадки краха СССР – так вот он, как на ладони! Науки без религии есть теоремы без аксиом, все умозаключения которых стоят ни на чём. И воспринимаются психикой человека как БЕЗОСНОВАТЕЛЬНЫЕ УТВЕРЖДЕНИЯ.

Например, вы очень убедительно доказали человеку, что его поступок навредит другим людям. Но вы-то исходите из догмата о добродетели и человеколюбии! А если такого догмата нет в голове человека, в качестве аксиомы – с чего ему будет интересна ваша аргументация? У него в голове нет самого базового начала, на которое вы опираетесь, не понимая, как неочевидна ваша «очевидность».

В школе меня (и вас) учили (вы же помните):
-Все люди случайно произошли от обезьяны
-Мы должны любить и уважать друг друга.

Лично у меня кризис в голове наступил уже тогда – при всей моей «советианской» лояльности. Где здесь логическая связь?! Каким образом можно из случайной мутации обезьяны, которую любить, мягко говоря, странно – вытекает любовь и уважение людей друг к другу?!

+++

А потом началась катастрофа общества, конструкция которого рухнула по причине её несоответствия законам сопромата…

+++

Если мы из теоремы убираем аксиому, то рушится и всё здание доказательств, которое мы выстроили, исходя из аксиомы.

Если мы из-под науки вынимаем религию (а именно это мы и сделали в СССР) – то саму науку возникающий, неотвратимо формирующийся зоологический паразит начинает воспринимать насмешливо и презрительно, уравняв с безосновательными утверждениями.

Материальное хищение кажется ему куда важнее абстрактных умопостроений об отвлечённых вещах. Студенты-вещисты, циники с уголовными приоритетами не то, что спорят с преподавателем, они начинают попросту презирать преподавателя. Из оппонента он превращается в низшее существо, которое «чего-то там тявкает», а сам даже автомобиля купить себе не может.

Клим! Реми! Я безмерно вас уважаю, и потому обращаюсь напрямую к вам: вы хотите посмеяться над Богом и святыми мощами так, чтобы не вырастить конченых циников? Не получится, ребята! Во-первых, история уже доказала, что из глума над святынями вырастает не новая сакральность, а хищное животное. Разрушив в человеке стержень священного трепета перед святынями его предков – вы создадите (и уже создали) не нового человека, а старого, доисторического зверя.

Вы можете мне не верить, и наступить на эти советские грабли во второй раз – но результат будет тот же. Вы, наивные, учите своих читателей и зрителей глумиться над мощами св. Сергия Радонежского – а потом надеетесь, что они над мавзолеем не поглумятся? Не хочу подозревать вас в злых умыслах, но это наивность.

+++

Пока ресоветизаторы не усвоят жестокий урок истории, не осознают важность аксиоматики для рациональности – они снова и снова будут проваливаться в кроличью нору иррациональной чубайсятины. Не потому, что они так хотят. А потому что они не усвоили законов естества.

Цепочка рациональных выводов не может начинаться из ниоткуда и с ничего. Она должна иметь первопричину и перводвигатель, только тогда её логические звенья будут убедительны. Да и вообще будут звеньями ВЫВОДОВ (выведенных откуда-то и куда-то), а не россыпью хаотических бредней.
Вы часто слышите фразу: «задача решена верно», «найдено верное» решение. Решения задач в науке бывает верным и неверным. Задумайтесь над философией слова: верность чему они хранят?
А если они неверны — то чему или кому изменили? Ведь у слова «неверные» два значения: есть неверные решения задач, а есть «неверные» люди в религиозной проповеди. Вы думаете, это тождество слов возникло случайно?!

Убираете начало – убираете и всякую связность мышления, рациональное мышление рассыпается на инстинкты и патологии. Ибо в мире без Абсолюта (разумного, доброго, ВЕЧНОГО) — всё равно всему, нет ни добра, ни зла, ни истины, ни лжи. И все кошки там серы, и жизнь со смертью сливаются до неразличимости: и то и другое на правах галлюцинации.

Смиренно прошу вас задуматься над ужасом, сокрытым в словах «растление» и «черви сомнений». Часто их используя, мы не задумываемся порой, к каким корням они восходят. Но растление – это трупный тлен, распад мертвечины, понимаете? Это не просто «клубничка» весёлых и беззаботных половых шалостей, как многие думают.

Человек растленный превращается не в мачо, не в дон-жуана, он превращается в гниющего на ходу мертвеца, в ходячий труп, отравляющий всё вокруг себя трупным ядом. А «черви сомнений» — это же намёк на трупных червей, копошащихся в гробу, они о том же самом!

В политике люди часто заигрываются, чтобы бросить противникам дохлую кошку через забор – порой играют со сферами, им самим глубинно-непостижимыми. Такими сферами, неосторожная возня в которых может уничтожить не то, что противника – а вообще человека, как вид…

+++

Из того факта, что верхушка КПСС почти поголовно, при столь редких исключениях, что они только подтверждают правило, предала дело социализма и записалась в новые помещики и новые капиталисты писатель-фантаст может сделать разные экзотические сюжеты.

Выдумать, например, что верхушка КПСС – это инопланетяне, которые пролезли через все фильтры партконтроля, пользуясь своими особыми возможностями и способностями, недоступным человеку превосходством. Или выдумать, к примеру, что все они – за редким исключением – тайные потомки князей и фабрикантов, в юности поклявшиеся отомстить за унижение предков, и в итоге хитроумного заговора добившиеся своего.

Но, как вы понимаете, такие сюжеты, мягко говоря, маловероятны. Совершенно иная вероятность у другого предположения: все они, за редким исключением, были материалистами и атеистами. В таком предположении нет никакой натяжки: партия это пестовала, приветствовала, всячески насаждала со школьной скамьи. Вот (как раз по времени получается) – поколение тех, кто родился после 1917 года, выросло материалистами и атеистами. И не вижу в этом ничего невероятного – наоборот, на мой взгляд, очень и очень обоснованное предположение.

А почему тогда все они (за редким исключением) стройными рядами, сохраняя даже партийную дисциплину, не выбросив партийные и комсомольские билеты, доселе пышно отмечая такие праздники, как день комсомола – стали новыми помещиками и новыми капиталистами?

Дело в том, понимаете ли, у материалистов борьба против угнетателей неизбежно вырождается в борьбу между угнетателями.

И главный вопрос – не как это происходит (как – все имели «счастье» видеть в 90-е), а ПОЧЕМУ?

+++

В вопросе об угнетении человека человеком отчётливо просматриваются два пласта, два слоя. Это, во-первых, вопрос удобства-неудобства, имеющий физиологические корни, и во-вторых, вопрос нравственности-безнравственности, имеющий религиозные корни.

Совершенно очевидно, что быть угнетённым – неудобно, неприятно, дискомфортно, а порой и смертельно. Чтобы понять это – никакой религиозности сознания не требуется. Тяжёлый, долгий, изнурительный труд, нищенская оплата, грязные и тесные условия существования вполне ощутимы на физиологическом уровне. Для того, чтобы ненавидеть ЛИЧНО того, кто тебя истязает или издевается над тобой – вполне достаточно физиологии.

Поэтому угнетённая масса отзывчива на призывы свергнуть гнёт, проклятое иго с шеи – ибо речь идёт о вполне физической, вполне телесной шеи рабочего или батрака. Но что именно ненавидит угнетённая и забитая, замученная масса? Угнетение, как таковое, или своё положение в его системе? Вот этот вопрос далеко не так однозначен. На всякую муку человеческая психология может откликнуться двумя путями:

1) Я сам пострадал, и другим страдать не дам.
2) Я сам пострадал – пусть теперь другие, как я пострадают.

+++

Подъём революции никакой религиозности не требует, он опирается на лишения и бедствия телесного существа. Народ вооружили – и народ использовал это оружие, чтобы расправится с теми, кто его мучил.

С чем это сравнить? Кошки охотятся на крысят, но крупная, сильная крыса – сама, в принципе, может начать охоту на кошек, и такие примеры известны[2]. Означает ли это, что крыса, выросшая в сильную особь, имеет какие-то идеологические, духовные разногласия с котами? Ничуть нет.

Расправа над кошкой – это смена зоологического господства кошек на собственное зоологическое господство.

Теперь возьмём ситуацию, скажем так, чисто условную.

Жили-были в тридевятом царстве (ни на кого не намекаем) сыны батрацкие. Их доля была очень тяжкой, как и их отцов. Тьма сгущалась и полным отсутствием личных перспектив. Жизнь батрака – это мучение вчера, сегодня, завтра.

И однажды их вдохновила идея борьбы за счастье. Это счастье они сперва не разделяли – то ли оно лично их, то ли всенародное: ведь они и были плоть от плоти народа. Следовательно, что хорошо им, то хорошо и народу. Они стали искать средства – и нашли. Они стали сражаться – и так вышло, что победили.

С годами их условная победа становилась всё более безусловной. Шансы прежних угнетателей вернуться таяли год от года, таял и впитанный с детства страх перед ними. В какой-то момент сыны батрацкие осознали, что они – победили вчистую, с разгромным счётом.

Но что же вышло? Получается, что всё, ранее бывшее для них чужим – стало их собственным. Они – хозяева земли и жизни. В их руках – могучий меч, порубивший всех врагов.

И они – сперва смутно и шутливо, а потом всё более осознанно и серьёзно стали отождествлять с теми, кого свергли. Они мечом отвоевали у дворян землю. Но разве сами дворяне не сделали в точности то же самое когда-то? Ведь не с неба к ним их поместья упали! Они были точно так же мечом, в борьбе, отвоёваны у других претендентов на них похозяйничать…

Если копнуть ещё глубже (а выпускники институтов марксизма-ленинизма, конечно же, копали туда) – то откроется: предки дворян и капиталистов в первобытное время ничем не отличались от предков будущих крепостных и чернорабочих. Они ходили в тех же шкурах с теми же дубинами. Они там – даже если бы и захотели – не нашли бы, чем отличиться. Ну, а что там доступно? Ещё одну палку себе в нос вставить или ещё одним шрамом себя украсить?

И получается, кстати, строго по марксизму-дарвинизму: происхождение у кулаков и батраков совершенно одинаковое, они один и тот же биологический вид, и разделились, в общем-то случайно. И совсем недавно. Когда выделившиеся из равенства начальники поняли, что начальником быть сладко, и попытались увековечить (титулами и деньгами) своё иллюзорное превосходство.

А если бы было наоборот? Если бы предку князя не повезло отличиться перед вождём первобытного племени, а предку крепостного, наоборот, удача упала бы в руки? Известное дело: тогда бы и их потомки поменялись местами!

И в строгой логике классовой теории потомок крепостного оказался бы у Врангеля в Крыму, а потомок князя (не ставши князем) – вырос бы на кулацких подзатыльниках в комиссары.

Итог: между красными и белыми нет никакой разницы, это просто игра удачи, переменчивой фортуны. Помещики и капиталисты – это везунчики, от которых отвернулась удача. А рабочие и крестьяне – это неудачники, к которым удача, наоборот, повернулась.

И – если дать рабочему, крестьянину возможности – он вырастет в помещика и капиталиста ничуть не хуже, чем это сделали природные помещики и капиталисты. Я, в данном случае, не отсебятину несу, а строго повторяю каноны марксова учения!

+++

Но если это так, и только так – тогда рабочий, победивший в бою фабриканта получает в награду место фабриканта. А крепостной, победивший барина – получает в награду поместье барина. Точно так же лев, победивший другого льва, просто наследует охотничьи угодья старого льва, а не выдумывает «отмену хищности», ненужную ему и непонятную.

Ну, а где тогда место для социализма, для коммунизма? Победитель дракона становится новым драконом. Откуда же взялась сама идея про обобщённое общество без угнетения человека человеком? В рамках классического марксизма с его дарвинизмом ей просто нет места.

Ну, может быть, хитрый нападающий её использует в момент нападения, чтобы ловчее ущучить прежнего капиталиста. Но это пока не победил. А как победил – равенство то тебе самому становится невыгодным. Ради чего ты пролезал в хозяева жизни? Чтобы уравнять себя с теми слабаками, которые не боролись и никаких боевых заслуг не имеют?!

Поэтому я и говорю, что материализм вырождает борьбу против угнетателей в борьбу междуугнетателями. Имущество меняет хозяина, это понятно, это тысячу раз в истории было – а при чём тут обобществление имуществ?

Пока они чужие – понятно, что тебе выгодно их отобрать, что-то и тебе перепасть может. Но как только они стали твоими – мысль об отчуждении становится «непопулярной» среди победителей. Не всякий угнетатель – действующий. Среди них очень много «запасных», потенциальных. Они могут быть сколь угодно нищи – но спят и видят себя в кресле господина. И как только шанс получают – лезут туда.

Никакого отношения к социализму это не имеет. Это – силовая форма рыночной конкуренции, про которую говорят: «война есть продолжение экономики». Цари Горы могут смениться тысячу раз (они тысячу раз и менялись – с Меровингов на Каролингов, с Бурбонов на Наполеонов и обратно). Но тысяча этих перемен не означает никакой сущностной перемены. Ну, был у крепостных один хозяин, потом его зарезал другой – и стал новым, и что?

Борьба между угнетателями, какой бы яростной ни была (вспомним войну алой и белой роз, выкосившую все ряды английской аристократии) – никак не решает проблему угнетения. Она не только её не решает, но и вообще её не видит. Как лев-победитель не видит проблемы в хищности львиного рода, он видит проблему только во льве-сопернике.

+++

Вопрос о том, удобно или неудобно твоим телесам в имеющемся порядке – это вопрос зоологический. Он решается в борьбе, и жестокой борьбе. Было неудобно, но дрался, и стало удобно. Или убили. Фамилии капиталистов постоянно меняются (или не меняются по 200 лет, как в США) – в сути капитализма это ничего не меняет и не исправляет.

Зоологическая внутривидовая конкуренция не может ни решить, ни поставить, ни вообще осознать жестокость, как проблему. Для того, чтобы осознать жестокость как проблему – потребовалось развитие религиозного сознания человечества.

Формирование абстрактного мышления – прежде, чем породить науку и философию, выстроенные на обобщённых идеях, должно было сформулировать основу рациональности: представление о Единой Истине, Смысле Жизни, Единстве и непрерывности Вечности и Бесконечности и т.п. Всё это вместе, как совокупность для всех единых, Абсолютных Единиц Измерения, противоположных относительным единицам (субъективности биологической особи) стали называть коротким словом «Бог».

Ну, согласитесь, долго же перечислять: Абсолютный Разум, Абсолютное Добро, Абсолютный Смысл, Абсолютная Истина и т.п. Решили сказать коротко, понимая (а потом и перестав понимать) – что имели в виду.

Если бы не представление о Единой Истине – зачем, скажите, была бы нужна наука? Если истин много – то у каждого своя, не о чем спорить, разошлись, да и всё.

Абстрактное мышление строилось не просто так, а в жестокой борьбе с зоологическими инстинктами особей, своих носителей. Оно одно – особей много. Истина одна – а интересы у каждой особи свои. Абстрактное мышление бессмертно[3] — биологическая особь не только смертна, но и кратковременна. Может ли биологическая особь, исходя из перипетий своей борьбы за существование вывести идею Общего для всех, Абсолютного Добра? Конечно, нет, как она это сделает! Сам механизм борьбы за существование как раз и предполагает на базисном уровне, что добро для одного – зло для другого, и наоборот.

Но без абстракции представлений о Едином Добре – не может быть и представления о гуманном ко всем обществе. Если зоологическая особь поставит Общее Благо выше Частной Выгоды, то её просто съедят: скажут, хочешь всех накормить, вот, давай, собой и накорми, ты же за приоритет общественного над частным!

Конечно, вне религиозного сознания идея об угнетении человека человеком, как о зле вообще, а не только лично для меня не могла бы появиться, не сумела бы даже смутно оформиться. Хуже того, она даже абсурдна, потому что угнетение возникло не просто так, а как «добро себе». Угнетать ведь стали не от нечего делать, а по вполне понятной причине: так победителям удобнее, комфортнее, приятнее, так им легче и веселее живётся.

Вы же приходите и говорите победителю, что угнетение – зло! И кажетесь ему просто сумасшедшим, потому что он как раз и убегал от зла в угнетение, в погоне за добром нагребал себе добро (богатство).

Он вам скажет: конечно, это зло, если угнетают меня. Но если я угнетаю – то это добро. Это сродни вопросу – еда ли медведь? Если я ем медведя, то да, медведь – пища. А если медведь ест меня, тогда он не пища. Еда медведь или нет – зависит от ситуации. Зло угнетение или не зло – тоже зависит от ситуации.

Общество без угнетения – есть попрание естественных прав победителей. Его потому так сложно создать. Конечно, когда его начинают создавать угнетённые радуются, но угнетателям это совсем не в кайф. А раз они угнетатели – значит, сила на их стороне. Потеряй они силу – потеряли бы и статус угнетателей!

Вот и попробуйте, господа революционеры, бороться с силой, опираясь на слабость; много наборете?!

Равенство прав, равенство перед законом, равенство людей – это продукт высокоразвитого абстрактного мышления, в котором человеческое «Я» отождествило себя с идеей «человека вообще». И произвело индукцию (сложнейшую логическую операцию), выведя из своих личных страданий представление о страданиях людей в целом, как человечества. Получилось – чего себе не хочу, того и другим не желаю.

Как это совместить с рыночной экономикой? Я не хочу разориться – потому и конкуренту не желаю разорения? Я не хочу сам продешевить, потому и от другого ничего за бесценок не возьму? Я сам хочу жить в хорошем тёплом доме – а потому всех бомжей поселю к себе в дом?

Рыночная экономика, выросшая из чистого зоологизма, никак не монтируется с «золотым правилом нравственности», которое могло возникнуть только из идеи приоритета Высшего Разума Вселенной над моим индивидуальным. А потому все религии говорят об одном – а построить жизнь на их требованиях ещё нигде (кроме СССР в его лучшие годы) не получилось.

Победителям не нравится, когда их уравнивают с теми, кто непричастен к борьбе и даже с побеждёнными. Если вы бывшему барину выделите стандартный крестьянский надел, ничуть не меньше, чем у всех других мужиков – он отнюдь не обрадуется. И торжества справедливости в этом не увидит – а наоборот, проклянёт вас, и затаит жажду мести.

А вот если барин ушёл сперва в монахи, там набрался ума-разума, о том, что все мы – рабы божьи, и нагими являемся в мир, и уходим, и нет у нас ничего своего, а всё божье – тогда он и к общественной собственности отнесётся теплее.

И если аскетизм – это его духовный сознательный и добровольный выбор, а не печальная необходимость, к которой принудили обстоятельства – тогда он к обобществлению имуществ тоже отнесётся с пониманием. Потому что (азбучная истина) – аскетизм ведь не всегда доброволен! Иной сидит на хлебе и воде, жизнь заставила, а в голове у него золотые кареты ездят и лакеи двери ему раскрывают…

+++

Сама идея, что человек, не видящий высшего Разума над собой, будет к другому относиться, как к самому себе – кажется мне наивной. Для такого типа мышления (без которого невозможен коммунизм) нужно построить в голове треугольник, на вершине которого Абсолют, а по нижним углам «Я» и «Другой». Тогда идея Абсолюта будет уравновешивать естественно-зоологические инстинкты.

Иначе же получается какой-то абсурд: «не-я» так же важен, как и «я», а жизнь у меня одна, а не две. И если я другому её отдам – себе-то ничего не останется.

Для преодоления угнетения необходимо представить его не только физиологически-неудобным, но и абстрактно-безнравственным, греховным. Если же основываться только на физиологии (что попыталась сделать КПСС) – то как только угнетение перестаёт быть неудобным, оно перестаёт быть и осуждаемым.

То, что строилось на аргументе личного неудобства – при личном удобстве оборачивается своей противоположностью. Начинавшие с самых низов чиновники КПСС, дойдя до верхов – стали и вести себя, как они себе представляют верхи:

Ясень с видом деревенским
Приобщился к вальсам венским…

А что ещё ему, ясеню, делать, если он в Москве зацепился, в Москве пустил корни и стал большим московским деревом?!