Анекдот: Ройзман-колхозник

Евгений Ройзман, мэр Екатеринбурга стал вдруг неожиданно вспоминать своё деревенское детство. Он делал это с такими смачными и гулкими деталями, что можно поверить в искренность чувств. Вся беда в том, что Ройзман никогда, ни дня, в деревне не жил. Бывал на шашлыках, может быть, но не жил там. Теперь же он вдруг заделался великим аграрием и решил поучить нас сельскому быту! Причём «вспоминал» Ройзман коллективизацию, человек, рождённый в 1962 году, взялся уверенно и даже нагло судить тех, кто действовал на селе задолго до его рождения…

Почему-то Ройзман решил, что коллективизация деревни — «это был личный проект Сталина». То есть в стране, где более 90% составляли жители сёл и деревень безумный рябой грузин придумал нелепый личный проект, и все согласились. Так, запросто! Согласно мифу, русский народ — дегенераты, которые делают всё, что им ни скажи — даже себе в ущерб… Сталин выдумал глупость, а 90% населения эту глупость со стоном и слезами выполняло… Проклинало, но молча.

Потом, правда, был шанс соскочить с крючка: ведь пришли «освободители», и дошли до самой Волги! Но дегенеративный народ, вместо радостной мести усатому мучителю лёг костьми, и не дал «освободителям» завершить «освобождение». Потому что этому народу лишь бы помучиться, разве вы не знали? Этот дегенеративный этнос упорно защищал колхозный строй и даже пытался его насаждать в других странах…

Ну, а скорее всего — русские крестьяне не простили Гитлеру нелюбви к евреям. Так-то, конечно, если бы он не был антисемитом, они бы, лапотники, на руках бы его носили… Но услышав речи немцев, лапотники подумали: «а что же с евреями-то будет?» — и отказались от услуг «освободителей»…

Я не знаю, так думает Ройзман или не так, но из его писаний вытекает именно это. Народ-дебил, который не смог противостоять жестокой, унизительной, а главное, бессмысленной процедуре своего «раскрестьянивания»… При более чем 90% крестьян!

Ройзман, рождённый в 1962 году, конечно, лучше современников 30-х годов знает всю подноготную процесса. Жестокий и безумный Сталин ставил задачу «сломать хребет крепкому крестьянству» и «уничтожить кулачество, как класс».

Далее текст идёт, очень напоминающий мемуары. Как будто бы своими глазами Ройзман это безобразие видел:

Уничтожали самых трудолюбивых крестьян. Раскулачено было не менее миллиона хозяйств с населением 5-6 млн человек. 2 млн. 140 тыс. депортировали за 1930-33 гг. Позднее, количество высланных дошло до 4 млн.человек. От голода и болезней по пути в ссылку погибло 800 тысяч человек, столько же бежало, многие из них погибли. Коллективизация и отъем зерна у крестьян вызвали в 1932-33 г страшный голод , началось людоедство, убивали маленьких детей, чтобы накормить старших, трупы откапывали на кладбищах. И коммунисты везде ставили заставы, чтобы крестьяне не могли уйти на Север за хлебом и не просочились в города. Этот страшный голод унёс до 7 млн. крестьян (7.000.000 человек) в основном русских и украинцев. Количество крестьянских хозяйств за время коллективизации уменьшилась на 5,7 млн, это 25 млн (25.000.000) человек!

Потом Ройзман, заделавшийся экспертом по аграрному вопросу риторически вопрошает: «Не, можно и дальше мертвого упыря пытаться тащить из преисподней…»

Конечно, некоторые вопросы «личных впечатлений» остаются. Ройзман, который так хорошо «помнит» голод 30-х годов, конечно, не застал более ранние голодоморы, кои случались с интервалом в лет пять-шесть, и были обыденностью рыночной экономики. И, в общем-то, остались. Ройзман совершенно не помнит голодовок 80-х, 90-х годов XIX века, и не читал, что писали про них русские писатели-классики.

Ройзман не объяснил каким образом «усатый упырь» в те же самые годы (начало 30-х) уморил свыше 7 млн американцев всё тем же голодом и «дефармингом».

Почитайте в романе Стивена Кинга «Оно» каким пыткам подвергали в «добропорядочном» американском городке в 30-е годы бредших из ниоткуда в никуда голодающих граждан США… Цель пыток — доходчиво объяснить бродяге, что в этот чистенький городок заходить больше не следует… Посмотрите, как в фильме «Кинг-Конг» ворует яблоко актриса, три дня ничего не евшая… Это на уровне поп-культуры, так сказать, на поверхности, а нужно будет — можно и в труды более документальные залезть… Либерал и профессор ВШЭ И. Липсиц, автор учебника «Экономика 10-11 классы», изданном в 90-е годы отнюдь не склонен нагнетать ситуацию. Однако и он походя отметил про 30-е в США: «…Над страной опустился мрак безысходности, и голодная смерть стала реальностью: только за один 1931 год и только в Нью-Йорке от голода умерли 2 тыс. человек». 2 тысячи — это только со следами явного очевидного истощения, а вы добавьте к ним голодных, скончавшихся от легкой простуды и прочих мелочей жизни, от ослабления иммунитета…

Что, Сталин и Америкой тогда правил? Ройзман не поясняет, почему в те же годы был страшный голод в неподвластных (тогда ещё) Сталину и капиталистических Польше, Чехословакии, Румынии?

Откуда взялся хлеб на Севере, куда памятные Ройзману крестьяне «не могли уйти», если известно, что на Севере хлеб родится куда хуже, чем на юге? И кто были те загадочные коммунисты, которые «везде ставили заставы», мешая передвигаться более чем 90% населения? То есть — откуда они брались? Это какой-то отдельный народ, пришедший из степей Монголии, или же они из тех же самых крестьян и были?

Вопрос о голоде 30-х годов давно закрыт серьёзными историками. Давно доказано, что голод был всемирным, связан с особой комбинацией природно-климатических явлений в определённой полосе земного шара. А рыночная экономика не имеет резервов, не умеет противостоять природе. И молодая советская тогда тоже ЕЩЁ не умела. Голод 30-х был не первым, а последним голодомором. Он не открыл собой, а закрыл эпоху систематического голодания народов. Которая, повторюсь, неразрывно связана с недостатком прочности резервных мощностей в рыночной системе хозяйствования:

Антропологическая катастрофа человека в дореволюционном рыночном обществе описана многими. Так, её описывали настоящие (а не липовые, как Ройзман, 1962 г.р.) современники:

Известный мыслитель-монархист (расстрелянный в 1918 г.) М.О. Меншиков:

«…В старинные времена в каждой усадьбе и у каждого зажиточного мужика бывали многолетние запасы хлеба, иногда прямо сгнивавшие за отсутствием сбыта. Эти запасы застраховывали от неурожаев, засух, гессенских мух, саранчи и т.п. Мужик выходил из ряда голодных лет все ещё сытым, не обессиленным, как теперь, когда каждое «лишнее» зерно вывозится за границу».

Антрополог Элизабет Брейнерд – наша современница, она работает с костями, описывает на основании точных данных ту же самую картину, что и Меншиков:

«…антропометрические данные российских детей в начале и первой половине двадцатого века были неудовлетворительными. Они стали улучшаться в период индустриализации страны (отметим, что это и годы «страшной» коллективизации) и стремительно пошли вверх в отношении детей, родившихся в 1940-е, 50-е и 60-е годы».

Меншиков, один из самых искренних авторов монархической направленности, точно описал реалии деревни с «кулаками»: он лично (а не как обкурившийся Ройзман, в грёзах) видел народ, особенно молодёжь – «ТЕПЕРЬ ОБЕССИЛЕННЫМИ», назвал и причину: недоедание, болезни бедности, невыносимые условия быта и труда.

Известный писатель Мельников-Печерский говорит в своих путевых заметках то же самое, и также указывает, что это началось во второй половине XIX века (память же о более ранних годах царизма у народа более светлая). Причину оба (Меншиков и Мельников-Печерский) видят в рыночных отношениях – когда на продажу сброшен страховой хлебный запас, «ранее часто сгнивавший за ненадобностью» — и в случае неурожая мужик лишён доступа к страховым запасам хлеба.

Доктор Элизабет Брейнерд подтверждает эти выводы, сделанные писателями по внешним впечатлениям от их поездок по России с помощью точных измерений: человеческий организм русского бедняка к началу ХХ века в буквальном смысле слова иссыхал и увядал, «порода портилась», костяк мельчал, ухудшались пропорции лица и тела, и т.п. И.А.Бунин в сердцах буквально кричал об этом в самом известном своём произведении:«Нищих, дурачков, слепых и калек, – да все таких, что смотреть страшно и тошно, – прямо полк целый!».

Вся эта «благодать» процветала в присутствии «самых трудолюбивых крестьян» в деревнях, тех самых ройзмановских «5-6 млн человек» которых современники «почему-то» называли «мироедами» и по «непонятным причинам» сильно ненавидели. Так сильно ненавидели, что с огромной радостью раскулачили, как только получили возможность — надеюсь, даже Ройзман понимает, что Сталин физически не поспел бы в каждую деревню на свой «личный проект»…

Сколько осанны пропето «перестроечными» асфальтными фермерами «крепким хозяевам», «трудолюбцам» кулачества! А может быть, попытаемся найти им современные аналоги? Вот знаменитое дело Цапков, дело о массовом убийстве в станице Кущевской. Наши дни, так сказать. Цапки кто? Может быть, они нефть качали? Нет, они разводили подсолнечник. Они как раз и есть те самые «крепкие сельские хозяева», «трудолюбцы-кулаки», погрузившие своих земляков в великий ужас и великую скорбь…

А почему? Да потому что или люди живут вместе, довольствуясь малым. Или кто-то один живёт за всех. Забирает себе всё сладкое, что есть в жизни. А другим оставляет только горькую полынь жевать. Вот где правда жизни, а не в болтовне Ройзмана…

Цапки славились на всю округу. Они помогали властям, милиции щедрыми пожертвованиями. Их много лет приводили в пример, как «возродивших деревню фермеров», как «соль земли» и «совесть села». И если бы не массовые убийства, то они доселе бы красовались на аграрных форумах, поучая, как жить и внушая в асфальтного топтуна Ройзмана, коренного горожанина, трепет перед «кулаком-тружеником»…

Вот только их земляки, забитые и запуганные, сегодня не находят ни одного доброго слова, вспоминая о зверствах Цапков. Но вы учтите, что Цапки — это наши дни, щедро разбавленные гуманизмом и информационными возможностями ХХ века! А вот теперь мысленно перенесите Цапков в XIX век, в котором никто не слышал о «правах человека», и в котором нет телевидения, интернета, высокопродуктивных технологий… А есть только соха на поле и тоска в груди…

Для меня совершенно очевидно, что 90% населения страны никто и ни к чему насильно принудить не может. Для меня очевидно, что «коммунисты» Ройзмана — те же самые деревенские крестьяне, иногда в солдатских шинелях, иногда просто с партбилетом в кармане, но ДЕРЕВЕНСКИЕ. Они видели кулаков в деле, видели их воочию, в отличии от Ройзманов и Собчаков.

И русская деревня очень жестоко (тут не спорю) расправилась с кулаками, потому что кулаки её очень сильно «достали». Не только так, как «достали» жителей Кущевской Цапки, а гораздо, гораздо сильнее.

В раскулачивании мужик видел отнюдь не личный проект Сталина. В раскулачивании мужик-бедняк видел свой личный проект, свой единственный шанс на достойную, человеческую жизнь, которой иначе у него никогда бы и не было, на радость ройзманам.

И мужик-раскулачиватель воевал не только с кулаками-Цапками. Он потом воевал ещё с лучшей в мире немецкой армией, и разбил её, и дошёл до Берлина, ясно и трезво понимая, как и почему сильно не хочет возвращаться в «старый прижим».

Потому что или ты отвоёвываешь себе жизнь, или тебя её лишают. Товарищ Сталин в этом деле — лишь помощник, координатор. Он помог лапотным мужикам дойти до МГУ и МГИМО, до должностей министерских и директорских. Но главное дело они сделали сами: взяли в одну руку топор, в другую винтовку и ОТСТОЯЛИ СЕБЯ, собственное будущее.

И мне это очевидно, хотя я такой же избалованный горожанин, как Ройзман. Я тот самый ротозей из старой песни:

… Будь такие все, как вы ротозеи,
Что б осталось от Москвы, От Расеи?
Все пошло б на старый лад, на недолю,
Взяли б вновь от нас назад Землю, волю;
Сел бы барин на земле злым Малютой,
Мы б завыли в кабале самой лютой.

Так вот — я именно тот самый ротозей. Меня в прежние годы УБОЛТАЛИ Ройзманы, да и при виде крови у меня в юности делались колики. Я же не деревенский парень, приученный убоем скота к кровопусканиям. Мне покажи, как рыдает кулацкий мальчонка — я сам зарыдаю… А вот когда он подрастёт и засунет меня в расчленительную мясорубку — тогда уже поздно будет что-то понимать…

+++

В заключении скажу, как литературовед: образы нежити в фольклоре очень тесно связаны с социальными условиями. Например, образ «зомби» гениального режиссёра Д. Ромеро — это отражение тупого и алчного городского каннибала потребительского общества ХХ века. В XIX веке такого образа, как зомби — нет. Там мы встречаем вампиров, которые явно привязаны к феодальной аристократии, и являют прозрачный намёк на дворянство, резвящееся ночами на балах (когда труженики спят) и сосущее из тружеников кровь.

А ещё мы там встречаем образ упыря. Упырь — не аристократ, не дворянин. Он очень тесно связан с землёй, с хтоническими силами почвы. Он вылезает из земли — грязный, неряшливый, и пожирает человека. Прообразом упырей в народных сказках является деревенский кулак, выбившийся «из своих», из мужиков.

Я всё сказал…