Бесчестные маклеры: Германия на Балканах

Одним из побочных положительных эффектов начавшейся в 2014 году новой конфронтации с Западом можно считать издание многих давным-давно вышедших и нашумевших, но ранее российскими издателями не востребованных зарубежных книг, из которых можно понять, что «они» там сами о себе, мире и отчасти о нас думают. Это и «Империи. Логика господства над миром: от Древнего Рима до США» Герфрида Мюнклера, в Германии вышедшая в 2005 г., а до нас дошедшая с десятилетним опозданием, и «Анатомия американского национализма» Анатоля Ливена (разрыв между выходом на английском и на русском — те же десять с лишним лет), и «Муссон» Роберта Каплан, задержавшийся, правда, «всего» на пять лет (2010−2015), и многое другое. В этом же ряду менее известная, но ничуть не менее примечательная и достойная внимания книга Ральфа Хартманна «Честные маклеры». Германская внешняя политика и гражданская война в Югославии. Некоторые итоги». Она повествует о важнейшей и при этом крайне неблаговидной роли Германии в балканской трагедии девяностых. На немецком книга впервые издана в разгар событий вокруг Косово, закончившихся натовскими бомбардировками Сербии, тогда еще бывшей осколком большой Югославии и носившей ее имя. У нас — появилась лишь год назад.

Впрочем, удовлетворение от выхода этих книг несколько омрачается тем, что они явно предназначены «для узкого круга читателей», причем неуклонно сужающегося еще больше. Массы же по-прежнему ориентируют на информацию тщательно подобранную, предельно или вообще запредельно упрощенную, а главное — не провоцирующую лишних вопросов. Тема, которая затронута в книге Хартманна, несмотря на отсутствие прямой связи с Россией, это тоже касается. Ваш покорный слуга на одной телевизионной политической передаче во время обсуждения положения в Сербии, которое сопровождалось бурными проклятиями в адрес американцев, некогда практически единолично разрушивших Югославию, взял слово и деликатно напомнил, что главную роль в ключевой момент разрушения сыграли немцы. Ведущий с очевидной растерянностью уточнил: «Но американцы же присоединились?». Я подтвердил — да, но со значительным опозданием. Присутствовавший эксперт военно-силового толка буркнул, мол, сейчас в Косово крупнейшая американская база, а кто в итоге выгоду получил — тот все с самого начала и затеял. Зрителям этот фрагмент в итоге не показали, видимо, чтобы не рушить черно-бело-звездно-полосатую картину мира.

Между тем любой, кто еще не совсем потерял память или, опоздав к началу девяностых с общественно-политической зрелостью, способен и готов восстанавливать тогдашние события по источникам, совершенно очевидно: именно «IV Рейх», только что вобравший в себя ГДР, нанес страшный удар по Югославии признанием Словении и Хорватии, а затем и подзуживанием боснийцев. У ООН, Вашингтона и ключевых европейских контрагентов Германии ее возбужденная активность вызывала весьма неоднозначную реакцию, от молчаливой оторопи до явного неудовольствия. Помощник М. Горбачева по международным делам Анатолий Черняев приводит в своей книге «Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972−1991» слова французского президента Миттерана, сказанные им советского президенту и генсеку в последние недели существования СССР:

Очевидно, что Миттеран сгущал краски и проецировал реалии XX века на иную, в первую очередь по отношениям внутри Западной Европы, ситуацию. Да и Мейджор, как признался мсье Франсуа, несколько удивился его апокалиптическим настроениям. Но все-таки эти настроения родились не на пустом месте.

Название книги Хартманна недвусмысленно отсылает к словам Отто фон Бисмарка, накануне Берлинского конгресса 1878 года заявившего, что в мирном урегулировании по итогам русско-турецкой войны намерен сыграть роль «честного маклера». Итог, приятный практически для всех заинтересованных сторон, кроме турок и, как ни странно, России, известен. Известны и балканские дела на протяжении последующих почти уже полутора веков. А если что неизвестно или, точнее, подзабыто — Хартманн помогает освежить память.

С истинно немецкой добросовестностью автор начинает рассмотрение корней вопроса с периода того самого Берлинского конгресса. В фокусе его внимания не только Германская империя, но и Австро-Венгрия. Поначалу даже в главной роли — как, впрочем, и было в действительности. При описании перипетий последней трети XIX века Хартманн, увы, грешит тем же, в чем я выше укорил отечественный информационно-пропагандистский цех — упрощением картины, пусть и не в клинической степени. Он пишет о «сербофобии венских правителей, имевшей глубокие корни», но не упоминает, что Сербией до переворота 1903 года правила династия Обреновичей, сделавшая страну не просто союзником Вены, а фактически ее протекторатом. Да, широкие круги патриотической общественности подобное положение дел не устраивало, что и стало причиной свержения Обреновичей, но уделить пару строк немаловажному нюансу стоило бы. Да и в XVII—XVIII веках австрийцы и сербы не раз были союзниками в борьбе против турок, пусть это и было очень напряженное, неровное союзничество, порой из серии «друг хуже врага».

Рассказав о Первой мировой войне и всем известной роли «сербского фактора» в ней, Хартманн достаточно подробно останавливается и на Второй, когда очередной Рейх, уже объединивший Вену и Берлин, противостоял, в свою очередь, не просто Сербии, а объединенной вокруг нее Югославии. Автор подчеркивает, однако, что основная немецкая неприязнь падала именно на сербов. Доказательства — не только голая практика, но и предшествовавшие ей разнообразные «методические пособия», например, «Руководящие указания в отношении вопросов пропаганды против Югославии». Там, в частности, говорилось:

Ярчайшей «демонстрацией» такого рода стало создание под немецким патронатом усташского «Независимого государства Хорватия», которое превентивно «перебило сербских шовинистов» от мала до велика на своей территории. Вторым полноправным покровителем усташей, о чем говорит и Хартманн, был Ватикан. К сожалению, тема немецко-папистского сотрудничества в деле разрушения Югославии уже на следующем историческом витке раскрыта в книге крайне слабо — буквально несколькими цитатами, типа высказывания миттерановского министра иностранных дел Ролана Дюма:

Показательный штрих — Хартманн с огорчением пишет, что в Германии до сих пор очень мало знают о трагедии сербского города Крагуевац, где гитлеровцы казнили несколько тысяч гражданских сербов, хотя о чешском Лидице и французском Орадуре знают все. Учитывая, что в СССР упоминания трех этих трагедий шли в качестве примера преступлений III Рейха одной строкой через запятую, можно заподозрить, что в Германии, даже современной, со всем ее показным чувством «национальной вины», сербы в иерархии жертв и поводов для покаяния идут ниже французов и чехов. Выше или ниже русских — вопрос открытый. Такой подход, отметим, распространяется на обе мировые войны. В 2015 году на русском вышла книга директора Института новейшей истории Сербии Миле Белаяца «Кому нужна ревизия истории? Старые и новые споры о причинах Первой мировой войны». Белаяц показал, как столетний юбилей сараевского выстрела Гаврилы Принципа тяжеловесы исторической науки Англии, Франции и Германии встретили в состоянии трогательного компромисса, перекрестно сняв или минимизировав вину своих стран в La Grande Guerre, а основными поджигателями сделав Сербию и Россию.

Перед тем, как начать основной раздел книги, посвященный событиям девяностых, Хартманн приводит мнение ряда немецких историков, политологов и журналистов о внутренних причинах югославского кошмара, без которых любое внешнее вмешательство, конечно, не привело бы к тем результатам, к которым оно привело. Помимо понятных этнических, религиозных и социально-психологических причин, отметим оригинальную версию о том, что Югославия была… слишком успешна. Югославский социализм и социалистическое общество были успешнее, демократичнее, плюралистичнее, гибче и поэтому крепче, чем в странах Варшавского договора. Поэтому и ломать их пришлось отнюдь не «бархатными» методами. Здесь, правда, возникает вопрос, заданный и Хартманом, — кто был субъектом «слома», некие внутренние силы или, опять-таки, внешние.

Наконец, сам основной раздел, отдельные «эсклавы» которого встречаются в книге, структурированной довольно свободно, и раньше. Штрихи ярки, местами ужасающи. Перед нами трогательное единство немецкого политического класса относительно необходимости развала Югославии и признания Хорватии со Словенией, причем социал-демократы едва ли не активнее христианских демократов. Особое мнение, мгновенное клеймимое как «невероятное» и «отвратительное», лишь у наследующей СЕПГ Партии демократического социализма да отдельных чиновников вовлеченных ведомств типа МИД. Ведущие издания, то называющие Югославию «историческим выкидышем, созданным версальским диктатом», а сербов «наследниками Чингисхана» и «учениками Хусейна», то изображающие их на карикатурах «в виде валяющихся свиней, мутантных быков, хищных волков, кровожадных ящеров, змей с раздвоенными языками, стервятников, жрущих падаль, голодных гиен и здоровенных бойцовых собак» — сохранить хотя бы нейтралитет опять-таки смогли немногие.

Вопиющие двойные стандарты — поощрив отделение Словении с Хорватией и намереваясь проделать то же самое с Боснией, немцы, однако, всячески препятствовали встречному желанию самоопределиться боснийских сербов, ведь Босния «уникальное мультикультурное общежитие — образец для всей Европы» и его надо обязательно сохранить, разумеется, с доминированием мусульман. Оторопь международных организаций, европейских и заокеанских союзников — Буш-старший, не стремившийся к безоговорочному «умножению на ноль» ни СССР, ни Югославии, прекратил регулярные телефонные разговоры с германским канцлером Колем, а представитель США в ООН Томас Пикеринг с очевидной яростью провозгласил «рождение великой державы Германии». Помощь хорватам и боснийским мусульманам оружием, а затем, когда союзники по НАТО решили «если безобразие нельзя предотвратить — его надо возглавить» — наращивание участия в общих интервенционистских действиях. Сначала это участие активнейшее, но вспомогательное, затем, уже после Дейтонских соглашений, бундесвер напрямую вовлечен в их обеспечение, а в 1999 г. последние моральные и юридические препоны сняты — немецкие самолеты в авангарде бомбящих Белград.

Здесь, как ни странно, ближе к концу рецензии, скажем несколько слов об авторе. Он не просто немец, а немец восточный, и не просто восточный немец, а бывший кадровый дипломат ГДР, работавший в Югославии тринадцать лет, из них последние шесть — в качестве посла. Чувствуется, что ему, мягко говоря, крайне неловко за действия своей страны, а к сербам он испытывает нескрываемую симпатию, что даже приводит к некоторым упрощениям концепции, пусть и некритическим. Но и это не все — на еще более глубоком уровне сложно избавиться от ощущения, что объединившаяся путем аншлюса ГДР Германия для Хартманна в общем-то и не стопроцентно своя страна.

Не такими уж абсурдными были многократно осмеянные слова Эрика Хонеккера о появлении самостоятельной «социалистической немецкой нации», пусть эта нация и покоилась на фундаменте более давних расхождений и несходств между Востоком и Западом Германии. Еще на йоту понятнее становится и феномен «остальгии», и высокие результаты, получаемые в восточных землях партией «Левые» и правой, но тоже оппонирующей центристской системности «Альтернативы для Германии». Понятнее становятся и соцопросы, согласно которым на Востоке Путин едва ли не популярнее Меркель. Кстати, сама фрау канцлер на днях, поздравляя соотечественников с очередной годовщиной объединения, признала, что до конца оно так и не произошло. Не только Хонеккер, выходит, отчасти был прав — еще и Гюнтер Грасс, пытавшийся перекричать шумную эйфорию от падения Берлинской стены предложением вместо поглощения Востока Германии ее Западом создать конфедерацию с многолетним сроком сближения. Вот так «Честные маклеры» позволяют кое-что понять не только о внешней политике современной Германии, но и о внутренней, я бы сказал — о немецком нутре.

Послесловие к книге написал последний министр иностранных дел ГДР Оскар Фишер. Но еще до произнесения им абсолютно верного тезиса «гибель ГДР ускорила кризис в Югославии» я задумался о взаимосвязи и обратном отражении вех и явлений на этом участке карты и истории. В 1877—1878 гг. Россия очень дорогой ценой, большой кровью купила далеко не полное, но освобождение южных славян, не получив взамен практически ничего. Да, воевали, как считалось, в первую очередь как раз за освобождение, а не за геополитические трофеи, но уж слишком кричащим получилось соотношение потерь и приобретений, хотя просто стоявшим в стороне державам досталось явно больше. В формировании этого кричащего соотношения весьма активно поучаствовала Германия. А спустя сто с небольшим лет Российская империя в новых, хотя к тому моменту уже старых и разодранных советских одеждах, дала добро на объединение Германии по самому невыгодному и для России, и для Югославии, и для немалой части немцев сценарию. Можно сказать, что это была не Россия как таковая, а ее едва ли не самое бездарная и предательская за всю историю верхушка («едва ли» — потому что, увы, есть серьезные конкуренты). Это будет важное уточнение, но слабое утешение. Теперь уже косвенно сербы, да и другие югославяне дорого заплатили по нашим счетам. А если вспомнить, что предыдущее германское объединение случилось всего за семь лет до Берлинского конгресса и опять же с одобрения России, сплетение получится еще более замысловатым.

Сейчас ведомая Германией Европа и США в общем русле, но каждый на свой салтык и с мыслью о своих интересах стремятся окончательно закрепить отделение Косово от Сербии, и есть подозрение, что может опять не обойтись без крови. Россия хорошо если была бы в этот момент по-горчаковски сосредоточенной, но на деле она рассредоточена едва ли не сильнее, чем в перестройку. Остается лишь догадываться, что про текущий момент напишут в книгах тридцать лет спустя, смутно подозревая, что ответ уже есть в книгах о том, что было тридцать лет назад.