Музыка блокадного Ленинграда — отдельная страница героической летописи

(фото отсюда)

Все знают Седьмую «Ленинградскую» симфонию Шостаковича. Между тем в осаждённом
городе жили и творили десятки композиторов.

«Ленинградцы. 900 дней во имя жизни» — так назывался необычный концерт, прошедший
в первые выходные сентября. Он посвящался Дню памяти жертв блокады, который
отмечается 8 сентября. Организовал спектакль благотворительный фонд поддержки
культурных и социальных программ «Классика». Со сцены звучала музыка, написанная в
осаждённом городе и ранее никогда не исполнявшаяся! Эти мелодии создали 11
композиторов, трое — умерли от голода.

Их песни, пьесы, марши звучали в промёрзших концертных залах, из чёрных «тарелок»
трансляционной сети, в воинских частях и на призывных пунктах.

История распорядилась так, что почему-то имена этих героических людей оказались в
тени. Ошибку и решили исправить организаторы концерта. Они нашли немало забытых
партитур, работали в архивах Москвы, Петербурга, зарубежных стран, пересмотрели
сотни страниц нотных изданий. В итоге появилась целая программа неизвестной музыки,
созданной в блокаду. Шесть мировых премьер.

— Когда мы обращались в архивы, нам с удивлением говорили, что за 70 лет запросов на
эти нотные материалы не поступало, — сожалеет Юрий Лаптев, режиссёр-постановщик
концерта. — Считаю, что это непростительное упущение и укор послевоенным поколениям.
Судьба каждого мастера — пример трагедии и героизма. Композитор и балетный критик
Валериан Богданов-Березовский в самые суровые месяцы создал оперу-дневник
«Ленинградцы». Сам автор назвал её «запёкшейся кровью событий». В основе сюжета
(либретто Веры Кетлинской, которая тоже пережила блокаду) — хроника обычной семьи,
застигнутой войной. Но написана она с великой силой и правдивостью.

Борис Гольц в те годы считался кумиром. Его песня «Светит в небе звёздочка высоко»
была настоящим хитом. Её часто передавали по блокадному радио, а ноты печатались на
почтовых открытках. За эту песню автор удостоился бесценного приза,
продовольственного пайка, но в марте 1942-го умер от истощения, так и не дождавшись
награды. Ему было всего 29 лет.

Та же участь постигла Юлию Вейсберг. Автор популярных детских опер и песен, невестка
Римского-Корсакова, вместе с сыном погибла в блокаду.

Василий Калафати преподавал ещё Стравинскому, Шостаковичу. Воспитал знаменитого
дирижёра Илью Мусина, который, в свою очередь, был учителем Темирканова, Гергиева и
нынешнего главного дирижёра Большого театра Тугана Сохиева. В ноябре 1941-го, когда
голод уже косил людей, он пишет победный марш «Звёзды Кремля» и выигрывает с ним
конкурс. Но дожить до победы ему было не суждено. В 1942-м он умер от голода.

Полна неожиданностей судьба архива Калафати. Его вывез в Грецию сын композитора,
впоследствии он неоднократно перепродавался, в том числе в одну из антикварных лавок,
и осел на острове Керкира. Там его и обнаружили инициаторы проекта.

Бориса Асафьева мы знаем как автора балетов. Его «Бахчисарайский фонтан» и «Пламя
Парижа» идут и сегодня. В ноябре-декабре 1941-го, когда жизнь в городе практически
остановилась, он создаёт десять духовных хоров «Канты». В советской стране это было
одно из первых обращений к православной теме. Другой цикл композитора — «Песни
печали и слёз» рождается как серия музыкальных откликов на сводки с фронта.

Удивительно было и смирение великого мастера, которому предлагали эвакуироваться в
первую очередь, но он предпочёл разделить судьбу вместе с городом.

Падали от слабости

Александр Каменский — композитор и пианист-виртуоз. Почти всю блокаду прожил в
бомбоубежище Театра им. Пушкина. Написал «Героический партизанский марш», пьесы и
песни для воинской самодеятельности. Был един-ственным концертирующим пианистом,
который за 872 дня дал 600 (!) концертов. Под обстрелами и бомбёжками, в промёрзших
залах и полуразрушенных помещениях.

— Сотрудники радио работали в ватниках и тёплых шапках, — вспоминает супруга
пианиста. — Отогреть клавиши рояля было невозможно. Каменский грел руки над
печуркой, затем сбрасывал пальто и садился к инструменту. В январе 1942-го по радио
давали «Снегурочку» Чайковского. Под рояль — потому что оркестр уже не мог играть.
Пробовали репетировать, но у духовиков не хватало сил держать дыхание. А вот хор
звучал. Правда, артисты настолько ослабели, что не могли стоять, и их тела поддерживали
Т-образные деревяшки. Так они и пели, обвисая на этих «грабельках».

— Работая над этими произведениями, я не устаю поражаться, как рука композитора
— замерзающая, еле двигающаяся — создавала произведения такой силы и уверенности,
— поделился впечатлениями Василий Синайский, дирижёр. — Они жили и творили без
патетики, пафоса, но уверенные, что ленинградцев враг не сломит и всё закончится
нашей победой.

Победа музыки

отрывок из книги «Голос Ленинграда: Ленинградское радио в дни блокады»
Уже было сказано о том, как жили и работали люди в стенах Дома радио зимой 1941/42
года, как трагично сложилась судьба многих музыкантов симфонического оркестра
Радиокомитета.

Художественный руководитель Радиокомитета составлял отчеты о состоянии музыкантов.
Они были один мрачнее другого. Чтобы возродить оркестр, спасти людей, нужно
решение — вернуть Ленинграду музыку, дать в руки музыкантов их инструменты.

В начале марта 1942 года скрипач Г. Фесечко передал дирижеру симфонического оркестра
Радиокомитета К. Элиасбергу, жившему вместе с женой, пианисткой оркестра Н.
Бронниковой, в стационаре в гостинице «Астория», записку Б. Загурского. Начальник
Управления по делам искусств просил дирижера прийти к нему в здание Большого
драматического театра. Путь этот был для К. Элиасберга нелегким — всего месяц назад
товарищи привезли его, ослабевшего, в «Асторию» на саночках, сам он уже ходить не
мог. Но сейчас речь шла об оркестре, о музыке, и К. Элиасберг пошел…

Он увидел Б.Загурского, лежащего под шинелью, со следами недавней контузии. Вскоре после этой
встречи по радио было передано объявление: «Просьба ко всем музыкантам Ленинграда
явиться в Радиокомитет». Потом Я. Бабушкин так рассказывал А. Фадееву о возрождении
оркестра: «В городе было много прекрасных музыкантов, но все они… голодали. Можешь
себе представить, как оживились эти люди, когда мы стали вытаскивать их из темных
квартир. Боже, до чего многие из них отощали. Это было трогательное до слез зрелище,
когда они извлекли свои концертные фраки, свои скрипки, виолончели, флейты и фаготы
и здесь, под обледенейшими сводами Радиокомитета, начались репетиции симфоний
Бетховена и Чайковского».

Прежде чем эти репетиции начались, прежде чем по радио полились звуки прекрасной
музыки, нужно было хоть немного подкормить людей, оказавшихся на последней грани
истощения. На помощь пришел начальник Управления по делам искусств Б. Загурский.
Он помог добиться дополнительного питания для музыкантов, поддержал просьбу
Радиокомитета, адресованную командованию фронта, — пополнить оркестр военными
музыкантами.

А в те же дни, задолго до первых репетиций оркестра, работники Радиокомитета узнали,
что в Куйбышеве состоялась премьера исполнения Седьмой симфонии Д. Шостаковича. И
тут возникла фантастическая идея: «А что, если… Ведь симфония наша, ленинградская.
Ведь и начиналась она в Ленинграде, и Шостакович говорил о ней у нас». Кто сказал
первый, в этом ли дело. Эта идея захватила всех. Она дала Радиокомитету силы поднять
на ноги музыкантов, добиться того, что вскоре партитура симфонии самолетом была
доставлена в Ленинград.

И до получения партитуры многим сама мысль об исполнении симфонии в условиях
Ленинграда казалась неосуществимой. А тут еще К. Элиасберг категорически заявил:
«При нынешнем составе оркестра исполнить симфонию нельзя. Нужен полный комплект
оркестрантов. Необходим сдвоенный состав медных инструментов». Но уже ничто не
могло остановить руководителей Радиокомитета. Они понимали, какое огромное
общественно-политическое значение будет иметь исполнение Седьмой симфонии в
блокированном Ленинграде. Энергия руководителей Радиокомитета подействовала. В
Политуправлении фронта генерал Д. Холостое скрепя сердце давал указания
откомандировать музыкантов в распоряжение Радиокомитета. Начальник отдела торговли
Ленгорисполкома И. Андреенко с трудом, но соглашался выдать духовикам по списку
рабочие карточки. Еще весной оркестранты еле ноги волочили.

Нелегко было заставить людей вымыться, снять грязные ватники, которые не снимали всю
зиму.

К. Элиасберг стал примером для остальных. Он приходил на репетиции в белом
воротничке, побритый. Глядя на него, постепенно люди возвращались к нормальной
жизни.

А в это же время музыкальная редакция во главе с Надеждой Орловой размножала
партитуру симфонии. Нужно было обеспечить целый оркестр. Это было в апреле — мае
1942 года. В июне шли репетиции…

Исполнение Седьмой симфонии Д. Шостаковича оркестром Ленинградского
радиокомитета стало самым значительным событием в музыкальной жизни Ленинграда
блокадных лет, больше того — событием незабываемым в истории блокады. Чтобы 9
августа 1942 года могли прийти слушатели в Большой зал Филармонии, нужно было
воссоздать оркестр, пополнить его армейскими музыкантами, а в день концерта вести
контрбатарейную стрельбу и не допустить обстрела города врагом.

Это был праздничный для Ленинграда день, полный высокого значения. Ленинградцы и
их защитники собрались не на митинг — на концерт. Пришли командующий фронтом,
генералы и руководящие партийные работники. Слушали музыку, утверждающую нашу
непреклонную волю к победе. Эту музыку, разносившуюся из репродукторов и рупоров
уличных громкоговорителей, слышал в тот августовский вечер весь Ленинград.

О том, как возникла и как впервые исполнялась Седьмая симфония в Ленинграде, уже
писали и сам композитор, и участники оркестра, и писатели, и журналисты.

Последовательно рассказано об истории возникновения симфонии и ее триумфальном
шествии по миру. Казалось, тема исчерпана. Но вот недавно ученики 235-й школы
Октябрьского района Ленинграда под руководством своего учителя Е. Линда проследили
судьбы всех музыкантов, первых исполнителей симфонии, нашли их портреты. Сейчас на
стене уникального по размаху школьного музея рядом висят фотографии Д. Шостаковича,
К. Элиасберга, Я. Бабушкина, Б. Загурского, В. Ходоренко, Н. Орловой, командира 47-го
контрбатарейного полка подполковника Н. Витте и скрипачей, альтистов,
виолончелистов — всех, кому обязан Ленинград исполнением Ленинградской симфонии в
осажденном городе. В этом же музее можно увидеть пригласительный билет на
исторический концерт. Даты — 9 августа — на нем, правда, из соображений безопасности
нет. Но зато названы фамилии всех исполнителей, а также напечатаны организации,
которые подготовили этот триумф ленинградцев.

Пройдут годы. Во время похорон великого композитора будет звучать Седьмая, Ленинградская, напоминая о
подвиге народа и подвиге его музыканта, а Ленинградскую филармонию назовут именем
Дмитрия Дмитриевича Шостаковича.

История создания Седьмой симфонии и ее памятное исполнение в Ленинграде как-то
заслонили собой многие важные события в музыкальной жизни военных лет. Известную
картину художника И. Серебряного, например, некоторые даже называли «Седьмая
симфония», хотя художник изобразил другое время и другой эпизод блокадной жизни,
связанный с исполнением музыки в зале Филармонии. О музыке тех дней писали стихи,
она вдохновляла живописцев, о ней вспоминают многие ленинградцы. Художник И.
Серебряный пишет: «В моей памяти о блокаде одно из первых мест занимает музыка.
Были дни, когда ее не было — и не было жизни».

Музыка и радио были неразделимы в сознании ленинградцев. Больше всего музыки
приносило им радио. Симфонический оркестр Ленинградского радиокомитета дал в
блокадном городе сто шестьдесят концертов, и почти все они транслировались по
городской сети — из Дома радио или из Филармонии. О каждом таком концерте можно
написать отдельно. Об одном из них дирижер оркестра К. Элиасберг вспоминал еще в
1943 году, на встрече представителей творческих организаций города с английским
журналистом Александром Вертом. Элиасберг рассказал на этой встрече о том, как 28
октября 1941 года, когда одна воздушная тревога сменяла другую, оркестр должен был
исполнять Пятую симфонию Чайковского для Англии.

Перед самым началом концерта фашистские самолеты прорвались в город. Фугасные и зажигательные бомбы падали на соседние дома, двух оркестрантов ранило. Летели стекла, сыпалась штукатурка. И все же
в назначенное время в Лондоне слушали музыку, которая через порабощенную Европу
доносилась до берегов Темзы из Ленинграда. Карл Ильич сказал Верту об этом концерте:
«Каким-то чудом мы уцелели…

Нам удалось сыграть в тихой обстановке только две части. Во время вальса прозвучал сигнал воздушной тревоги. Финал Пятой симфонии Чайковского довольно мощный. Мы уже не слушали, что происходит за стенами здания».

Один концерт из ста шестидесяти… Так работал оркестр в осенние месяцы 1941 года (с
конца сентября, после возвращения с оборонных работ) и позже, когда в апреле он
возродился. А зимой мало кто мог в Ленинграде исполнять музыку, она почти исчезла в
декабре, а в январе ее слышали по радио едва ли не единственный раз. И все же именно к
декабрю относятся записи, которые вел заболевший дистрофией композитор Н. Матвеев:
«Однажды в темную палату просочилось радио, ленинградское радио, героически
продолжающее свою работу. И для тех, кто еще мог выжить… это была тоненькая
ниточка, связывающая со страной, с жизнью. Для меня это была весть о друзьях:
передавали новые духовые марши и песни. Я услышал имена Б. Гольца, А. Лемана.
Ребята! Вы живы и работаете! С этой минуты я почувствовал прилив сил…»