Последний год

2021 год — последний год «газовой эры». Как обычно, она заканчивается не потому, что закончился газ (наоборот — его предложение становится избыточным), а потому что приходят новые технологии, новые рынки и новый энергоноситель.

В качестве перспективного энергоносителя, который и будет заменять газ, называется водород. К 2050 году спрос на него должен составить порядка 470 млн тонн. Сегодняшний рынок природного газа (по порядку величины) составляет примерно миллиард тонн (суммарно природный, сжиженный, попутный газы). Фактически к середине века нас ожидает кардинальная смена мирового энергобаланса.

Уточню — пока это перспектива, которая, вне всякого сомнения, будет корректироваться. В любом случае движение в этом направлении начинается. Европа с 1 января 2022 года вводит налог на энергоносители, при сжигании которых выделяется углекислый газ (так называемая программа декарбонизации). Под этот налог подпадают и те энергоносители, которые производятся с выделением в ходе производственных процессов того же самого углекислого газа. (Кстати, к водородной энергетике это относится напрямую, так как один из двух основных способов производства водорода — это дегидрогенизация природного газа, в ходе которой выделяется именно углекислый газ).

Уже поэтому бравурные прогнозы российских экспертов, которые указывают на «позеленение» европейской энергетики и ее уход от угольной, нефтяной и атомной генерации, как несомненный фактор существенного повышения потребления газа, выглядят чересчур оптимистичными. Европейцы намерены идти дальше, отказываясь вообще от углеродсодержащих энергоносителей. Безусловно, в переходный период спрос на природный и сжиженный газ будет расти, но в том-то и дело, что гораздо быстрее будет расти спрос на водород, как новый и перспективный энергоноситель. И по мере строительства водородной энергетики Европа будет вводить всё новые ограничительные меры на поставку природного газа.

У водорода между тем, как у нового энергоносителя, всё совсем не просто. Проблемы известны: это хранение и транспортировка водорода. Кроме того, водород — чрезвычайно взрывоопасный газ. Так просто взять и использовать инфраструктуру природного газа под водород не получится — потребуются новые технологические решения, отягощенные гораздо более высокими требованиями по безопасности. Это, безусловно, резко сузит круг поставщиков водорода за счет выбывания технологически отсталых стран. Для России с ее стремительной технологической и промышленной деградацией, которая усугубляется санкциями и исключением страны из нормальной системы взаимоотношений с развитыми странами эта проблема встает в полный рост.

Самые оптимистические оценки на официальном уровне говорят о возможности производства водорода к 2035 году на уровне 2 млн тонн: «…Россия сможет экспортировать до 2 млн тонн в год водорода к 2035 году, говорится в материалах к «Расширенному заседанию Комитета по энергетике на тему: «Водородная энергетика: текущая ситуация и перспективы развития в России и мире». К 2024 году планируется экспортировать 200 тыс. тонн водорода в год…»

2 млн тонн при спросе порядка 250 млн тонн к 2035 году — это менее 1%. Однако даже этот показатель нужно «заслужить». Проблема именно в том, что путинская Россия последовательно исключается из мирового разделения труда, причем политическая составляющая здесь играет ключевую роль. Режим настолько токсичен, что любые контакты с ним становятся рискованными. Выстраивать долгосрочную политику отношений даже в сфере экономики почти невозможно: в любой момент в любой отрасли могут быть введены санкции, ведущие к убыткам. История с «Южным потоком», а затем «Северным потоком-2» и Турецким потоком, которые хронически находятся под санкциями, а Южный поток был вообще закрыт в связи с политическим давлением — вполне ясный маркер, что с Россией (по крайней мере нынешней) дела вести слишком опасно. Понятно, что в Кремле это всё привычно объясняют «недобросовестной конкуренцией», но это слишком примитивный взгляд на проблему. Достаточный для озвучивания в пропагандистских «помётных» передачах, но он не дает возможности определить и решить настоящую проблему.