Метафизика Коллаборационизма

Обезьяны в вольере довольно быстро понимают, что за определённые жесты и поведение туристы бросают им фрукты и конфеты. Осознав это, обезьяны далее подчиняют всё своё поведение главной цели: понравиться туристам. В этом стремлении обезьяны не знают ни сдержек, ни стыда, как не знают они и смысла, который туристы придают их ужимкам. Обезьяны соревнуются в кривляньях за конфеты, туристы выступают источником, конфеты – целью, а ужимки и паясничание – инструментом.

О чём не могут, в силу недоразвитости, задуматься обезьяны? Они не могут задуматься, почему они в вольере и кто их туда посадил. Они не могут понять своего унижения – и не могут быть уязвлены превосходством туристов. Они не могут прийти к мысли о единстве обезьяньего рода, и о единстве интересов всех обезьян.

Они не могут также понять происхождения конфет и фруктов с целью самим производить то, что кажется таким вкусным. В их жалком и полуслепом умишке сладости самозарождаются в руках унижающих их, смеющихся над их паясничанием туристов…

Вся эта зоопсихология обезьяньего уровня в полной мере раскрывается в омерзительном пост-советском коллаборационизме[1] на территории бывшего СССР.

+++

После Второй мировой коллаборационизм довольно активно изучали. Например, по Хоффману (англ. Stanley Hoffmann), понятие разделяется на

— вынужденный коллаборационизм (нежеланное признание ситуации);
— сознательный коллаборационизм (попытка извлечения выгоды из ситуации).

Первоначально термин означал сотрудничество граждан Франции (к которому призвал нацию глава режима Виши маршал Петен в 1940 году) с немецкими властями в период оккупации Франции в ходе Второй мировой войны. Затем стал применяться и к другим европейским правительствам, действовавшим под германской оккупацией[2].

Но никто тогда ещё не знал, какие гомерические размеры примет коллаборационизм в конце ХХ века. Попытка извлечения выгоды во время расчленения своей страны, убийства своего народа, когда отбирают землю, растаскивают по чужим кошелькам все его средства к существованию, а тела – растаскивают на органы — многие ли на неё способны? Оказалось к концу ХХ века, что очень, очень многие… Вербовщики просто отбоя не знают от подонков, лезущих с предложением платных услуг по убийству соседей.

Коллаборационизм ХIХ века затмил все аналоги ХХ, включая даже и мерзость «перестройки». Мы – очень неблагополучное общество, в котором удельный вес подонков и предателей невообразимо велик.

Современный коллаборант совершенно равнодушен к любым издевательствам над своими страной и народом, не воспринимает «своими» никакие их проблемы. Всякая боль, кроме собственной — ему чужда и непонятна.

И нацелен только на одно: личный хапок любой ценой. Всё остальное представляется ему (в силу деградации его личности) «громкими и пустыми словами».

+++

Разгадка украинской (и вообще пост-советской) борьбы за интересы ограбивших каждого воров[3], за уничтожение собственной земли[4], своего народа[5] и будущих поколений[6], война с культурой и цивилизованным образом жизни, война за одичание[7] и взаимоистребление – проста. На определённом уровне социокультурной деградации из головы человека пропадает понятие «мы».

Любая группа принадлежности (страна, вера, нация, идеология, научная школа и т.п.) представляется фальшивкой: либерал чужд коллективизма и принадлежит только «себе, любимому».

Возникает и крепнет убеждение «нас нет».

Мол, всякое единство – лишь обман для «разводилова лохов», а с точки зрения дарвинизма есть только личный шанс вырваться наверх по головам других. На этом уровне кончается и человеческое в человеке, появляется обезьяна, канючащая (или ворующая, или силой вырывающая) конфеты.

Человек сведён к биологическому телу, которое стремится «выжить и устроиться». В сущности, это инстинкт низших биологических видов. Сверх тела ничего нет, оскорбить душу нельзя ничем, потому что очень долго учили, что души нет. И выучили, себе на голову: получили обезьяну в вольере, которая за банан какой угодно гопак спляшет…

Главная особенность коллаборанта – для него земляки и соплеменники (да и вообще любые люди) – утилизационный материал для обогащения и последующего бегства как можно дальше от мест преступления.

+++

Наиболее ярко видно на примере украинствующих дегродов, но относится и к другим пост-советским коллаборантам: они ведут борьбу за самоуничтожение.

То есть: каждый в отдельности думает, что хитёр и ведёт борьбу за своё личное блестящее будущее. Но если посмотреть сверху на всю картину, то в целом получается, что ОНИ ведут борьзу за самоуничтожение.

Ведь способность к коллективной самообороне в этом мире вечно перераспределяемых благ – одно из главных, и к тому же первое из условий самосохранения. Сохранить себя можно только в группе – которая, конечно, требует преданности в обмен на защиту. Одинокий человек становится лёгкой добычей сплочённых групп, стремящихся к перераспределению ценностей. Если он богатый – то не только лёгкой, но ещё и самой желанной и вожделенной добычей.

Для обычного человека это загадка и парадокс, для социопатолога – тут нет ничего неожиданного. На определённом этапе духовного растления и интеллектуального разложения большинство членов (в «светлом прошлом» сплочённой) группы пытаются конвертировать смерть своих близких в личную прибыль.

Все предают всех: майдауны свою страну, а руководство майдана – майдаунов. Это и есть современный коллаборационизм, типа украинства: солдат-каратель ворует у населения оккупированных территорий, офицеры у солдат, генералы у офицеров, руководство страны-паханата у международных «спонсоров» терроризма…

Если все наперебой предлагают свои платные услуги по убийству соседей – значит, общество переполнилось гноем социопсихического распада.

+++

Самоотрицание ведь не является монолитом: оно складывается из отречения от элементов.

А именно: от прошлого, от предков, от веры, от языка, национальной принадлежности, от культуры, и т.п. Из этой множественности самоотрицаний вытекает отречение от будущего: люди, отрицающие своё прошлое и настоящее – просто обречены. Одиночка не может выжить при столкновении со сплочённой группой.

Именно такова цена «юродства во украинстве», дошедшего уже до метафизического предательства: когда уже и веру и церковь выбирают по указке из США, меняя согласно политической конъюнктуре чужих интересов.

Готовность по первому требованию сменить и Патриарха, и алфавит (перескочить на латиницу) – ставит простой вопрос: а есть ли вообще хоть что-то, чего они предать не готовы? Где предел этого циничного холуйства в ожидании конфеты, и вообще есть ли он? И не противны ли они своей рептильностью даже собственным нанимателям?

+++

Самоотрицание пост-советского общества связано с его самоликвидацией.

Пропадают все «скрепы» (слово, ненавистное либералам), и общество превращается в толпу ничем не связанных, вожделеющих халявы одиночек-хапуг.

В таких условиях мы и лицезреем парад проституции всех видов, возрастов и разрядов.

Источник этой оголтелой проституции, в которой проститутки сбивают друг другу цену обилием предложения — ликвидация всего обобщённого и сверх-зоологического в человеке.

То есть – в течении очень долгого времени в человеке вытравливались отпечатки скрижалей и заповедей. Из существа, произведённого Книгой — из него делали обратно существо произведённое Природой. А в дикой природе нет ничего над-зоологического, он весь сведён к алчущей поживы животной особи.

Из такой дегенеративной позиции вытекает и самоотрицание, суть которого – помощь и поддержка собственным убийцам-«стирателям»[8]. Для того, чтобы наши народы вели себя так, как они себя ведут с 1990-го года – нужно, чтобы какие-то очень важные и глубокие настройки были сбиты и нарушены внутри человека.

Как так получилось, что человек в массе своей – кстати, далеко не бедствовавший и отнюдь не голодавший – психологически созрел и перезрел для вербовки любым врагом? Для вербовки под любую пакость – лишь бы она оплачиваемой была, или хотя бы сулила оплату?

Откуда в таких количествах выплеснулась эта жрущая всё живое биомасса, эта беспозвоночная слизь украинизма, свойственная, кстати, далеко не только Украине, а скорее – всему пост-советскому пространству, зоне отчуждения психологического Чернобыля, зоне зловещих мутаций ума и духа?

И чем чревато торжество этой беспозвоночной слизи, «толерантной» к любым абстрактным конструкциям в силу непонимания самого принципа обобщения мыслей? Явно ведь не тем потребительским раем тунеядцев, о каком мечтали халявщики распада на заре безумств…

+++

Значение книжной скрижали, завета, абстрактных ценностей и идеалов в формировании рода человеческого так велико, что сам по себе «человек разумный» — неразрывно связан с обобщающей мыслью.

Любой представитель вида «человек разумный» — это «человек книги», человек скрижали, человек заповеди. Он по сути своей — не плоть, а текст. Текст торжествует над плотью, как абстрактный идеал над конкретной выгодой ситуации.

Если же мы представим себе «человека инстинкта» — то это будет уже не совсем человек. И в определённом смысле – совсем не человек.

Человек биологического инстинкта (его «рыночная» хватательно-поглотительно-похотливая модель) – уже не «человек разумный», поскольку разум находится над инстинктами, а не внутри них. Дело даже не только в противоположности разумного (доброго, вечного) инстинктивному (тёмному, зоологическому), хотя и она имеет место.

Дело именно во внеположенности, выделенности за грань инстинктов разума. Разум вообще находится вне биологического существа человека (для материалистов – немыслимо), его абстрактные суждения идут так, как если бы никак не были связаны с конкретным материальным носителем.

Какое отношение к плоти конкретной особи имеет, например, мечта мыслителя, чтобы его помнили через много веков? Как это стремление может помочь плоти, удовлетворить её потребности?

Человек формируется абстрактными идеалами – и слабоумные остаются в стороне от этого процесса. Человек не может принять то, что для него непостижимо. В определённых обстоятельствах абстрактные ценности разрушаются – и возникает психология коллаборанта…

+++

У современного коллаборационизма, принявшего особо-массовые размеры (на порядок превосходящие масштабы предательства во Второй мировой войне) – абсолютная толерантность к попранию любой обобщающей идеи, любого символа, осквернению любых святынь.

Как показывает опыт Украины (да и России, по большому счёту) – порог недопустимого стремительно снижается у коллаборантов, они легко и дёшево соглашаются на любые уголовные преступления и духовные отступничества.

Измена роду, отказ от вида, попрание могил предков, надругательство над памятью, верой, языком (покорно в угоду дрессировщику меняемому на идиотский, издевательский новодел), циничное пренебрежение к судьбе и жизни всех соседей, ближних, а потом и к собственному будущему – сопровождает кровавого шута пост-советской коллаборации от колыбели до могилы.

Эта обезьяна, в своём стремлении понравиться насмешливым туристам, быстро и легко переступает все грани допустимого для человека поведения, порой парадоксально сочетая трусость с жестокостью, истерию с равнодушием, криминальный беспредел с лакейской услужливостью.

+++

Суть пост-советского коллаборационизма украинствующего типа – проста. И ужасна в своей простоте.

Пост-советизм породил пост-человека, вторичного примата (дегрода), в психике которого полностью отсутствуют все обобщающие способности. Для этого преступно-угодливого кровавого и беспринципного холуя, метафизического наёмника, нет никакой системы, масштабами превышающей его свинское корыто. Ничего, кроме личной хищности, в голове не умещается – такая уж это голова…

Развиваясь и усложняясь, человечество породило коммунальные системы, нити неделимо-общего выживания, сходящиеся, согласно корнесловице, в коммунизме. Прежде всего, это общие водопровод, системы отопления, электроснабжения, газораспределения, многоквартирные дома и дороги общего пользования. Но в более широком смысле такими же коммунальными системами (кондоминиумами) выступают здравоохранение, образование, права трудящихся, пенсионная система и т.п. По мере научного прогресса появлялось всё больше и больше неделимых сетей общего пользования, которые обслуживают сразу всех.

Для коммунистов такой рост неделимости коллективного (коммунального) жизнеобеспечения городских коммун[9] — фундамент коммунизма. При таком подходе коммунизм оказывается неизбежным – если считать неизбежными технический и духовный прогресс общества.

Если же общество деградирует – то коммунизм, как и многое другое, вполне себе «избежен». Для вторичного примата (дегрода), для обезьяны, живущей надеждой на подачку и хапок – любые коммунальные системы слишком сложны. Уровень обобщения (заложенный в водопроводе, центральной котельной или единой образовательной программы школ) – слишком сложен и непостижим на уровне простейшей психики примата.

Поэтому мы и получаем разрушение коммунальных систем в широком смысле этого слова (как всех и любых систем неделимо-обобщённого блага для населения) руками вторичных приматов.

Этот процесс идёт сам по себе, потому что приматы не понимают обобщения благ, растаскивают их сперва как несуны, потом как приватизаторы. Но когда иностранный оккупант начинает координировать процесс, то из дегрода образуется коллаборант украинского типа, то есть растащиловка дополняется премиями за растащиловку от оккупанта.

+++

Существует принципиальное отличие коллаборанта от младшего союзника (сателлита).

А именно: продавшись, коллаборант прислуживает безусловно и безоговорочно.

Он не имеет никаких собственных базовых обобщённых ценностей, которые преследовал бы сам по себе. Он – обезьяна, которая работает за конфету. Смыслами его снабжает оккупант через рекламу бутиков…

+++

В основе абстрактных ценностей у личности лежит сверх-биологическая мотивация. Это делает человека человеком, без этого он был бы дрессированным зверьком. К дрессированному зверю пост-советизм постепенно и подводит, позаимствовав из прошлых веков глубокое духовное растление человека.

Пока оно было глубоким – оно вершилось внутри и было мало заметным. Когда опухоль картины мира дала метастазы в мотивации человека – началась деградация ценностей. А следующие метастазы пошли уже в поведенческую сферу – и только тут их можно увидеть, измерить, сфотографировать, и т.п.

В этом тёмном мире мародёров всё общее, обобщённое и обобществлённое не имеет никакой цены для дегродов. Любой артефакт цивилизации рассматривается под одним углом: что от него можно оторвать мародёру для личного обогащения. По сути, современная Украина – это пиршество гиен над трупом цивилизации, складывавшейся последовательно (путём насыщения умов книжной премудростью и абстрактными идеалами) на протяжении тысячелетий.

+++

Коллаборант не является идейным противником своих соплеменников или идейным единомышленником оккупантов. Этим коллаборант отличается от изменника, предателя. Те осуществляют перерождение души, а у коллаборанта просто нечему перерождаться.

Коллаборанту чужды любые глобальные процессы и макро-проекты. Он примыкает к любой власти, как только почувствует её силу – и пытается использовать её как отмычку для своей личной грабительской деятельности.

Поэтому коллаборант предаёт всегда и всех (включая и собственное личное будущее) – в его холуйстве перед действующей силой всегда заложено ликование при появлении новых сил.

Пост-советская практика это очень ярко иллюстрирует. Её основные акторы выступают именно коллаборантами (а не идейными отступниками) – сложив ядро из членов и даже высокопоставленных функционеров КПСС и ВЛКСМ. Как правящая советская партия умудрилась выпестовать такое число коллаборантов – важный вопрос, с которым нам ещё долго разбираться, а может, и детям-внукам останется расхлёбывать…

Но суть, мне кажется, ясна: сложились поколения вторичных гоминид, ориентированных на получение бананов за «правильное» поведение, и проверяющих правильность своего поведения бананами.

— Если бананов стали давать больше – значит, я всё правильно делаю, а если меньше – значит, я что-то сделал не так…

Измерение разумности прибылью приписывается капитализму, что, как минимум, недопустимое упрощение сложности капитализма, как исторического явления. Ибо поведение современных дегродов восходит к зоопсихологии, а вовсе не к XIX веку расцвета классического капитализма (стоявшего на классической книжной учёности, если что).