ЯЩУР. Катастрофа британских фермеров

Коровье бешенство

Первый европейский запрет на экспорт британского мяса был введён в 1996 году, в результате вспышки т.н. «коровьего бешенства» и только по первоначальному подсчёту обошёлся агропромышленному комплексу Британии в 675 млн. фунтов стерлингов. Окончательно отменён он был лишь 10 лет спустя, после выполнения Великобританией целой серии очень тяжёлых и затратных условий.

«Коровье бешенство», так же известное, как губчатая энцефалопатия крупного рогатого скота (BSE) — это нейродегенеративное заболевание, способное мутировать и распространяться на человека. Штамм, поразивший британских коров, был способен вызывать болезнь Крейтцфельдта-Якоба (vCJD).

Первый подтвержденный случай «коровьего бешенства» в Великобритании был зафиксирован в 1986 году, но когда именно всё началось на самом деле, сказать невозможно, поскольку инкубационный период может составлять от нескольких месяцев до восьми лет. Британское и ирландское расследование причин вспышки болезни показало, что она была вызвана в Великобритании  употреблением рогатым скотом кормов с добавлением костной муки, сделанной из останков инфицированных коров.

На сегодняшний день в Великобритании зарегистрировано 177 случаев заболевания «коровьим бешенством» людей. Последний такой случай был зафиксирован в 2012 году. По данным Всемирной Организации Здравоохранения, передача болезни людям происходит в результате употребления ими мяса заражённых коров. При появлении первых симптомов, пациенты обычно испытывают депрессию, апатию или беспокойство. Им трудно ходить. К моменту же смерти жертвы «совершенно неподвижны и немы».

Что же касается животных, то заболевший крупный рогатый скот становится все более агрессивным, поскольку его нервная система начинает выходить из строя, и коровы теряют контроль над движением.

По современным подсчётам ущерб, нанесённый британскому сельскому хозяйству той эпидемией, приближается к 1 млрд. фунтов стерлингов, без учёта урона смежным отраслям.

Но эпидемия, пришедшая пять лет спустя, была гораздо обширнее.

Вспышка

Узнав параметры запрета на экспорт британского мяса, введённого ветеринарным комитетом Европейской комиссии, президент Национального союза фермеров Бен Гилл сравнил его со «взглядом в бездну». Связано это было с требованием забоя всего поголовья скота, пострадавшего не реально, а всего лишь потенциально. И эти требования были безоговорочно приняты министром сельского хозяйства Великобритании Ником Брауном. Фермерам была обещана компенсация по полной рыночной стоимости за каждое забитое животное. Насколько ущербным оказался такой подход, выяснится уже очень скоро.

Сразу же ученые из Министерства сельского хозяйства организовали обширное расследование, чтобы проследить происхождение вспышки, начавшейся на скотобойне «Cheale Meats» в Литтл-Уорли. Три фермы, а также еще два поставщика скотобойни в Страуде, Глостершире и Селби (Северный Йоркшир), были закрыты на карантин и окружены пятимильными зонами, в которых движение животных было запрещено. Однако этим дело не ограничилось.

Вскоре выяснилось, что поставщики скотобойни были практически со всей Великобритании, включая Северную Ирландию, северную Англию и Шотландию. Правительство изучало пути перевозки скота, рассматривало возможность заражения по воздуху и через контакт с инфицированным инвентарём внутри грузовиков для перевозки, призывало фермеров к бдительности, высказывая опасения повторения вспышки ящура 1967 года, когда было забито полмиллиона голов скота. Ожидалось, что предпринятые меры пойдут на спад после истечения срока инкубационного периода болезни, длящегося до 14 дней.

Но, как выяснилось, это было только началом.

Забой

На первой ферме, где произошла вспышка и ящур, по началу, приняли за африканскую чуму свиней, практически сразу же было забито более 720 животных, а чуть позже — ещё 284 свиньи и 2 быка. В пределах зоны отчуждения находились ещё несколько ферм, где у животных не было признаков болезни. Тем не менее, в следующие дни там так же было забито до 1000 голов скота.

Обещанную компенсацию немедленно выплатили, но уже тогда остро поднялся вопрос, в итоге ставший основным: кто будет выплачивать компенсацию за потерю производства? Тем более, что в вопросе, касающемся свиноводства, как такового, всё так же было совсем не просто. Свиноводство как раз перед этим пострадало больше, чем любой другой сектор в мировом финансовом кризисе, который, докатившись до Британии, более всего поразил британское сельское хозяйство между 1998 и 2000 годами. Кроме того, глобальное перепроизводство привело к падению цен на свиней как раз тогда, когда британские производители свинины столкнулись с более высокими издержками из-за нового, строгого законодательства о защите животных, которое тогда еще не было введено их конкурентами по ЕС. Так что большинство британских свиноводов понесли убытки ещё в 1999 году. Затем в 2000 году отрасль пострадала от вспышки классической чумы свиней в Восточной Англии, которая, хотя и была быстро побеждена, но, по оценкам Национальной ассоциации свиноводства (NPA), стоила ей от 80 до 100 млн. фунтов стерлингов. Именно в таком положении свиноводство Британии и подошло к 2001 году.

Но то, что началось потом, не шло с этим уже ни в какое сравнение.

К середине марта по рекомендации санитарной службы ЕС было принято решение, в итоге обошедшееся очень дорого: забивать здоровый скот. И очень быстро забои скота приняли массовый характер. Они производились на всякий случай и их объёмы нарастали. Масштаб происходящего был таков, что очень быстро правительственные структуры просто перестали справляться с утилизацией забитого скота. Но при этом забивать его они не прекратили. Что в итоге вылилось в настоящий кошмар.

Когда министр сельского хозяйства Ник Браун появился на телевидении и заявил, что он “абсолютно уверен” в том, что вспышка ящура теперь находится под контролем, его заявление было встречено смехом. На фермах страны уже лежали горы разлагающихся туш, которые не утилизировали неделями. Весна в тот год выдалась отнюдь не холодной, и в ряде мест начало фиксироваться отравление сточных вод. Над британскими равнинами повис запах тления.

Британские фермеры описывали ситуацию следующим образом: «Там горы трупов, по которым ползают крысы, жирные от обжорства. Огромные крысиные стаи перебегают дорогу от одной зараженной фермы к другой, где о болезни не сообщалось. Пара дней — и там тоже начинают резать скот». В итоге ситуация не улучшилась — с нашествием крыс санитарная служба так же не справилась. Ведь для этого необходимо было решить основной вопрос с утилизацией, но выяснилось, что собрать достаточное количество ресурсов (топлива, дров, пеньковых мешков, грузовиков и экскаваторов для сборки погребальных костров) весьма проблематично.

В результате мор вспыхнул с ещё большей силой. Общее число локальных вспышек очень быстро подскочило до 164. Через несколько дней первые случаи были зарегистрированы в Йоркшире, Дербишире, Беркшире и Кенте. Количество объектов инфраструктуры, закрытых на карантин, достигло 867 за первые три недели с момента первичного обнаружения ящура.

Ситуация осложнилась тем, что после того, как грузовики для вывоза трупов забитого скота были всё же найдены, акции протеста начали фермеры Уэльса, не захотевшие, чтобы этот груз транспортировали через их графство, к тому моменту ещё не охваченное эпизоотией. Не говоря уже о том, чтобы утилизировать всё это на его территории.

В итоге количество не утилизированных трупов возросло ещё больше. Попытка вывоза их по железной дороге так же вызвала общественное возмущение — вагоны распространяли запах на всём пути следования. Фиксировались случаи, когда в одном месте скапливалось от 12 000 до 15 000 разлагающихся туш. Было неизвестно, являлись ли они заражёнными при жизни, или же были забиты «на всякий случай», но в таком виде они мгновенно стали настоящим аккумулятором заразы.

А значит, с одной стороны, продолжилось заражение и падёж скота, а, с другой, забой здоровых животных начался с новой силой.

Всё под контролем!

Сообщение британского правительства о том, что оно контролирует ситуацию, по жестокой иронии совпало с информацией о том, что под угрозой забоя оказалось полмиллиона племенных овец и ягнят — фактически, золотой фонд производства знаменитой британской шерсти. Причём, решение об этом так же было принято «на всякий случай». Причиной такого решения стало ещё и то, что ограничения на передвижение скота застали овец на равнинах, а овцы должны были вернуться на высокогорные пастбища и, таким образом, забить их стало проще, чем оставить.

Ликвидация такого огромного поголовья племенных овец (компенсация за что составила всего 50 млн. фунтов стерлингов) означала, что мор превзошёл по масштабам эпизоотию 1967 года, в которой погибло 442 000 животных. А если учесть, что к тому моменту уже было забито более 155 000 животных (из которых больны были 116 000), то любые комментарии и вовсе становились излишними.

В ответ на бодрые заявления правительства в Лондоне, ирландский министр природных ресурсов Хью Бирн сказал, что происходящее делает Великобританию “прокаженным Европы”. Он так же обвинил британские власти в том, что они не заботятся о своих фермерах, а о соседях — тем более.

В итоге британское правительство вынуждено было признать, что кризис теперь имеет «иной характер», чем считалось ранее, но продолжало настаивать на том, что вспышка находится под контролем, даже несмотря на серию “инфекций второй и третьей волны”.

А в это же время на британских фермах уже начинался массовый забой беременных овец. И теперь уже для британской племенной овечьей отары, насчитывавшей на тот момент около 22 миллионов голов, всё только начиналось.

Принцип домино

Очень быстро происходящее нанесло удар по другим отраслям экономики. Наиболее пострадавшей из которых стал туризм.

Первоначально туристическая отрасль теряла около 5 млн. фунтов в неделю. Но довольно быстро только в одном Уэльсе, по оценкам британского Управления по туризму, потери начали достигать до 3 млн. фунтов в день. В Шотландии потери туристической отрасли за первые несколько месяцев эпизоотии составили 225 млн. фунтов.

Эти цифры очень быстро стали сопоставимы с потерями, к примеру, в британском свиноводстве, где уже во всю пошло под нож племенное поголовье. Многие, наблюдавшие за этим процессом, вспоминали известное стихотворение «Последний из стада» одного из основоположников британской лирической поэзии Уильяма Вордсворта:

«Прошла в скитаньях жизнь моя,
Но очень редко видел я,
Чтобы мужчина, полный сил,
Так безутешно слезы лил,
Как тот, какого повстречал
Я на кругах родной земли:
Он по дороге шел один,
И слезы горькие текли.
Он шел, не утирая слез,
И на плечах ягненка нес» (с).

Это и в правду уже начало принимать черты настоящей трагедии, выхода из которой никто не видел. В том числе и представители туристической отрасли.

В течении нескольких месяцев 10 региональных туристических советов Англии, а также советов по туризму Уэльса и Шотландии показали не просто огромные потери. Они показали падение бизнеса от 33% до 75%, что по сути означало банкротство отрасли.

И это сразу же повлекло дополнительный удар по всё тем же фермерам, которых поощряли к диверсификации своего бизнеса в течение предыдущего десятилетия, в результате чего многие из них открыли фермерские гостиницы. Надо ли говорить, что именно они пострадали первыми. Убытки в этой части экономики выросли до 30 млн. фунтов в месяц.

В следующие недели под удар попали молодёжные хостелы, бизнес по бронированию билетов (особенно на праздники), по организации фестивалей, по национальным паркам и музеям, по ресторанному и гастрономическому делу.

Но список последствий этим исчерпан не был.

Дым от костров

Довольно скоро выяснилось, что сожжения такого количества забитых туш уже само по себе имеет последствия. Наиболее значительным из которых оказались выбросы в окружающую среду таких веществ, как диоксин — один из самых мощных известных канцерогенов, выделяющийся из костров при сжигании древесины, ряда масел и химических соединений, таких как ПВХ и дезинфицирующих средств.

По результатам исследования, проведенного для Департамента транспорта Британии, за шесть недель, в течение которых было уничтожено около 500 000 животных, выбросы диоксинов в атмосферу оказались сопоставимы с выбросами всех британских заводов за год. И это только за первые полтора месяца.

А только за один следующий месяц под нож было отправлено более 1,8 миллиона голов скота. И это была ещё даже не половина. Когда всё закончится, то по итогам неофициально будет подсчитано, что погребальные костры за время эпизоотии произвели достаточно диоксиновых соединений, чтобы накопить опасную дозу для двух миллиардов человек. Каковы были конкретные последствия для здоровья населения самой Британии, не озвучено до сих пор.

Но даже такая «грязная утилизация» была своевременно произведена не везде. К примеру, в Девоне более 174 000 мертвых животных так и сгнили прямо в полях, что, по заявлению Национального союза фермеров Великобритании, сделало большую часть округа “непригодной для жизни”.

Итоговое загрязнение на местах массовых утилизаций биоматериала привело к тому, что сельскохозяйственные угодья еще долго оставались неиспользуемыми после окончания кризиса. По примеру произошедшего в 1991 году заражения диоксином вблизи завода по производству химических углей в районе Болсовера, загрязняющий агент оставался в почве в течение многих лет, на протяжении которых там было запрещено культивирование любых сельскохозяйственных культур.

И по этой причине британским фермерам был причинён двойной ущерб. Потеряв скот из-за ящура, многие из них, в последствии, выяснили, что их фермы оказались загрязнены и непригодны для использования в результате недальновидной политики правительства Великобритании и ЕС. Как назвал это один из экспертов: «Одержимости правительства забоем».

Остров невезения

Эпизоотия длилась полгода. Только одной сельскохозяйственной отрасли она стоила до 10 миллионов голов скота и более 8 млрд. фунтов стерлингов прямого убытка. Агропромышленный комплекс Великобритании после этого удара уже не оправился. Финальной точкой для него послужила ещё одна вспышка ящура, повторившаяся через шесть лет. Она была иного масштаба, но, по большому счёту, являлась лишь «контрольным выстрелом в голову».

В рамках ЕС британское сельское хозяйство стало неконкурентоспособно, в следствии чего оно не восстановилось до сих пор. Результатом стало то, что в 2017 году, спустя целых 16 лет после «большого ящура», Великобритания всё ещё может обеспечивать не более 2/3 собственных потребностей в продовольствии — она производит лишь 61% того, что ей необходимо потреблять. А с учётом неблагоприятных погодных условий последних нескольких лет, в Британии и вовсе звучат заявления о том, что её фермеры «близки к суициду».

Количество тех, кто поддерживает «Brexit», среди британских фермеров не так велико, как среди промышленного пролетариата и жителей бывших индустриальных анклавом. Но, тем не менее, уровень его поддержки среди них тоже весьма высок. И причина очевидна: в период пребывания страны в ЕС с сельским хозяйством Великобритании произошло то же, что и с её промышленностью — в рамках европейской неолиберальной экономики они оказались просто не нужны. Вместе со всеми теми, кто был занят в этих отраслях. Несомненно, в Евросоюзе для его участников очень много плюсов. Но и очень много минусов. И, судя по тому, что можно наблюдать на примере промышленности и аграрного сектора, для Британии и её граждан вторых в итоге оказалось больше, чем первых.

(с) Павел Раста.