Кристаллы «сталинских учебников» (вопросы дидактики)

Информационная среда современного Запада призвана производить либо полуидитов, страдающих очевидным слабоумием с элементами зоопатий, либо шизофреников, рассуждающих тонко, сложно, много – но совершенно бесплодно в смысле предметности. Очевидно проявляется стратегия на ликвидацию рационального мышления, суть которого – в адекватном реагировании на реальность. На реальность «жертвы ЕГЭ» реагируют либо как животные, либо как вычурно-экзотические сумасшедшие.

Всякая проблема выставляется либо «непостижимой» (этим удовлетворяются идиоты), либо забалтывается с уходом в непроходимые дебри искусственно-усложнённого сюрреализма (этим удовлетворяются «искушённые» шизофреники). Если загнать науку в рамки рыночной конкуренции, то она превратится в оружие войны, которым просто опасно делиться с конкурентами (твоими потенциальными убийцами).

Потому задача угнетательского общества – не в том, чтобы воспитать людей, которые «всё понимают», а наоборот, сделать всё, чтобы люди не приобрели, а приобретя – утратили способность что-то понимать.

Человек с мышлением «чёрного мага» стремится,

-Во-первых, монополизировать все знания в своём единоличном (или групповом) владении, чтобы они не работали на посторонних.

-Во-вторых, всячески затруднить путь посторонних к адекватным знаниям, «увести» их в сторону, выставить «грибными и рыбными местами» те места, где, как раз, меньше всего грибов или рыбы.

Совсем отменить рациональное познание мира человеком ныне «маги» не могут (хотя века назад и пытались). Но их корыстные, угнетательские интересы очень сильно деформируют структуру образования, пытаясь вырастить «винтик»: узкого практического специалиста, неспособного к широте качественного мышления.

В идеале, такой «винтик» должен хорошо знать порученное ему хозяевами дело – и больше ничего. В общегуманитарном смысле из него делают или идиота (если поддаётся дебилизации), или – если видят его непобедимую любознательность – сумасшедшего.

Один из главных законов жизни: всё сложное – состоит из простых элементов. Какой бы сложной ни казалась «чёрная магия» и «каббала» капитализма – она при разборе сводится всего лишь к банальному страху «всё понимающих рабов», свойственного рабовладельцам всех веков[1].

Если люди обладают одинаковыми знаниями, думают одинаково – то они и жить будут одинаково (или стремиться так жить). А потому успешное преодоление чужого слабоумия или психопатий – лишает личного господства! Отсюда масонская теория «градусов посвящения», согласно которой каждый из 7 (или 33) уровней должен знать «только своё», а всё в целом не должен знать никто в пирамиде, кроме глазастой, отсечённой от пирамиды и парящей в воздухе вершины.

Поскольку в угнетательском обществе нет задачи просвещать человека, делать его умнее, а есть обратная задача – дебилизировать подчинённых, современная дидактика представляет из себя плачевное зрелище. Педагогика стала одновременно и примитивной, и вычурно-заумной, логика в преподавании предметов разорвана, изложение гигантского, выматывающего школьников, материала – бессвязно и бессистемно, учащимся вместо структурированного знания той или иной дисциплины предлагают аморфные нагромождения бессмысленной, а часто и беспредметной информации.

На этом фоне у всех, кто заботится, чтобы не вырастить из детей дебилов, большую популярность получило такое специфическое наследие советской эпохи, как сталинские учебники.

Феномен «сталинского учебника» — это блестящее, предельно полное и предельно простое, дидактически безупречное изложение материала + максимальная централизация мысли на базовых догмах. С одной стороны, это беспрестанная пропаганда коммунизма в том виде, в каком его видели сталинисты. С другой – это способ кратчайшим путём прийти к полноценному знанию химии или физики, математики или истории, и т.п. То есть получить знания по предмету, по которому ты хочешь их получить без идиотничания, клоунских кривляний, авторских выделываний, балагана и карнавальщины современного учебника.

Приведу лишь один пример. В сталинском учебнике сказано кратко и ясно: «Круг – это геометрическая фигура, ограниченная окружностью». Всем и всё с ходу понятно, усвоили, и пошли дальше.

Уже в учебнике 70-х годов (брежневского времени) начинается какая-то околесица: «Кругом называется фигура, которая состоит из всех точек плоскости, находящихся на расстоянии не большем данного, от данной точки», и т.д., и т.п.

Это неграмотно с чисто-научной точки зрения: фигура не может состоять из точек, потому что точка, по определению, не имеет площади. А фигура имеет площадь – тем от точки и отличается. Но самое главное – много ли поймёт о круге малыш из этого определения? Тут и взрослый человек «без бутылки не разберётся», а учебник ведь адресован несмышлёнышам, малышам!

Вместо того, чтобы понять геометрию, малыши после таких экзерциций возненавидят геометрию, а этого и требовалось «господам магам»…

+++

Чтобы донести предмет доходчиво и без искажений до учащегося – нужно не находиться с этим учащимся в состоянии конкурентной вражды. Это же естественно! Если вы с этим человеком враги, и кто-то в итоге будет жить вместо другого (получит «сладкое место», выпихнув оттуда тебя) – зачем тебе этого человека вооружать? Против себя?

Это объясняет, почему даже тонкие сталинские учебники – толковые, и даже толстые современные – бестолковые. У них цели разные: у сталинского создать полноценного грамотного человека, а у современного – напротив, демонтировать в человеке полноценность мышления, опасную для хозяев жизни.

На этом можно было бы и закончить (на радость марксистам), но я на этом не закончу. Я поставлю вопрос дальше: о неразрывной связи преподавания с цивилизацией в целом. Ведь понятно же, надеюсь, каждому, что преподавание не существует само по себе! Оно передаёт наследие определённой цивилизации, через эту передачу обеспечивающую своё сохранение во многих поколениях рода людского.

Если в первичном смысле мысль – всего лишь отражение любого раздражения органов чувств, то всякое событие в окружающем нас мире так или иначе отражается в мысли, и может быть сформулировано, как информация. Теоретически можно подсчитать, сколько листочков на дереве, сколько из них падают в осенний день, с какой средней скоростью, и т.п. Теоретически каждый, живший на Земле – часть истории, следовательно, в учебник истории можно записать его имя и биографию, но каковы же тогда будут объёмы этого учебника?!

Объёмы окружающей нас информации бесконечны, как Вселенная, они не могут передаваться в режиме коммуникации в полном объёме. То, что передают личности при её формировании – отцежено через фильтр, имя которому (одно из имён) – цивилизация. Из общего информационного массива выделяется пресловутое «наследие», то есть информация, которую цивилизация считает наиболее важной, наиболее значимой, максимально полезной.

В итоге все знают А.С. Пушкина, лишь немногие пушкиноведы знают по именам всех его друзей, и уж совсем никто не сможет перечесть по памяти всех современников А.С. Пушкина. Пушкин не просто жил, наравне с другими, в свою эпоху: он выделен фильтром цивилизации из их массы, оформлен отдельно под грифом «хранить вечно».

Может ли кто-то отрицать то, что я выше изложил? Может ли кто-то представить историю совсем без имён – или же с именами всех, кто жил, от Адама и Евы?!

И вот тут мы должны перейти от бесспорно-очевидного к тому, кто многим кажется спорным.

Нельзя ничему быть просто так важным, значимым, полезным. Всё, что важно – важно для чего-то. Что значимо – значимо в чём-либо. Что полезно – полезно для определённого дела. Огнетушитель очень полезен при пожаре, но чем он поможет при спасении утопающих?

Наследие цивилизации отобрано ею же – исходя из специфики её представлений о важном, значимом, полезном. И здесь проявляется закон единства цивилизации, её неделимости, взаимосвязи всех её элементов, многие из которых с виду вовсе не связаны. В 60-е годы конфликтовали «физики» и «лирики», но угасли они вместе: в мире, которому не нужны физики, не нужны и лирики, и наоборот.

Если исчезнет живая душа цивилизации, то всё её наследие воспринимается как мёртвый хлам, да и становится, в целом-то говоря, мёртвым хламом, макулатурой. Как зверь не видит ничего ценного, полезного или священного в человеческой библиотеке, так и человек, потерявший нить цивилизации – не захочет, да и не сможет поклоняться её сакралиям.

+++

Многим кажется, что ясность и здравость предметности в сталинском учебнике и его накалённый фанатизм – противоречат друг другу. На самом же деле, с точки зрения ОТЦ[2], они обуславливают друг друга.

Многие хотели бы отделить одно от другого, то есть совершенство доходчивой предметности сохранить, а идеологию «выбросить нафиг».

Мне же, много лет изучающему теорию цивилизации, представляется, что такое, с виду разумное, рассечение, невозможно. Ясность, полезность мышления и его централизация на каких-либо сверхидеях, централизация, доходящая до маниакальности (но локализующая маниакальность фанатизма на базовой догматике) – в истории человеческой мысли неразрывны.

Если человеческая мысль не будет разворачиваться от безусловных базовых ценностей, принимаемых как аксиомы – то она не сможет развернуться связно и соподчинённо, иерархически распределив предметы в рамках классификации.

С разрушением базового догматического ядра формирования человеческой личности эту личность ждёт, в буквальном смысле слова, помешательство. То есть смешение и смещение всех классификаций относительно друг друга, утрата оценочной способности разделять главное от второстепенного, значимое от незначительного, сущностное от случайного и т.п.

Без исходного фанатизма невозможны ни связность мысли, ни связное её изложение.

+++

Скептики говорят: единственная правда о жизни в том, что жизни нет. Всё остальное – «вольные допущения», становящиеся внушением для невольников идеологии. Скептики говорят, что «всемирно-историческая миссия пролетариата» адекватна не больше, чем древнеегипетский культ священных кошек или маниакальная идея денег у сторонников капитализма. Мол, единственная правда в том, что мы все умрём. А всё остальное – это сказки, сопровождающие нас в неизменность могилы.

Но я не разделяю мнения скептиков, вырастающего из атеизма. Я даже полагаю, что одним из доказательств бытия Божия, психологическим (хоть они и спорные, в отличие от физических[3], они тоже важны) – является та инстинктивная симпатия, которую мы испытываем, сталкиваясь с любой централизацией мысли.

Центрирование мысли на догматическом ядре преодолевает аморфность и «разбегание» мыслей, формирует иерархию приоритетов (от «самого важного», будь то даже «священная кошка» древнеегипетского храма, откладывается большая или меньшая важность других предметов). Центрирование мысли (вытекающее из догматического ядра в основании мыслящей личности) даёт представление о существовании Истины и о её Единстве (без чего невозможна наука), а так же инструмент разделения Добра и зла, без чего невозможна нравственная сфера.

Децентрированная мысль неизбежно приходит к сумеречному состоянию, в котором «все кошки серы», всё, связанное с добром так же спорно, как и всё связанное со злом, а Истину искать невозможно, да и не нужно – раз её нет (или их великое, неисчислимое множество).

[1] На этот счёт наш прозрачный век интернета разнёс по всей стране циничные откровения Германа Грефа, которому, как шутят, «вкололи сыворотку правды». Глава Сбербанка на Петербургском экономическом форуме говорил о том, что ему будет страшно, если знания окажутся в руках народа. Эпоха повсеместного распространения интернета тоже пугает руководителя «Сбербанка». «Как жить, как управлять таким обществом, где все имеют равный доступ к информации, все имеют возможность судить напрямую, получать не препарированную информацию, получать ее не через обученных правительством аналитиков, политологов и огромные машины спущенных на головы СМИ? „Как в таком обществе жить ? Мне от ваших рассуждений становится страшновато, честно говоря», — признается Греф.

В ходе своего выступления Герман Греф провел небольшой историко-религиозный экскурс, вспомнив сначала историю буддизма, а затем перешел к Конфуцию, отметив, что тот начинал как демократ, а закончил созданием учения о разделении общества на страты. Даосы, продолжил Греф, держали учение в тайне столетиями, потому что понимали — если народу даровать знание, кто он есть и что ему нужно, манипулировать им станет тяжело. Наконец, Каббала долгие годы оставалась тайным учением, так как власть предержащие не желали снять пелену с глаз народа и сделать людей самодостаточными.

——————————————————————————-

[2] ОТЦ – Общая Теория Цивилизации

[3] С появлением квантовой модели мира физика ещё более шагнула в сторону от материализма и атеизма. Наиболее яркое опровержение антирелигиозных доктрин связано с именем французского физика-теоретика Бернара д’Эспаньята, известного работами о природе реальности.

Ученый в своих трудах подробно изучает точки соприкосновения классической и квантовой моделей мира и объясняет несоответствия дуальной системы мироустройства . Главная философская доктрина ученого заключается в концепции «гиперкосмического бога» — незримого царства вне пространства и времени, которое, несмотря на свою нематериальность, может быть постигнуто человеческим разумом.

При этом познание не может быть абсолютным, и за пределами научных горизонтов всегда будет оставаться «завуалированный мир». Термином «гиперкосмический бог» д’Эспаньят объясняет важнейшие процессы квантовой физики, которые не могут быть описаны категориями науки. По философской теории французского физика присутствие этого Начала (или, как его еще называют, Независимой Реальности) будет вечным, как бы близко человек не подбирался к разгадкам мироздания.

Аналогично мнение о свидетельстве квантовой физики и Фримена Дайсона (Freeman Dyson), который заслужил мировую славу в научном мире своими грандиозными профессиональными достижениями . Родившись в Англии, Дайсон прожил жизнь в Америке. Он стал сотрудником Принстонского университета, когда там еще работал Альберт Эйнштейн. Позже он плодотворно сотрудничал с Ричардом Фейнманом.

Известность среди широкой публики ему принесли книги, затрагивающие ключевые вопросы о происхождении человека и Вселенной, мышления и генетики.Он стремился к изучению сущности Бога и души. Именно он, например, рассчитал, как мышление влияет на молекулы.

Дайсону принадлежит знаменитая фраза: «Бог — это разум, переросший границы нашего понимания». И это не просто звонкий афоризм или красивая фраза. За ней скрывается основная проблематика взаимоотношений науки и религии, т.е. взаимоотношений потенциально познаваемого в мире и принципиально непознаваемого, принципиально, несмотря ни на какие ухищрения, непостижимого в том же самом мире.