Либерализм: погружение во тьму

Либерализм интересен и уникален тем, что внутри него понятия «победа» и «поражение» — синонимы. Другой такой идеологии, пожалуй, не было и нет. Обычно (и нам привычно), что победа есть торжество каких-то идей, а поражение – их подавление. И только для либерализма всё закончится одинаково, независимо от того, победит он или проиграет. Нетрудно доказать думающему человеку, что в случае его победы он быстро самоликвидируется, и гораздо быстрее, чем он тлел бы, будучи подавленным (и этим подавлением сохраняясь).

Диагностика внутреннего состояния либерала, того, которое его и приводит к либерализму – ДУХОВНО-ЭМОЦИОНАЛЬНОЕ НЕДЕРЖАНИЕ. Если человек страдает энурезом, то он мочится в постель. Если он страдает духовным недержанием – то он мочится и испражняется в своё гражданское пространство, в свой народ и свою страну. Потерпеть до специально отведённых для естественных отправлений мест такой человек не может: ему где приспичило, там и нужно опорожниться.

Если фильтровать либеральную бредятину, сцеживая из неё пустословие, эпатаж и буффонаду, то в сухом остатке мы выделим (вместе с вами читатель, я предлагаю вам проверять каждое слово моего диагноза!) некоторое стабильное ядро, суть которого и сводится к зоологическому недержанию инстинктивных порывов.

Либералы довольно дружно, всем скопищем обнаруживают неприятие и отторжение сразу нескольких общественных практик (почти всегда в одном флаконе): социализма с коммунизмом, тут же непременно распишутся в своей ненависти к христианству и вообще религиозности, и тут же, саморазоблачаясь – в ненависти ко всяким социальным ограничения разнузданной телесности, чувственности. Почему у них складывается такая структура восприятия мира?

Ответ: духовно-эмоциональное недержание, при котором абстрактное мышление повреждено, угасает, а звериные инстинкты наоборот, вырываются на первый план, торжествуют в поведенческой модели. И получается: куда конь с копытом, туда и рак с клешнёй!

Либералу ведь коммунизм ненавистен не как коммунизм: среди либералов полно и леваков, в последнее время – их удельный вес даже растёт, повышая количество «Джокеров» в их составе.

Коммунизм ненавистен либералу только в его сталинской, державной версии. Так-то, в анархической пляске, он вполне приемлем. Удивительно ли, что люди, страдающие недержанием – ненавидят державность? Думаю, вовсе нет.

Но ведь кроме державности есть и другие формы сдерживания человеческого скотства. В принципе, христианство и сталинизм стремятся к одним и тем же практикам, только сталинизм принуждает, а христианство уговаривает. Отсюда и нытьё наших диссидентов – мол, «нельзя сделать человека счастливым насильно». Раньше-то они любили противопоставлять насилие уговорам! Раньше их хлебом не корми – дай порассуждать, что в общину к апостолам силой не загоняли, и в монастырь силой не постригали, а вот в колхоз – толкали прикладом, и т.п.

Но это же разговор о методах. Разговор не праздный, потому что уговорить человека конечно же, лучше, чем принудить без понимания «осознанной необходимости». С той единственной оговоркой (очень важной) что бесконечно уговаривать нельзя, какой-то предел уговоров и проповедей должен быть. Иначе – попадаем в басню «А Васька слушает, да ест!». Понятно, что «семеро одного не ждут», и что если большинство созрело для цивилизованной жизни, незачем из-за нескольких недоразвитых архантропов откладывать вступление в неё. Их легче наказать за асоциальное поведение, чем ждать, пока они все разом «прозреют»…

Но если мы говорим не о словах, а о сущности, стоящей за словами (условными знаками), то сущность цивилизации можно описать как «многовековые тренировки человека в сдержанности». Воздержание – ключ ко всем практикам как христианской, так и советской форм цивилизации (их конфликт – отдельный разговор и особая трагедия).

Прежде всего, всякая культура требует от человека воздержания, когда биологическому желанию особи противопоставляется социальное видовое табу. Это правило универсально для экономических и духовных практик, для половой и образовательно-воспитательной сторон жизни, для отправления нужды (надо терпеть до туалета, а не опорожняться посреди улицы). А ещё – надо ходить по улицам одетыми. А не голыми. И где попало раздеваться догола нельзя – на сиё есть статья в кодексах. Кодексы разные – а статья там обязательно есть.

Становясь в роли и качестве человека разумного – человеческое существо запрещало себе зоофилию и некрофилию, однополый секс и иные половые извращения, педофилию. Оно запрещало себе хватать то, что хочется схватить и делать то, чего вдруг приспичило сделать. И это очень непросто, потому что речь идёт всякий раз о реальных желаниях реальной плоти. Не будь они реальными – чего с ними бороться? Они бы и без борьбы поотмирали, да и не появились бы никогда!

Что же породило в человеческом обществе культ воздержания и сдержанности эмоций? Когда ни совокупляться, ни убивать по одному лишь импульсу желания особи – нельзя, табу? Неужели (как полагают некоторые фрейдисты) человек попросту изнасиловал сам себя, изуверским членовредительским актом запретив себе приятное и естественное для животного поведение?

Конечно же, нет! Культ воздержания был порождён развитием абстрактного мышления, аналитических способностей разума и эвристическим анализатором в нашей голове. Именно их развитие дало возможность всё глубже и дальше понимать причинно-следственную связь явлений. Австралийский абориген, как писали этнографы, знал несколько способов аборта, но не увязывал половой акт с деторождением. Аборигены полагали, что дети возникают у женщин, как листья на деревьях. Но если ребёнок не к месту – от него можно избавиться (и далее из поколения в поколение австралоиды передавали несколько способов: спрыгнуть с высокого дерева и т.п.).

Развиваясь до своих высших форм, человеческий Разум рассматривал цепочку причин и следствий всё дальше и дальше в оба её конца. Он видел уже не только непосредственную причину явления (её понять под силу и некоторым животным), но уже и причину причины, и так далее, на десятки и сотни звеньев.

Именно понимание причинно-следственных связей (обычно восходящее к Первопричине, т.е. к одному из доказательств бытия Божия) позволило строить жизнь «по науке», создать и с пользой применять преемственно накапливаемый и передаваемый багаж знаний. Например, человек, начавший учёбу в 1-м классе, далеко не сразу получит желанное следствие: власть над природой и понимание природы. Пройдут многие годы, прежде чем он только приблизится к заветной цели.

Земледелец зарывает семена в землю, и год ждёт результата (кстати сказать, далеко не гарантированного). Для психики первобытного собирателя, привыкшего брать сразу готовые продукты земли, это просто непостижимо. А разве поймёт первобытный охотник скотовода, терпеливо ждущего несколько лет – пока он сможет покушать мяса?

+++

Конечно, построить жизнь по науке – умно. Ведь наука – и есть высшее воплощение ума, систематизированное и обобщённое наследие множества человеческих умов. Но чтобы построить жизнь по науке – одного ума мало. Нужно ещё и ненавистное либералам ВОЗДЕРЖАНИЕ.

Сдержанность – трудное дело, «узкий путь». Она начинается с ограничений в еде (не всё вкусное – полезно), с ограничений в половой сфере – и восходит к высшим формам самоограничения и взаимного ограничения в Социуме.

Совершенно очевидно (но только не либералам) что если каждый станет бездумно делать всё, что ему хочется – Общество развалится. Пропадёт не только возможность общежития людей вместе, но даже и возможность взаимного понимания. Человек попросту утратит способность понимать другого человека – не то, что жертвовать своими интересами ради его блага.

Поэтому прежде Социума и было придумано Воздержание. Оно делится на безусловно-необходимое и тренировочное. Нарушение безусловно-необходимых табу убивает сразу и навсегда. Нарушение тренировочных табу – само по себе не убивает. Нельзя совершить реальную автокатастрофу за рулём виртуального тренажёра.

Но если человек не научился рулить на тренажёре в автошколе – то он и за реальным рулём реальной машины – будет рулить из рук вон плохо. Потому тренировочные запреты-табу (такие, как церковные посты[1]) играют роль страховки: ведь указатели насчёт обрыва должны стать не перед самым обрывом, а значительно дальше: чтобы разогнавшийся человек успел притормозить.

Какой смысл вам в указателе – не сообщившем вам об опасности ЗАРАНЕЕ? Такой указатель – над самой пропастью – не предупреждение, а издевательство.

+++

Либерал, в силу своего скудоумия, не понимает ни смысла, ни значения тренировочных табу в обществе. Он видит только то, что осознаёт в непосредственном опыте: я, мол, нарушил этот запрет, и ничего страшного не случилось! А раз так – то зачем этот запрет вообще нужен?!

Вот я пожрал плотно – и не потолстел. За один раз – даже и разницы не заметил. Умный человек возразит, что такие вещи НАКАПЛИВАЮТСЯ, за один раз их не заметишь. Но либералу умный человек кажется обманщиком или алармистом.

Разучившись воспринимать тренировочные табу (не держит постов, не верен в браке) – либерал однажды перешагнёт и через безусловно-необходимый запрет. А тогда погибнет, и погибнув, унесёт свой опыт с собой в могилу. Следование асоциальным похотям внутренне расшатывает человека, расшатывает и его физическое, и его психическое здоровье.

У нормального человека, цивилизованного гражданина с высокой социальной ответственностью и чувством долга – обязательно имеются чёткие грани разрешённого и запрещённого, допустимого и категорически недопустимого. Вот свет – а вот тьма. И что общего может быть у света с тьмой?

У либерала возникает и постоянно расширяется «серая зона» психических сумерек, различных практик, которые, вроде бы, не очень поощряются, но и не слишком осуждаемы. Недаром либерал бордель называет «домом терпимости», а толерантность[2] считает ценностью. «И не то, чтобы да… И не то, чтобы нет..».

Эта серая зона поступка сперва кажется человеку высокой степенью духовной свободы, личной независимости. Вот, мол, я какой, мне чужие запреты не указ. Я, может быть, сейчас и не хочу «этого» делать – но оставляю за собой право сделать, если захочу. Таково, например, отношение к гомосексуализму у толерантных гетеросексуалов. А именно: ироничное, насмешливое, с долей осуждения. Но не отрицающее и не карающее.

В начальной стадии «серая зона» поступка совершенно безопасна: сказывается запас прочности, заложенный в «люфт» человеческого поведения в обществе. Опасность её не в ней самой, а в её тенденции к разрастанию. Через социальные табу люди ходят всё более и более разнузданно, утрачивая первоначальную опасливость, с которой некогда приступали к «расширению понятий».

+++

Чему уподобить раскрепощённые инстинкты? Можно уподобить их колонии червей-паразитов в голове. Пока колония маленькая – она относительно безопасна. Но она растёт, пожирая высшую нервную деятельность. Постепенно она пожирает весь мозг, и не остаётся ничего, кроме неё. Черви инстинктов склонны активно размножаться. Вначале им не нравится императивный коммунизм, а потом уже и более мягкое, «уговаривающее» христианство.

— Кто смеет нас в чём-то ограничивать? – без слов спрашивают инстинкты у своего носителя? – Нам миллионы лет, мы возникли не только раньше тебя, но и раньше твоего биологического вида! Мы зародились ещё в земноводных и рептилиях, когда тебя и в планах не было!

Как проявляется инстинкт? Совсем не секрет. Любой образованный человек знает симптоматику проявления инстинкта. Он проявляется как очень сильное, при этом рационально никак не обоснованное желание особи.

Это даже не желание самого организма, а желание внушённое организму извне. Организм понятия не имеет, почему ему хочется именно этого, и зачем лично ему это нужно?

Хомяки и кролики совершенно не думают о размножении половым путём, им этого совсем не нужно – ими движет воля извне. Потомство для них – одна морока (а забота о нём – тоже инстинкт, когда подрастут – отключается, взрослый потомок предка даже не узнает, и наоборот).

+++

Именно так инстинкты (колония архаических паразитов в организме) действуют и в человеке. Они шаг за шагом отвоёвывают организм у высших форм рационального разума.

Понимает ли либерал этот процесс? Конечно же, нет. Он сорвался с привязи и плывёт по бурному потоку желаний (инстинктов) сам не зная, куда. Зачастую у него возникает ощущение эйфории «свободного падения» — которое до удара об асфальт напоминает полёт.

Примерам нет числа, приведу один – а вы, читая статьи и интервью либералов, уже сами отметите (вооружившись методологией) – насколько у них у всех однотипная СИМПТОМАТИКА психического расстройства пан-зоологизма.

Люди, вроде бы, разные – а говорят всё время об одном и том же. Потому что ядро их расстройства – объективно, в отличие от их субъективных интерпритаций.

Вот актриса и режиссёр Юлия Ауг рассказывает «Немецкой волне» о том, что в СССР была тоталитарная идеология, которая ей очень не нравилась (ибо держала в рамках). И это очень печально и страшно» для Юлии Ауг.

— Да, я в открытую говорю, что я либерал, и мне действительно очень хочется, чтобы меня так воспринимали. Потому что либеральная идея мне кажется очень продуктивной…

Ну и Бог с тобой, Юля, раз тебе так кажется, но поясни, в чём твоя идея заключается?
И она заливается токующим глухарём:
— Вы снимаетесь в клипе Димы Билана «Пьяная любовь». Это такой шабаш, балаган, карнавал — все что угодно. Вам это интересно?

— Да мне интересно — в первую очередь потому, что его сняла моя подруга Даша Чаруша. Это ностальгический клип о тех самых 90-х, которые, кстати, по сравнению с тем, что происходит здесь и сейчас, выглядят уже вполне милыми, а не такими кровавыми, как нам казалось еще несколько лет назад… Мне, безусловно, интереснее всего рядом с Кириллом Серебренниковым — масштаб его личности настолько большой, что рядом с ним вообще интереснее всего.

— Помимо Серебренникова и прочего, и прочего, я знаю, что у вас определенное отношение к наготе. Вы в своем первом фильме разделись в 90-х…

— Да это даже 89-й был.

— … потом вы и в некоторых других фильмах раздевались. Зачем вам надо было раздеваться?

— Я к этому отношусь очень спокойно. Мне кажется, что неприятие тела и неприятие плоти — это табу, наложенные на нас христианской моралью. В силу того, что я, скорее, язычница и воспитана на лучших образцах античности, для меня тело прекрасно, принимаемо. Его не надо стыдиться. Им не надо и гордиться — к нему надо относиться как к данности.

— То есть раздеваться не стыдно?
— Слушайте, ну почему это должно быть стыдно?
— Потому что некоторые так считают.
— Над ними довлеет христианская мораль.

— … В России такой коктейль из всевозможных запретов, при этом, патерналистских запретов… Мне кажется, что заглядывать надо глубже — в тот самый домострой, который был основой патриархальной семьи, в православие, значительно более консервативное, нежели католицизм. И в такую удивительную вещь, что в абсолютно не религиозной стране, которой был Советский Союз, партия заменила религию…

+++

Вот кристально-ясная (конечно, далеко не единственная) презентация «символа веры» либералов в прессе. Долой все запреты, запрещается запрещать, полное недержание всех своих желаний, даже самых тёмных и мутных… Начала с антисоветизма и антихристианства – а закончила клиническим диагнозом «эксгибиционизм». Копнуть поглубже – думаю, там и других извращений букет…

Эти люди дегенераты – но это не столько их вина, сколько их беда. Потому что осознать свой диагноз, посмотреть на себя со стороны, они не в состоянии. Их победа всякий раз становится их самоликвидацией, потому что никакое общество такой разнузданности выдержать не в состоянии. Всякое общество, в силу инстинкта социального выживания, строит инквизиции и НКВД, какие-то очистительные практики и идеологические скрепы.

ПОТОМУ ЧТО БЕЗ ЭТОГО НЕЛЬЗЯ – понимаете?!

Потому что свобода не бывает сама по себе – она всегда бывает только от чего-то конкретного. Это прикладное понятие: не «свобода», а «свобода от…». Свобода от гитлеризма есть сознательное подчинение сталинизму, и наоборот. Свобода рабовладельца – это рабство раба, а свобода раба – это подавление рабовладельца, которого лишают его свободы.

И если общество отвергает одни запреты – оно тут же, с ходу, вводит другие, чтобы выжить. Если у людей нет за душой ничего общеобязательного (тоталитарного) – зачем они вообще вместе? Для какой цели? Зачем им мириться друг с другом – если никакого общего дела, никакой единой идеи их не скрепляет?

Они, естественно, в погоне за личной выгодой, побьют и сожрут друг друга, как бывает в лесу у зверей.

И как происходило у нас в 90-е, на Украине сейчас, и вообще везде и всегда – там, где зоологическое начало восторжествовало над социальным. Т.Гоббс это наблюдал в лихую годину английской гражданской войны, из чего и сделал свой печальный вывод: или государство-чудовище, левиафан, или ещё более страшная «война всех против всех».

+++

Вопрос о либералах очень прост. Это люди совершенно десоциализированные. Разрушить чужое общество они могут, а создать своё – нет. Если их не подминает государство, то они сами подминают государство под себя – после чего самоликвидируются.

Вот почему в либерализме и поражение и победа – синонимы: и поражение либералов, и победа их в равной степени ведут к их исчезновению.