«Организм человечества» и смыслы цивилизации

Интернет пестрит многокрасочными «исповедями эгоистов» — как Некто уехал жить в США, Бельгию или Англию, или ещё куда – а потом вернулся, потому что не понравилось. Или не вернулся – потому что понравилось. Одному там зашибись, он нашёл, чего искал. Другому нет, он чего искал – не нашёл, и разочарован сказками про «великую западную цивилизацию», в которой, якобы, так хорошо жить человеку. Что роднит эти враждующие между собой, идеологически-противопоставленные байки? Их роднит «аксиома эгоизма» биологической особи. Человек, просто по умолчанию, изначально – принимает как догму, что его жизнь, его личные удовольствия – высшее и главное, что есть во Вселенной, и весь мир создан исключительно для его наслаждений.

Человек хвалит тех, кто ему в этом потакает, и ругательски ругает тех, кто каким-то образом (чаще всего, перехватив сладкий кусок) мешает ему полноценно наслаждаться животными удовольствиями. Одержимый бездумной самовлюблённостью человек едет на Запад, находит или не находит там то, чего искал, и в зависимости от этого потом строит свои россказни.

Человек с такими настроениями – паразит-утилизатор, и он опасен прежде всего, для страны своего пребывания. В России он опасен для России, но попав в США или Европу – опасен для США или Европы. Ведь он приехал не вложить, а взять. Его психология, в сущности, ничем не отличается от психологии вора, который выискивает себе на рынке киоск побогаче, чтобы не зря замок взламывать. Так «форточник» избегает лазить в нищие квартиры, и предпочитает влезать в квартиры побогаче. И его мотивы и цель не вызывают никаких сомнений. Вряд ли можно «форточника» считать «патриотом богатых квартир», хотя он и лезет вон из кожи, чтобы их отыскать и в них пробраться…

Мы общество с разрушенным сознанием, и мы в значительной мере утратили иммунитет против паразитов-утилизаторов. Мы зачастую затрудняемся им возразить по существу, когда они определяют человеческую цивилизацию совокупностью удобств и льгот для «себя, любимого».

Они, порой искренне, верят, что вся человеческая цивилизация родилась из поиска удобств эгоистами. Будучи паразитами, они обладают «перевёрнутым сознанием», то есть воспринимают всё прямо противоположным нормальному образом. Не иначе, а именно с точностью, но до наоборот. Они всё худшее, безобразное – воспринимают своим «волшебным зрением» как лучшее, но всё лучшее и прекрасное – видят гнусным и безобразным.

Нормальный человек понимает, что удобный унитаз – это придаток к мыслящему существу, которому, в числе всего прочего, нужен и унитаз тоже, «стопятьсотым» в списке потребностей. Паразит с перевёрнутым восприятием видит всё наоборот: это мыслящее существо – придаток к удобному унитазу, и без унитаза оно ровным счётом ничего не стоит[1].

В высшей степени странная и нелепая теория, в которой носителем цивилизации, её духа и наследия, выступает не человек, как учитель потомков и ученик предков, а керамическое изделие, унитаз! Ну, поставьте в клетку с обезьянами самый лучший унитаз, сильно ли он им поможет подняться до человеческого уровня мышления?

ОТЦ[2] сурова, но неопровержима: никакой самоценности в бытовых удобствах нет, они – всегда побочный продукт, возникающий автоматически, но вторично – там, где преемственно накапливают духовный опыт из поколения в поколение. Понятно, что космическим кораблям не обойтись без сортиров – но из этого не следует, что ко всякому сортиру прирастёт космическая ракета!

Как только бытовые удобства выставляются самоценностью и целью бытия общества – начинают пропадать и общество, и бытовые удобства. В борьбе за них всякий тянет одеяло на себя – и в итоге люди просто рвут одеяло на лоскуты. Если есть корень, ствол и ветви благородного лавра – то отрастёт и суповой лавровый лист. Но это вовсе не означает обратного: что из супового лаврового листа отрастут ветви, ствол и корни.

+++

Цивилизация ведь возникла не потому, что кто-то хотел лучше жить. Всякое животное хочет жить лучше: кошка тянется к теплу, спит возле батареи, крысы любят сыр, кабаны идут на свалки, где им выбрасывают много еды, городских пищевых отходов, и т.п. Есть известная поговорка – «рыба ищет, где глубже» — потому что рыбе там лучше. И что, создали рыбы свою цивилизацию? Научились они, при всей их жажде пожрать, хотя бы понимать рыбацкую хитрость крючка с наживкой?

Цивилизация, от самых её азов (выделение из животного мира) возникла не потому, что кто-то хотел жить лучше. А прямо наоборот: оттого, что нашлись существа, согласные ради неё перетерпеть временные трудности.

Цивилизация выстроена на жертвах ради будущего, а не на том, что вы всё слопаете, схарчите, что есть вокруг, включая и сами будущие поколения (с помощью «планирования семьи»).

Конечно, ослабление и расшатывание религиозных начал не могло не выдвинуть на первый план фигуру паразита. Того социального паразита, который от всех берёт хорошее, а сам никому ничего хорошего не отдаёт. Апологетика паразита раздвоилась на «правую» и «левую». «Правые» сочли вершиной мироздания паразита-хрематиста[3], предпринимателя-рвача, породив худшие образцы капитализма.

«Левые» считают вершиной мироздания паразита-анархиста, атеистического нигилиста, причём, в отличие от «упакованного» хрематиста, он может быть в рванине – но «очень свободный и никому ничего не должен». Отсюда идёт родословная современных «леваков» — «братьев по разуму» сомалийских пиратов. Отнимать и делить они умеют, а вот прибавлять и умножать – не обучены.

Какой из паразитов хуже, «правый» или «левый»? Оба хуже. «Правых» мало, но они крупные. «Левые» — мелкие нищеброды, но могут размножаться в огромных количествах, создавая гетто-колонии голодных тунеядцев, убеждённых, как и рвач-банкир, что весь мир им должен, а они – никому и ничего.

И те, и другие паразиты несовместимы с цивилизацией. Цивилизация изначально и всегда (пока она не начала разлагаться) – это проектное строительство, признание и понимание планов развития, которые требуют умственных и физических затрат, человеческого служения, самоотдачи человека великому общему делу – заставляющей человека жертвовать частью возможных удобств и удовольствий. Хочется спать или выпить, а ты встал по будильнику и трезвый пошёл на работу – мелкая бытовая ситуация, но ведь она лежит в основе цивилизованного образа жизни!

Ведь не могут же строить города и машины рыночные хищники, видящие в строителях мясо для расчленения и пожирания! Равно как не могут строить сложное и совершенное – пусть травоядные, но безмозглые приматы левачества, для которых свобода дороже учёбы и трудовой (а так же воинской) дисциплины.

+++

Строитель цивилизации – и это не гипотеза, а полностью доказанный закон – тот, для кого общественное выше личного. И это не пропаганда социализма, а холодная и отстранённая констатация анатомии цивилизации, как таковой. Здесь речь идёт не о том, что социализм кому-то нравится, а кому-то нет, нравиться или не нравиться может что угодно, о вкусах не спорят.

Речь идёт о том, что есть центростремительная сила, сила сборки множества элементов в единую конструкцию. И есть центробежная сила, сила растаскивания. Если личное благо человек ставит выше общего, то он будет растаскивать. Что растаскивать — спросите вы? А тут «алгебра», тут можно подставить любую величину. Он будет растаскивать всё, до чего дотянется. Он будет действовать в своём локальном биологическом времени, убивая будущее. Понимает он, что убивает будущее, что ничего не оставляет после себя грядущим поколениям, или нет – другой вопрос.

Некоторые смертопоклонники сознательно это делают, вооружившись цинизмом, принимая принцип «после нас хоть потоп». Большинство же, руководимое низшими инстинктами, этого не осознаёт, просто не сопоставляет своё «я» с цепочкой поколений и множественностью исторических эпох. Животное, к примеру, вовсе не со зла, а по природе своей просто не в состоянии вообразить какое-то течение времени и протяжение пространства за пределами своей биологической локации.

Для того, чтобы быть локалистом – не обязательно быть злым. Достаточно быть просто тупым – зоологические инстинкты остальное доделают за вас, можно даже сказать – без вас. Ведь они, инстинкты-то, поставлены обслуживать особь, а не какое-то умозрительное громадьё из преемственных усилий множества особей, одни из которых уже умерли, а другие ещё не родились! Инстинкты такого не то, что обслуживать – они и просто понять-то такого нагромождения не могут, оно (цивилизация) за пределами их возможностей восприятия.

Локалист в принципе не может понять, зачем десятки поколений хранят и переписывают, перепечатывают, и снова хранят, и снова тиражируют – какие-то скучные трактаты, если это «служение мертвецам» не только без прибыли, но ещё и затратно для биологической особи? Зачем животному на своих плечах тащить ковчег наследия цивилизации – и тяжёлый, и не съедобный?

Центробежная сила эгоизма не предполагает накопления благ для множества: она предполагает утилизацию всех наличных благ для себя одного. Чтобы успеть всё «доесть», прежде, чем сам помрёшь. Потому цивилизация и не могла родиться из поиска людьми благ для самих себя: из этого рождается, прямо и очевидно, грабёж и разбой.

Цивилизация рождается, когда человек «заморачивается» поиском благ для других людей, созданием благ не своего личного, а общего, общественного пользования. Когда человек молча думает – он может это делать для себя. Но когда человек записывает свои мысли – он явно и безусловно предполагает читателя! И даже когда человек начал озвучивать свои мысли вслух – он тоже предполагал слушателя.

Именно поэтому животные думают, но не имеют членораздельной речи и письменности. Их мыслительные процессы замкнуты на обслуживание особи, а потому и нет потребности их передачи вовне, другой особи. Животные заботятся о потомстве (и то не все), стайные — о локальной группе. Но им и в голову не придёт выдумать какие-то «общевидовые» ценности и обобщённые истины для всех представителей своей породы.

Понятие «общечеловеческие ценности» есть, но понятия «общезаячьи» нет и быть не может, поскольку внутривидовая конкуренция между животными острее межвидовой[4] (центробежная сила особей не преодолевается центростремительной силой коллективного разума).

+++

Коллективный разум формируется путём сложения идей разных людей в общее, сводное наследие человеческой мысли. Здесь очень сильны мотивы сотрудничества[5] – взаимного сохранения, сбережения мыслей, духовных достижений друг друга. Конкуренция особей формируется из их борьбы за ресурсы среды и инфраструктуры. Совладение идеями – усиливает идею, совладение материальными предметами – уменьшает личную долю по мере роста числа совладельцев.

Отсюда такая древняя и хорошо развитая готовность человека обобщать мысли, и такая же древняя неготовность обобществлять имущества (хотя в принципе это один и тот же, взаимосвязанный процесс формирования общего достояния).

Легче всего человеколюбие приживается в религии и философии. Тяжелее всего ему в сфере распределения материальных благ.

Человек, как носитель коллективного сознания, стремится к общению и обществу, человек, как собственник материальных благ – стремится к прямо противоположному. То есть всё в себя вобрать, и ничего никому не дать.

Конкуренция рыночных игроков – строится не на мотивах взаимного сохранения, а на мотивах взаимного истребления. Здесь нет центростремительного накопления усилий, а есть обратное: центробежное расточение, распыление взаимных усилий, аннулирующих друг друга.

Например, успех одного математика есть достояние всех математиков, чьё общее дело в целом двинулось вперёд. Но успех одного сыровара на рынке – это бедствие и даже банкротство для других сыроваров, закрытие их дела, разорение. Всякие усилия имеют шанс добиться цели или оказаться неудачными: и усилия сделать жизнь людей в целом лучше, и усилия по уничтожению одним человеком других.

Если усилия окажутся успешными – то либо жизнь человечества в целом станет лучше, либо – часть человечества окажется ввергнутой в бедствия и страдания, несчастья и вымирание.

Трагедия человечества в том, что львиную долю своих усилий, изобретательности и смекалки люди сознательно и изначально тратят на взаимное уничтожение. Только небольшая часть сил и интеллекта расходуется на всеобщее улучшение, подъём в целом – отчего скорость прогресса такая низкая. Почему, например, XV век не дал таких темпов прогресса, как ХХ?

Люди были другие? Нет, люди были антропологически те же самые, среда, ресурсы и континенты – те же самые. Просто в ХХ веке несколько больше усилий удалось затратить на развитие созидательной, а не взаимо-истребительной деятельности.

Люди в перерывах между взаимным убийством, в редкие паузы в геноцидах – успели выдумать трактора и станки ЧПУ[6]. Но и в ХХ веке лучшие инженеры и самые крупные ассигнования всё равно направлялись в сферу военного комплекса!

То есть наш прогресс, научный и технический, прямо и неразрывно зависит от нашей способности (или неспособности) взаимно отказаться от взаимного же истребления. Если мы все силы тратим, чтобы размазать друг друга – то на общий прогресс человеческого вида сил просто не остаётся.

Нужен переход от противопоставления умственных усилий к их сложению. Умственные усилия двух врагов обнуляют друг друга. Один придумал танк, другой противотанковый снаряд, в итоге сгорели и танк и снаряд, нет ни того, ни другого, а единственная продукция – множество трупов.

Но если бы мы сложили свои умственные усилия, как друзья, то вместо средств взаимного уничтожения у нас получилось бы общее средство взаимного облегчения. Ведь коллективный разум – в отличие от кошелька – не может быть достоянием одной особи по определению! Его рост – это сложение умственных усилий самых разных носителей мысли, разных времён, разных континентов, разной судьбы и цвета кожи.

Вот почему деньги противоположны Разуму. Не делиться деньгами – путь их сконцентрировать, а не делиться мыслями – путь к духовному и интеллектуальному обнищанию. Отдавая деньги – теряешь их, но отдавая мысли – развиваешь свои мысли! Там, где деньги идут на что-то интеллектуальное, инновационное – на них распространяется это свойство мира идей: увеличиваться при делении. Деньги в сфере высоких технологий ведут себя, как мысли, потому что перестают быть в полной мере материальным объектом.

+++

Означает ли эта очевидность лёгкую и быструю победу общего над частным, коллективного разума над личной выгодой? Нет. Коммунизм в СССР забуксовал – не в первый раз. Его много раз вводили, и он много раз буксовал, упираясь в мощь и реакцию звериных инстинктов человеческого существа. А это хищная жажда единоличного владения, захвата предметов общего пользования (хватательно-поглотительный инстинкт). Это порождающий садистские практики инстинкт доминирования. И ещё это инстинктивная тёмная жажда свободы-произвола, альтернативной неопределённости, противопоставленная определённости инструкций разума.

Понятно, что наука, пока остаётся наукой – признаёт верным только один ответ из множества. Она либо верит в Единую Истину (что связывает науку с религией пуповиной происхождения) либо прекращает своё существование, ибо дискутировать учёным в мире «множества истин» совершенно не о чем. Им нечего искать, не о чем спорить.

Но если наука столь тоталитарна (никаких «альтернативных кандидатов», «свободы выбора» в ответ на «дважды два») – то откуда же взялся весь либеральный плюрализм и толерантность[7] к извращениям, патологиям? Они – инстинкт животного. Животное не хочет ходить по размеченным, пусть оптимально, но другим существом, дорожкам. Животное желает блуждать по собственной воле, какой бы незрелой, глупой или нелепой эта воля не была. Зато своя, не чужая!

Либерализм мы не вправе рассматривать как чужое, постороннее, враждебное явление. Мы должны рассматривать его как собственное внутреннее заболевание, родовое, генетическое, связанное с долгим пребыванием человеческого существа в животном мире, наравне с другими животными.

Либерализм нельзя рассматривать как вредные идеи, которые злой человек внушает извне: либерализм, как испарения, идёт изнутри человека, и наиболее беспомощен он именно при попытке оформить его членораздельной речью. А сильнее всего он – когда неоформленный и неартикулированный, в смешанном и спутанном, первично-зоологическом виде.

Не тем он силён, что представляет какую-то интеллектуальную силу, убедительность, а тем – что доразумные и дочеловеческие инстинкты в нас бессловесно, но мощно отзываются на все его соблазны. Куда мы можем деть свой хватательно-поглотительный инстинкт[8], доминационный инстинкт и жажду личного произвола? Мы никуда их деть не можем, мы можем только трезво их осознать, научно описать – и, локализовав средствами разума, держать под разумным контролем. Понимая, что нельзя сделать две вещи:

1) Полностью подавить, ликвидировать инстинкты.
2) Наоборот, дать им полную волю, дать им разгуляться, целиком подчиниться им.

Первая попытка – подавить инстинкты – связана с коммунизмом, вторая – во всём им потакать – связана с либерализмом, капитализмом, неограниченной частной собственностью. Получается, что у человечества нет иного пути, кроме среднего, между этими двумя крайностями. Потому что вы не можете уничтожить инстинкты – но в обратную сторону это правило не работает: инстинкты-то вполне могут уничтожить вас. Только волю дай! Вы их до конца не раздавите – а вот они вашу человеческую сущность способны выглодать до донышка.