«Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй»

Я мзду не беру. Мне за державу обидно.

(Х/ф «Белое солнце пустыни», 1970. Реж. В. Мотыль)

Перманентная борьба с коррупцией вступила в новую стадию. В прошлом году суды вынесли более 8 тысяч обвинительных приговоров в отношении 9 тысяч человек, которым инкриминировались коррупционные преступления. Реальное лишение свободы получили порядка 18% осужденных. Условными сроками отделались 35%, а штрафами — 40%. При этом ущерб от коррупционных преступлений в России по уголовным делам, возбужденным в прошлом году, превысил 63 млрд рублей — немалые деньги, можно было бы с пользой потратить. Злые языки уже говорят о том, что коррупционеры отделались легким испугом в связи с так называемым «законом о вынужденной коррупции» и всячески изощряются в интерпретациях — от «взял взятку под дулом пистолета» до банальных клептомании и склероза.

Еще в 2006 году В.В. Путин объявил, что коррупция это одна из угроз национальной безопасности, которая выступает основным препятствием для повышения уровня жизни населения, развития экономики, борьбы с организованной преступностью. И возразить нечего — все верно, коррупция есть зло, пожирающее основы государства. Но что же мы видим спустя годы непримиримой борьбы с этим чудовищем на всех уровнях? Индекс восприятия коррупции (Corruption Perceptions Index, CPI) за 2020 год у нас составил 30 баллов из 100, с каковым результатом Россия и заняла 129 место из 180. Столько же набрали Азербайджан, Габон, Малави и Мали. Пока непонятно, это еще рывок или уже прорыв, но почетный для сверхдержавы уровень Габона говорит сам за себя.

За годы ельцинизма-путинизма в России сформировался целый идеологический пласт чиновничества, для которого коррумпированность — это не какая-то аномальная ситуация, это норма жизни, норма государственной службы и норма предпринимательства, и одна из причин «укорененности» коррупции в России — это ее системный характер. В монографии «Государственная политика противодействия коррупции и теневой экономике в России» под редакцией С.С. Сулакшина, авторы которой выявили целый ряд несовершенств действующего правового регулирования вопросов противодействия коррупции и теневой экономике (тексты предлагаемых к принятию законопроектов, а также концепции актов см. в части IV монографии) изложена модель современной российской коррупции, гласно осуждаемой, а негласно поощряемой и потому очень живучей: «Кроме взяточничества существует множество других специфических форм (проявлений) коррупции: фаворитизм, непотизм (кумовство), кронизм (протекционизм), лоббизм и «блат» (связи). Составить исчерпывающий перечень видов коррупционной деятельности, по-видимому, невозможно.

Население не может доверять органам государственной власти, должностные лица которых демонстративно обеспечивают приоритет защиты своих интересов по отношению к государственным интересам. Тем более что использование служебного положения в личных целях обычно трудно доказуемое в ходе расследования, как правило, очевидно для окружающих. Это может даже не осуждаться («все так живем»), но доверия к государственным органам не добавляет.

В России значительное число чиновников (в т. ч. федеральных министров, их заместителей, депутатов Государственной Думы и членов Совета Федерации, других лиц, замещающих государственные должности министров и до главных специалистов) различных министерств и ведомств входят (нередко за вознаграждение) в советы директоров акционерных обществ и компаний, в связи с чем происходит фактическое «сращивание» государства и бизнеса, что в большинстве случаев представляет собой, на наш взгляд, узаконенную коррупцию. Власть сращивается с собственностью, создавая новые глубоко законспирированные коррупционные технологии.

Как известно, общеуголовная преступность процветает тогда, когда находит опору в преступности политической, в коррупции чиновничьего аппарата. Вопреки декларациям о борьбе с привилегиями, невиданные в прошлом масштабы приняли — раздача льгот, дающих возможность почти бесконтрольно расхищать государственную казну, кумовство, семейственность, «телефонное право», использование властных полномочий для дискредитации политических противников и деловых конкурентов. Все это — достаточно традиционные черты разложения государственной власти. В России оно приняло пугающие размеры». Словом, как сказал бы Александр Николаевич Радищев, живи он в наши дни: «Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй».

Кстати о Радищеве. В тоталитарные советские времена его книга «Путешествие из Петербурга в Москву», эпиграф к которой и вынесен в заголовок, была включена в учебную программу по русской литературе, и школьники добросовестно надрывались, продираясь через непривычный устаревший язык и довольно запутанное повествование к следующим максимам:

Возможно ли, чтобы были столь безумные судии, что для насыщения казны (можно действительно так назвать всякое неправильное отнятие имения для удовлетворения казенного требования) отнимали у людей имение, честь, жизнь?

Единое их веселие – грызть друг друга; отрада их – томить слабого до издыхания и раболепствовать власти.

Звери алчные, пиявицы ненасытные, что крестьянину мы оставляем? то, чего отнять не можем, – воздух. Да, один воздух. Отьемлем нередко у него не токмо дар земли, хлеб и воду, но и самый свет.

Буде власть шествует стезею, ей назначенной, то не возмутится от пустого звука клеветы, яко же Господь сил не тревожится хулением. Но горе ей, если в жадности своей ломит правду. Тогда и едина мысль твердости ее тревожит, глагол истины ее сокрушит, деяние мужества ее развеет.

Но если бы закон или государь или бы какая-либо на земле власть подвизала тебя на неправду и нарушение добродетели, пребудь в оной неколебим. Не бойся ни осмеяния, ни мучения, ни болезни, ни заточения.

Это написал человек, по нынешним меркам вполне успешный: был пожалован в пажи, прилежно изучал право в престижном Лейпцигском университете, занимал, как говорится, хлебные (при соответствующем к ним отношении) места: побывал и обер-аудитором, и в Коммерц-коллегии служил, и даже поднялся до высокой должности начальника Петербургской таможни. А потом что-то с Радищевым случилось и он со страшной силой и невероятной страстью обрушился на существующие в Российской империи порядки, а вернее, беспорядки, за что и был арестован по статье заговор и измена.

Его признали виновным в преступлении присяги и должности подданного изданием книги, «наполненной самыми вредными умствованиями, разрушающими покой общественный, умаляющими должное ко властям уважение, стремящимися к тому, чтобы произвести в народе негодование противу начальников и начальства и наконец оскорбительными и неистовыми изражениями противу сана и власти царской». Вина Радищева была столь велика, что суд приговорил его к смертной казни, которая была заменена десятилетней ссылкой в Сибирь.

Впрочем, учитывая вопиющее «неуважение к власти», Александру Николаевичу, будь он нашим современником, тоже бы не поздоровилось. Предположим, что Радищев ныне был бы, к примеру, тем же начальником питерской таможни, а в часы досуга вел авторский блог, в котором излагал «оскорбительные и неистовые изражения противу власти» — ну и опять бы в Сибирь ехал с именем г-на Клишаса на устах.

Спрашивается, чего ему не хватало? Сиди себе в высоком кресле и закусывай казенным пирогом, благо, все так делают. Но вместо того, чтобы под себя грести обеими руками и давить ближнего своего, начальник таможни сражался насмерть с несправедливостью и неустроенностью российской жизни. Не таковы нынешние чиновники: раболепные перед лицом начальства «пиявицы ненасытные, томящие слабых до издыхания». А если по временам и совершают коррупционные действия, то не корысти ради, а разве что вынужденно и под влиянием обстоятельств непреодолимой силы. Да и то не они, а «доктора с учителями».

ПыСы: Председатель Верховного Суда Вячеслав Лебедев привел статистику по коррупционным преступлениям 2012 года: 80% подсудимых обвинялись во взятках до 10 тысяч рублей, и каждый третий работал либо в сфере здравоохранения, либо в сфере образования.

Любовь Донецкая, Союз Народной Журналистики, команда поддержки Программы Сулакшина