ЗАМИНИРОВАННЫЙ ДОНБАСС

На полное разминирование Донбасса, по оценкам международных специалистов, необходимо от 10 до 50 лет, и это с учётом грамотной программы и стабильного финансирования. Однако военные эксперты на основании опыта долгих военных конфликтов в разных точках мира сделали вывод, что год войны — это 10 лет разминирования.

В ЛДНР война длится уже семь с половиной лет, и конца нет. Поэтому сколько в реальности нужно десятилетий, чтобы Донбасс стал хотя бы относительно безопасной для жизни территорией, не знает никто. Кроме обстрелов, кровавую жатву собирает минная война. Точной статистики жертв подрывов нет, но почти каждую неделю поступают сообщения о гибели или тяжёлых ранениях людей из-за подрывов. Большая часть погибших случайно срывали растяжку, наступали на противопехотные мины или подрывались в автомобилях, попавших на противотанковые мины или фугасы.

Многие участки в донецких республиках вне официальных трасс или маршрутов остаются в статусе «терра инкогнита», неизвестной земли. Потому что, когда двигался фронт, минирование происходило хаотично. Хотя специалисты МЧС и военные сапёры ЛДНР проводят постоянную работу по разминированию и обезвреживанию боеприпасов, масштаб и объёмы их труда остаются огромными.

Доклад ООН назвал Украину третьей самой заминированной страной в мире после Афганистана и Сирии, а Донбасс — одной из самых опасных территорий. Площадь заминированных районов составляет около семь тысяч квадратных километров на территории, подконтрольной Украине, и более 14 тысяч квадратных километров в Донецкой и Луганской республиках. Основная проблема — минные участки, где прячутся множество противопехотных и противотанковых мин, которые не зафиксированы ни на одной карте. Никто вообще не знает, где и кем они установлены. Люди могут просто идти на работу, сокращая путь, пасти стадо, собирать сухостой или отправиться на рыбалку — и попасть на мину. Среди тех, кто особо рискует — трактористы, водители, ремонтники коммунальных сетей, дети.

Украине в вопросе разминирования активно помогают международные миссии, работает британо-американская организация по гуманитарному разминированию. За время своей работы она обнаружила 297 минных полей, проводит подготовку украинских сапёров. ООН находит спонсоров, финансирующих разминирование украинских территорий. А в донецких республиках нет гуманитарных программ по разминированию. Помню, с какой завистью мы смотрели бравые сюжеты журналистов на тему разминирования российскими военными сирийской Пальмиры, как из самолётов выходил десант сапёров с собаками, новейшими спецустановками. Но Донецк — не Пальмира.

Республиканские МЧС отвечают за разминирование гражданского сектора, а на фронте работают военные сапёры. Николай с позывным «Сапёр» — один из них. Он пришёл в ополчение в 2014 году, воевал, был участником создания легендарного Иловайского котла для украинской армии. Подрыв на противопехотной мине для Николая закончился ампутацией части ноги, несколькими операциями и протезированием, но с фронта не ушёл, несёт службу в донецком полку.

— Говорят, «сапёр ошибается только один раз». Военную профессию вы выбрали очень опасную…

— У пехотинца она тоже опасная, риски на фронте почти одинаковы. Все потери среди сапёров происходят из-за нарушения техники безопасности. Любые правила безопасности написаны кровью, тем более, у сапёров. За столько лет мы всего насмотрелись, «подняли» сотни разных мин, формуляры составили, противопехотных мин и растяжек столько сняли, что не считаем уже.

Есть интересное наблюдение про военную интуицию. Довольно часто от ребят, кто подрывался и выживал, слышал такое: «Меня как чёрт дернул! Чувствовал, что туда идти нельзя, вот сейчас сработает мина, но всё равно шёл». Это невозможно объяснить рационально. Как невозможно понять, почему у одного сапёра — «легкая рука» и удачливость, а к другому как магнитом притягиваются неприятные сюрпризы. Далеко не каждый может быть сапёром, нужны особые качества характера — выдержка, терпение, спокойствие. В ополчение пришёл рядовым бойцом, пехотинцем. До войны работал строителем, когда узнал о формировании инженерно-сапёрной роты, отправился туда, стал учиться. С огромной благодарностью вспоминаю наставника, очень опытного сапёра старой советской школы, который научил нас всему, что сам знал. Какие-то нюансы уточняли с помощью интернета, но главное, конечно, это практика. А она у нас выдалась «богатой».

Армейские сапёры находятся на передовой, постоянно под прицелом украинских снайперов, работать приходилось и под обстрелами, и на позициях, где до врага всего двести метров. Очень важна предварительная подготовка. Например, создание безопасных проходов для пехоты, для связистов, которые прокладывают линию связи. Всё зависит от поставленных задач, которые исходят из характера военных действий — оборонительных или наступательных.

Наша специфика работы — не только обезвреживание боеприпасов, но и создание надёжного прикрытия. У пехоты главное требование: пусть сапёры нас закроют любой ценой. Но чуть какое ЧП, чей-то залёт по невнимательности или потере бдительности, все шишки тоже на нас валятся. Знаю ситуацию, когда уставший боец прошёл мимо таблички «Мины» и подорвался. Лишился ноги, ходит на протезе. Мины всегда коварны, особенно противопехотные. Сейчас на передовой больше порядка, но раньше как было? Заходит один батальон, что-то минирует, потом другой по своему усмотрению ставит-снимает заграждения, или украинские диверсанты обложили минами накануне ночью. Как там разберёшься при подрыве, где своя мина, где чужая? Хотя обучение бойцов и ведётся, его всегда недостаточно, индивидуальных занятий с личным составом по минной войне должно быть больше. И сколько ещё мины заберут человеческих жизней, оставят инвалидами, невозможно представить. А сколько тяжёлых потерь мы бы избежали, если бы знали, умели, были профессионально обучены, имели помощь и мощную поддержку…

— Какие мины тяжелей обезвреживать?

— Ну, лёгких мин не бывает. Несложно обезвредить гранату на растяжке, надо быть внимательным. Например, на мононити утром роса может блестеть. Хотя встречались и непростые растяжки. Сапёр обязан изучать и запоминать местность, знать, что природа не создаёт прямых линий. Согнутое дерево, ветки, кустарник могут иметь растяжки, много других признаков, долго перечислять. Чтобы правильно оценить ситуацию и принять решение, надо думать.

Есть противотанковые и противопехотные мины, фугасные и осколочные. Самые распространенные — ОЗМ и МОН. Число при МОН означает метраж поражения. К примеру, МОН-50 поражает на расстоянии 50 метров. В МОН-90 поражающие элементы имеют разлёт на 90 метров. Есть «сотка», есть противотанковая ТМ-3, весит килограммов пятнадцать и плавит танковую броню. Также используются радиоуправляемые мины, срабатывающие от сигнала. Есть мины замедленного действия, чей взрыв зависит от разных факторов, таймера, температуры.

В каждом случае действуем по чётким правилам и инструкциям, включая действия в нестандартных ситуациях. Если вызывают к месту гибели противника, то тело можно только сдергивать, за ремень, за ногу, потому что может быть заминировано. Любой предмет надо проверять и сдергивать «кошкой», специальным приспособлением. Место, удобное для работы сапёра, может оказаться ловушкой для самого сапёра и на подходах может быть установлена вражеская мина. Есть нюансы и в минном тралении.

На Украине инженерно-сапёрные войска хорошо обучены. Сейчас украинцам помогают иностранные инструкторы и в минной войне против нас, и в диверсионной. Натаскивают серьёзно. Сталкивался со случаями, когда вражеские сапёры хвастались и куражились. Могли выкапывать фугасные мины, которые мы не выкапываем, а подрываем накладным зарядом на месте обнаружения. Могли переустановить их возле наших позиций или выложить обезвреженные на бруствере. Украинские вояки используют и мины западного производства. Сам с такими не сталкивался, напарникам приходилось. Наша группа обезвреживала снаряд калибра 155 миллиметров, это универсальный стандарт НАТО.

— Каким был твой путь в ополчение?

— Сам я донецкий, а вот родной брат и родня остались под Украиной. Все события разрезали семью пополам. Родственники боятся общаться, чтобы не попасть под прессинг СБУ. Когда 26 мая 2014 года украинцы начали бомбить донецкий аэропорт, начали погибать дончане, пришло понимание, что развязана настоящая война. Поэтому не колебался, пошёл добровольцем в момент начала формирования донецкого ополчения. Тогда мы все были простыми боевыми единицами, шли защищать свою землю. Мой первый бой был за город Шахтёрск. Украинские боевики начали окружать Горловку, Дебальцево, заходили на Иловайск. Против их армии встали ополченцы бригад «Восток», «Оплот», «Кальмиус». Приехали мы тогда в Шахтёрск держать дорогу жизни, по которой эвакуировались мирные жители, привезли с собой несколько 120 миллиметровых миномётов, окопались в посадке. Командир приказал: «Бойцы, окапывайтесь». Этот первый приказ спас жизни, когда начался массированный обстрел. Перед боем к нам стали приходить на помощь местные: шахтёры, слесари, студенты, без оружия, в гражданской одежде. Они просто пришли и остались воевать рядом с нами, без пафоса, красивых слов и показухи. Надёжные, отважные парни, хотя и необученные.

Через несколько часов начались бои рядом с трассой, которую ВСУ собирались перерезать. Очень много наших ребят из этих боёв не вернулись, одни погибли, другие получили тяжёлые ранения. А остальные пошли дальше, так начиналась операция «Иловайский котёл».

В те дни артиллерия ВСУ нас стирала с лица земли. Когда начался обстрел, в первые минуты я насчитал 42 мины, а потом и считать перестал. По нам били и «Грады», и гаубицы, и самоходки, и миномёты. Все калибры. Артподготовка перед прорывом укропов длилась часа три. У нас погибшие и раненые на руках, вывозить было некому и некогда. Потом появилась украинская «сушка», дико ревущая на бреющем полёте. Мы все смотрели в небо, было страшно. Потом вторая укропская «сушка» появилась. Наши ПЗРК начали их отрабатывать. Вокруг стоял огненный ад, словами не передать. Мне тогда казалось, что прошла целая вечность. Не забуду всеобщий подъём и ликование, когда после очередного залпа «сушка» завалилась, а из неё вывалились два парашютиста. Укропского лётчика наши ополченцы потом поймали аж возле Енакиево, его туда отнесло. А мы поняли, что можем бить армию и на земле, и в воздухе.

После огневого шквала ВСУ стали продвигаться вперёд. Они имели точные данные, где именно мы находимся. Возле нашей располаги и позиций мы обнаруживали и подозрительные включённые мобильные телефоны, и радиомаячки. Находились предатели, которые это подбрасывали как ориентир для пристрелки и коррекции огня. Днём около сотни украинских вояк под прикрытием БМП пошли на прорыв. По ним ударил наш танк и так удачно попал: одна вражеская «бэшка» загорелась, у второй разворотило гусеницу. Третью «бэшку» только посекло, но украинцы её бросили и стали по посадкам разбегаться.

— Какие правила должны соблюдать мирные жители, чтобы не подорваться на минах?

— Они достаточно просты и известны. Водители должны помнить про обочины в прифронтовых зонах, обочины могут быть заминированы, поэтому лучше на них не съезжать. Держаться официальных трасс, не пытаться сократить дорогу и ездить по заброшенным дорогам. Ходить по асфальту, так как в «зелёнке» могут прятаться активные мины или неразорвавшиеся боеприпасы любых типов. Нельзя ничего поднимать с земли, под предметом может быть заложена мина. Есть мины-ловушки разгрузочного действия, как только груз с них снимается, раздаётся взрыв. Нельзя пытаться разобрать взрывоопасный предмет.

Быть предельно осторожными и внимательными даже в знакомой местности, тем более, в потенциально опасных местах, прифронтовой полосе. Много случаев, когда люди приходили на свои огороды и подрывались, так как ночью украинские диверсанты минировали подходы. Не надо рисковать, рыбачить в неизвестных местах, по посадкам грибы-ягоды собирать. Мне отец рассказывал, как его друг подростком подорвался на мине спустя много лет после Великой Отечественной войны. Тогда разминирование лесов и полей в Донбассе продолжалось до конца 60-х годов. Что говорить, до сих пор ещё находят и обезвреживают боеприпасы той войны. А нынешняя до сих пор не закончилась, поэтому сроки разминирования даже назвать невозможно.

Марина Харькова, журналист, собкор «Родины на Неве» в Донецкой народной республике