Я ТВОЙ ДОМ ТРУБА ФУРГАЛ

История с арестом хабаровского губернатора Фургала и последовавшими массовыми народными волнениями по этому поводу высветила несколько особенностей политического, так сказать, момента. Например, такой – у нас все знают о существовании двойного права, оно же выборочно действующее. Все более-менее с ним мирятся, но в условиях общего нарастания кризисных тенденций и, главное, перехода «правотворцами» всех границ выборочности и лицемерия терпение может оказаться небезграничным. Пусть и в одном отдельно взятом месте.

Скажем, когда судебный процесс и тюремный срок получил М.Б. Ходорковский, дерзнувший претендовать на перехват власти, в то время как олигархи, схожих претензий не выказывавшие, остались кто в неприкосновенности, а кто и с привилегиями, у многих это вызвало вопросы. Но, объективно говоря, для большинства граждан властелин ЮКОСа не выглядел такой уж замечательной альтернативой действующей системой. Для многих – так и наоборот. «Не хуже» оставшихся на свободе олигархов – вовсе не значит «лучше». Да и насчёт «не хуже» дело оценочное. Поэтому, кроме относительно неширокого в масштабах страны слоя, граждане если и не горячо поддержали приговор Михаилу Борисовичу, то остались к нему безучастными. Пусть порой и слегка недоумевая.

А какой стимул был рвать за него глотку? У граждан никакой личной связи с ним не было, кроме косвенной, но негативной. А именно – проживания в государстве, им и его классовыми товарищами обобранном. У хабаровчан связь со своим губернатором есть. Они протестно, но вполне осознанно проголосовали за Фургала в пику системе. И когда их избранника вяжут лишь за то, что он старался соответствовать народным чаяниям и сохранять некую самостоятельность в рамках системы (об открытом бунтарстве и речи нет) – да, это возмущает.

А подробности и общенациональный контекст происшествия и вовсе обнуляет почти любую возможность ссылок на то, что Фургал, дескать, не хуже, но и не лучше остающихся в неприкосновенности губернаторов. Понятно, что на любого во власти есть папочка с компроматом, а если нет, то можно целенаправленно надуть. Но задержание за организацию убийства полтора десятилетия назад – вы серьёзно? А в предыдущие годы, когда Сергей Иванович становился депутатом регионального парламента и Госдумы – не судьба была? Только сейчас, когда он сначала стал «протестным» губернатором на вызвавших столько раздражения у центра выборах, а затем постарался укрепить свои позиции и самостоятельность?

Арест Фургала – он ведь ещё и входит в пакет гонений на региональных лидеров, проявивших строптивость или имеющих недостаточно благородное, с точки зрения власти, политическое происхождение. Причём связь между попаданием в пакет и причинами этого попадания настолько очевидна, что просто спорить не с чем. Глава Чувашии Игнатьев (единоросс), проиграв аппаратную борьбу, но не желая уходить добровольно, был снят за смехотворную историю с подпрыгиванием сотрудника МЧС за ключами от пожарного автомобиля. За предыдущее десятилетие к Игнатьеву была масса вопросов и претензий у СМИ и общества, но его не снимали, а тут прямо вдруг. Секретарь комиссии по этике ЕР Евгений Ревенко тогда сказал: «Моральное уродство. Глава Чувашии Михаил Игнатьев в очередной раз пробил дно». Спустя несколько месяцев липецкий губернатор Артамонов сравнил нарушителей режима самоизоляции с клещами и предложил их разгонять химикатами, но Ревенко заявил, что это всего лишь неудачная шутка.

Игнатьев, меж тем, решил через суд оспорить своё увольнение. И умер в больнице от коронавируса. Так бывает. (Допустим, это и вправду совпадение, покойный был не особо могуч здоровьем, но кто теперь верит в совпадения?).

Иркутского губернатора-коммуниста Левченко, многое сделавшего для своей области и достаточного популярного среди людей, травили историей с убийством на охоте находящегося в спячке медведя. Дотравили-таки, помогли паводки, на которые Сергей Георгиевич якобы недостаточно эффективно реагировал. Хакасского губернатора-коммуниста Коновалова, избранного в ходе той же протестной волны, что и Фургала, бичевали за якобы слишком роскошное премирование подчинённых. Когда выяснилось, что обвинения совсем уж высосаны из пальца, бичевание в центральных СМИ слегка угасло. Вряд ли навсегда.

Вся эта совершенно очевидная точечность гонений и заставляет людей вооружиться лозунгом образца протестов 2011 года – «мы голосовали не за этих, а за других сволочей». Тем более в случае с Фургалом основная часть протестующих его сволочью и не считает – за два года после избрания он сильно не разочаровал.

Поэтому лишь дополнительное раздражение и у хабаровчан, и многочисленных сочувствующих им жителей других регионов вызывают упоительные истории штатных говорящих голов о том, что, наконец-то, «начата борьба за очищение власти». И совсем уж даже не раздражение, а жгучий испанско-хабаровский стыд вызывают люди, которые обвиняют протестующих в «организованности» (!) и скрупулёзно высчитывают, как же им удалось быстро напечатать десятки тысяч листовок, и кто за этим стоит (подразумевается, видимо, что Госдеп).

Честно говоря, более химически чистого, сочащегося лицемерия и одновременно большего саморазоблачения просто представить сложно. Ведь собираемые по свистку митинги в поддержку власти, сгон людей на избирательные участки и использование мощных информационных инструментов, по сравнению с которыми листовки это детский лепет, у антифургаловцев вопросов не вызывают. С «российско-федерационного» на русский язык сие можно перевести так – в РФ запрещена любая организованность, которая не от товарища куратора.

Отметим и ещё один аспект – развитое и местами обостренное чувство малой родины у дальневосточников. Называть его сепаратизмом, пусть и бархатным, не хочется, но, конечно, имеет место определённого рода самостийность. Речь не о массовой миграции сюда на рубеже прошлого и позапрошлого веков уроженцев Малороссии, благодаря чему некоторые горячие головы в Киеве считают данную территорию чуть ли не своей, а в годы Гражданской войны существовало движение за дальневосточную украинскую автономию. Этот фактор существует, но дело не в нём.

Сама удалённость от центра страны, до сих пор существующая, а раньше и вовсе тотальная проблема связности – сделали жителей Дальнего Востока носителями определённой «островной» ментальности. Наверное, чуть схожей с соотношением Австралии и Великобритании, даром что между Москвой и Хабаровском материкового разрыва нет. Страшно сказать, но не уверен, что, если бы большевики по каким-то причинам сохранили бы Дальневосточную республику и сделали бы её одной из основательниц СССР, она бы при развале Союза боролась за него больше, чем, скажем, Белоруссия. Кстати, сохранившаяся ДВР – одна из любимых тем любителей альтернативной истории.

В гармонично развивающемся государстве с адекватно выстроенными отношениями между регионами и центром региональная самобытность может не только не быть источником опасностей и слабости, но и создавать преимущества, причем для всех участников. Но у нас «элита» на тот же Дальний Восток и психологически, и социально-экономически смотрит как на дикую окраину, полуколонию и объект территориально-сырьевого мена и торга с близлежащими державами. Характерный пример – четыре года назад выпускников академии ФСБ, устроивших скандальные гонки на «гелендвагенах», пригрозили в качестве высшей меры наказания и социальной защиты… отправить служить на Камчатку и Чукотку (чем, кстати, дело кончилось? отправили?). Тем самым было открыто признано, что Дальний Восток выступает в роли Кавказа и Средней Азии полутора-двухвековой давности, далёкого и страшного места ссылки и перевоспитания. Подобное отношение, усугублённое коленцами вроде ареста Фургала, закономерно и логично повышают градус регионализма с полускрытого и вялотекущего до агрессивного и, что греха таить, немного центробежного (всё-таки не хочу говорить слово «сепаратизм»).

Однако ведь российское правящее сословие абсолютно ко всей России за пределами МКАД относится как к колонии. А ключевая его часть и Москву рассматривает лишь как вынужденное место периодического пребывания, опорный пункт «Ост-Индской компании», метрополия же у этих людей совсем в других краях, вместе с сердцем их и сокровищами. Так что в какой-то и в очень изрядной мере все мы – Хабаровск.

Дальневосточные волнения – не какое-то начало конца существующего положения вещей. Но это очередной этап кризиса и довольно важный симптом.