СМЫСЛ ИСТОРИИ: ВЕЛИКИЙ ПЕРЕХОД

Задумав рассказать вам, дорогие мои читатели, что такое цивилизация как таковая и чем все цивилизованные общества В ЯДРЕ сходны – при всех их внешних, формальных различиях, я, конечно, задумал дело трудное и тяжеловесное. Не раз уже, подступая к этому предмету, я то сам не понимал, что получается, то не мог выразить своего понимания доступными массам словами, уходя в дебри терминологической «абракадабры». Дело нужное, и вы, и я понимаем, но такое сложное! Типологическое родство постоянно прячется под толстым слоем сектантской схоластики множества эпох, смысл затемняет «отсебятина», прущая из уст амбициозных политиков каждого времени. Политик, часто бывает, помер уж давно, а то, что он нагородил сверх исходного смысла жизни – продолжает жить и отравлять раздорами людей, по сути, желающих одного и того же.

И тогда решил я поставить на обсуждение вопросы в предельной простоте. Ведь порой в вопросе и заключён ответ! Как только человек задумается, что есть какая-то цивилизация ВООБЩЕ, а не только кружок его текущей секты, как только вместо отрицания отцов попытается понять их тогдашние чаяния, и сравнит их с собственными – он уже, без дополнительной подсказки, многое для себя откроет.

Труден путь, читатель, но сладка награда! За этими вопросами, если вы возымеете мужество поставить их перед собой – вас ждёт искусство жить на Земле, и одновременно смысл жизни, и, вместе с тем, заветная связь времён, которая, по словам Шекспира, «распалась». А вопросы с виду не хитры:

Что такое цивилизация? (её предмет, предметность)
Как она возникла, где и когда?
Для чего, с какой целью её создавали те, кто её создал?
Что для цивилизации развитие?
И что следует считать её регрессом?

Приведу пример аналогичного разбора в отношении более простого предмета.

Что такое автомобиль?
Это транспортное средство для перемещения людей и грузов, использующее энергию двигателя для качения.
Где и когда возник автомобиль – красочно в лицах рассказывает история техники, но общий вывод: он возник там, где совместились потребность и возможность его сборки из наличных элементов.
Цель, с которой создавался автомобиль – преодолеть трудность, маломощность и тихоходность иных средств перемещения.
Прогресс автомобилестроения вытекает из его целеполагания: рост скорости, грузоподъёмности и безопасности (включая экологическую) есть развитие автопрома.
Регрессом мы считаем обратное прогрессу состояние, когда продиктованные целью системы цели решаются не более эффективно, чем вчера, а наоборот, менее эффективно.

+++

Прекрасно понимая всё это в отношении автомобиля, мы должны по той же схеме понять и цивилизацию. Начнём с того очевидного факта, что далеко не любой образ жизни является цивилизованным.

То есть всякий, даже малограмотный человек, понимает, что не всякое поведение можно назвать цивилизованным. Но если это понятно всякому и любому, то, значит, нужно ведь ясно и недвусмысленно описать формы цивилизованного поведения, их отличие от диких (животных) или извращённо-патологических форм поведения[1].

Значит, встаёт задача обобщённого описания цивилизованного образа жизни (сокращённо – ЦОЖ), основных его признаков и свойств, по которым его можно отличить от до-цивилизованной примитивности (животности), и от пост-цивилизационного вырождения (извращений).

Например, одним из ярких признаков, или свойств цивилизованного человека является развитая речь и развитая письменность. Этот признак очевиден во всех известных истории цивилизованных обществах без исключения. Речь и письменность объединяются понятием «коммуникация» (обмен мыслями), коммуникация же восходит к Коллективному Разуму, внутри которого индивидуальные сознания обогащают друг друга мыслями друг друга.

Благодаря получению, впитыванию чужих знаний и опыта в процессе коммуникации (речи, чтения, образования и т.п.) возможности индивидуального сознания возрастают на много порядков. Могущество человеческого Разума неразрывно связано с коллективным наполнением, а оно – с развитием коммуникации.

Индивидуальные возможности человеческого разума очень невелики. Подавляющая часть мыслей нашего мышления привнесена в нас (стала частью нас) извне, посредством коммуникации (образования, чтения, общения). Если отключить человека от этой внешней подпитки его разума, то он очень мало будет отличаться от животных[2].

Поэтому, рассматривая предмет цивилизации объективно и беспристрастно, мы обязаны признать, что коммуникация (речь, письменность, учёба) являются и основным источником, и основным процессом формирования цивилизованного общества. Рост доступа человека к коллективному разуму (ноосфере) – и есть главная задача цивилизации.

Она начинается в биосфере, где действуют законы биосферы (прежде всего, взаимного пожирания), и имеет целью перейти в ноосферу (где главный закон – сбережение и умножение всех форм духовного наследия).

Работа в этом направлении отличает цивилизованный образ жизни от примитивно-животных и вырожденных форм образа жизни.

Как основа жизни организма – выработка и обмен веществ, так и основа жизни цивилизации – мыслительная активность и обмен мыслями. Здесь можно выделить скорость генерирования мыслей и скорость оборота мыслей.

Первое (развитие способности генерировать идеи) – в значительной степени индивидуально, второе (способность их разносить, тиражировать, знакомить с находками одного многих) – общественная функция.

Цивилизация начинается с гениев, но если нет надёжного передаточного механизма – то гений (генератор идей) останется «вещью в себе», не сможет никак повлиять на развитие Коллективного Разума.

В самом деле, что с того, если вы придумаете нечто гениальное – но никому об этом не расскажете? Да никому из окружающих до этого и нет дела, нет любопытства к вашему открытию? В таком случае оно равно собственному отсутствию. Невосприимчивость среды аннигилирует даже самые блестящие и перспективные находки отдельно взятого ума.

Но здесь возникает цепочка смыслов, которая описывает логическую анатомию конфликта цивилизации с биосферой.

— Обострённый интерес к мысли рождает высокий авторитет у способных ярко и глубоко мыслить.

— Этот авторитет попирает формальный статус, происхождение, обладание капиталом, собственностью, наследство и т.п. Ведь если люди ценят в первую очередь мысль – они перестают поклоняться материальным фетишам успеха.

— Биосфера завязана на зоологический эгоизм, на культ собственного «Я», поставленный в центр всей картины мира. С точки зрения животного – оно ничего не должно миру, из которого всё нужное для себя берёт, сколько сможет урвать. «Не я создан для мира, но мир для меня».

— Если так, то я сужу мир, а не миру судить обо мне! Если я хочу, чтобы власть, уважение и влияние принадлежали моему наследнику, то я должен избавить его от экзаменов, от риска выглядеть глупым по сравнению с другими людьми в силу неспособности мыслить.

— Следствие этой смысловой цепочки – ненависть биосферы к мысли и мышлению, попытки его затоптать грубой силой, подавить, снизить авторитет образования и духовной развитости по отношению к формальным признакам (амулетам, талисманам) земной власти и уважения.

Что такое неограниченная частная собственность? Это костыли для того, кто в обществе равенства ощущает себя хромым.

Ненависть к ноосфере (столь явная в наши дни со стороны «приватизаторов») – это инстинкт самосохранения биосферы, ощущающей[3], что её «снимают», заменяют, переводят в какое-то иное, чуждое её естеству состояние.

Изначально-то ведь (например, у медведя или совсем дикого дикаря) разум очень мал и слаб, инстинкты же очень развиты и почти всемогущи. Мысли коротенькие, бессвязные, смутные и мало влияния имеют на поведение. Система же инстинктов, пронизывающая организм реагированием на раздражители – напротив, всеобъемлющая, ясная, недвусмысленная и цельная.

С развитием разума (в первую очередь, абстрактного разума) инстинктам приходится потесниться. Они в социализированном существе утрачивают и свою власть, и свою цельность, и свою однозначность. А поскольку система инстинктов является атрибутом живого существа, она реагирует на вытеснение как живое существо. То есть имеет потребность в самосохранении и самозащите.

С точки ощущения инстинктов абстрактное мышление есть заражение, червь-паразит, мешающий животному оставаться здоровым и полноценным животным. И потому включается по тревоге «иммунная система», стремящаяся выдавить из организма любовь к знаниям, к книге, стремление мыслить и к образованию. В итоге мы имеем современного дегрода эпохи либеральной приватизации, который не только не читает книг, но очень этим гордится, и на каждом углу с гордостью всем об этом рассказывает. У них есть даже поговорка на этот счёт: «пока ты учебники учил, я недругов мочил».

При всей сложности и многомерности процессов, породивших «перестройку» в СССР, её ход постепенно привёл ко всё более оголяющемуся и простому, без примесей посторонних мотивов, реваншу чувственного животного над абстрактным мышлением. Этот мотив среди множества оказался доминирующим, и в итоге избавился от всех «попутчиков».

Разные люди хотели разного – одни гуманизации карательных систем, другие роста уровня потребления, третьи – торжества «белого дела», но все остались «с носом», потому что всех оттеснил ЗВЕРИНЫЙ НАХРАП т.н. зоомахии[4].

Советское общество могло двигаться путём НАДСТРОЙКИ – то есть путём включения своих цивилизационных достижений в качестве подсистемы в более полную систему грядущего развития. Это путь роста над собой – когда не отрицаешь, а дополняешь прежде достигнутое. Наша ОТЦ – Общая Теория Цивилизации – и есть, может быть, запоздалая, но попытка идти путём НАДСТРОЙКИ, роста над собой прежними. Взять прежнее хорошее, ничего не растеряв, и дополнить новым хорошим – вот путь цивилизованного человека.

Достижения цивилизации неприкосновенны в том смысле, что единожды достигнутое благо бережно сохраняется навсегда. Но они не являются неизменными – потому что цивилизация стремится добавить к набору благ новые (не отрицающие, а дополняющие собой предыдущие).

Можно, для краткости и образности, сказать так:

Цивилизация – это лестница, по которой подъём открыт, а спуск – закрыт. Вверх ей двигаться не только можно, но и поощряется, а вот опускаться – строго запрещено. Так ниппель впускает воздух, но не выпускает его. Цивилизация наполняется благами и достижениями в одну сторону – не распыляя и не разбрасывая то, что единожды уже собрала. Оттого и растёт её могущество от поколения к поколению – ведь каждое новое поколение, получив наследие, дополнило его, но не растратило.

+++

Советское общество могло пойти путём НАДСТРОЙКИ, но оно пошло путём РАСПАДА, и эта историческая трагедия может быть преодолена только через понимание ОТЦ.

Через отделение вечно-прогрессивных идей (стабильного ядра всех цивилизаций) от той сектантской оболочки и шелухи, которыми ядро прогрессивных мотиваций обрастает, продираясь через тернии истории.

Ведь совершенно бесспорно: прежде чем «делать» цивилизацию, нужно сперва понять – что она вообще такое? Как же мы будем делать, строить, формировать то – про что даже не знаем, как оно выглядит и для чего служит?

Если ноосфера считает вершиной творения созидающую, творческую мысль, способную планировать, проектировать, накапливать знания до уровня «фактора геологического и космического влияния»[5] — то биосфера, активно сопротивляющаяся собственному вытеснению, вершиной творения ощущает и инстинктивно нащупывает ПАРАЗИТА.

Дело в том, что в биосфере ранги присваиваются согласно месту в пищевой цепи, и высшим, начальствующим, господствующим в ней является тот, кто в пищевой цепи выше. Лев – «царь зверей», потому что он ест антилоп. А если бы антилопы ели львов – они считались бы «царицами зверья». В силу тех же ощущений биосферы в рядах уголовников наиболее авторитетен «пахан», а не рядовой бандит. Бандит питается с «лохов», а «пахан» с бандита. Значит, «пахан» выше, более уважаемая роль.

Следуя этой смысловой цепочкой, мы приходим к ПАРАЗИТАМ как к вершине пищевой цепочки. Если глиста кушает льва, который кушает всех остальных – то она не только выше всех остальных, но и выше льва! Именно глиста, получается, наиболее приспособленная, и мир, получается, в конечном счёте, служит ей!

Это не каламбур и не балагурство, не игра праздного ума. В любом угнетательском обществе наибольший авторитет и уважение имеет именно рантье, человек «с правами, но без обязанностей», получающий, но ничего не отдающий. Рантье (латифундист, рабовладелец) стоит не только выше людей труда, но и выше организаторов производства, практикующих предпринимателей. У паразита общества, смакующего дары ренты, нет цели выйти в активные буржуа. Напротив, это у всех активных буржуа, всех практикующих фабрикантов стоит цель – по итогам трудов и нервотрёпки, если повезёт – выйти в рантье, в чистые паразиты общества.

+++

Именно поэтому мы и говорим, что капитализм с его активными акторами – недоразвитая, несформировавшаяся форма феодализма. Маркс считал иначе, он думал, что из феодализма переходят в капитализм, но мы-то видим на практике обратное!

С нашей точки зрения капитализм и «свободный рынок» – это половинчатое рабовладение, сильно разбавленное гуманистическими идеями христианской цивилизации[6].

Если в спирт наливать воду, то получится водка, а если в рабовладение античного типа заливать разного рода, пусть даже оторванные от жизни или лицемерные, но говорливые теории человеколюбия – его ядро начнёт размываться, размягчаться, появятся некоторые половинчатые формы свободы личности, которых в чистом рабовладении нет и быть не может.

Таким образом, капитализм – это не следующая за феодализмом формация, а промежуточная форма его полураспада. Экономически оголтелый капитализм всегда стремится обратно в рабовладение, в латифундизм, уйти от активной роли организаторов производства к пассивной роли получателя чистой ренты – важнейший мотив деятельности любого современного, ничем не ограниченного, капиталиста.

В частности, этому посвящена незаурядная книга современного коммуниста, написанная им в заключении, в тюрьме, куда он попал за свои убеждения, Игоря Данилова «ТЕЛЕГА ВПЕРЕДИ ЛОШАДИ»^[7].

«Почему же все-таки исчезло рабство?» – задается вопросом Данилов. И сам же отвечает себе: «Потому, что изменилась идеология. Прежде всего, из-за христианства, возможно частично из-за схожего мировоззрения «варваров», после завоевания Западной Римской империи «варвары» приняли христианство (если только раньше этого ими не были), что свидетельствует о том, что семена упали на благодатную почву.

Как видно, нет никаких объективных, в т.ч. экономических предпосылок для отмирания рабства. – делает Данилов совершенно верный и актуальный вывод. – «Оно не существует только благодаря морали и соответствующему законодательству. Но стоит только измениться морали и обстоятельствам, как рабство расцветет пышным цветом».

«Рабство эффективно функционировало в стране с самым динамичным развитием капитализма в мире – Соединенных штатах Америки. Просуществовав дольше, чем крепостное право в России, оно благополучно прекратило свое существование не от объективных причин и внутренних противоречий, а было уничтожено чисто военными методами. И то, что конфедерация оказалась в военном и экономическом отношении слабее Северных штатов якобы из-за рабства, из-за которого там было меньше населения (по не уточненным данным – 9 млн., из них 4 млн. рабов против 23 млн. в Северных штатах) и хуже развивалась промышленность – это натяжка под определенную теорию. И сейчас, несмотря на отсутствие рабства, через почти полторы сотни лет, эти штаты менее заселены, и промышленность там менее развита.

Капиталистическое промышленное предприятие не выдержит конкуренции с гипотетическим рабовладельческим. Недаром США время от времени грозится ввести санкции против товаров легкой промышленности Китая на том основании, что на их производстве используется труд заключенных»^[8].

Таким образом, опираясь на слова современного коммуниста, мы можем сделать вывод: без внеэкономических факторов христианской цивилизации не могло быть ни социальной, ни производной от неё научно-технической революции.

+++

Несколько упрощая дело, с точки зрения практической, могу сказать так: христианство и коммунизм для нас, как планка и мушка прицела. Там, где они совпали – там с очень высокой степенью вероятности находится общечеловеческая суть цивилизации. Но если мушка и планка разошлись – значит, мы неправильно целимся. Там, где коммунизм отошёл от христианского наследия мысли – он «ушёл не в ту степь». Там, где религиозный формализм начинает противоречить и противодействовать коммунизму – там тоже сбился прицел.

Понятно, что общая сборка ОТЦ – это не только христианство и коммунизм. Она, по большому счёту, вбирает в себя опыт древнего Египта и Междуречья, греков и персов, Аристотеля и Конфуция, индусов, американских индейцев и т.п. Но это не отменяет преобладания над исторической местностью двух вершин: христианской цивилизации, как авангарда человеческой созидательной практики на протяжении целого ряда веков, и СССР – предопределившего и сформировавшего собой всю цивилизационную громадность ХХ века.

Конечно, мы и Аристотеля, и Конфуция тоже туда подверстаем, тем более, что их базовые смыслы не противоречат христианским или советским нормам жизни. Если в СССР (в отличие от нынешней РФ) книг на помойку не выбрасывали, то ведь и Конфуций отнюдь не призывал их выбрасывать, да и средневековые католики очень косо посмотрели бы на смену вывески с «библиотека» на «винно-водочный магазин»…

В том-то и перспективное значение ОТЦ, что все великие мыслители тянут в одну сторону, и только социальные дегенераты – в обратную. Гениев мало – но их имена помнят тысячелетиями. Дегенератов много (больше, чем хотелось бы) – но они только икринки в безымянной биомассе, сильной не мыслью, а лишь общим давящим весом. Ноосфера хранит память о «своих», биосфера не имеет хранилища долгой памяти по определению.