«Кидалово» — стратегия антицивилизации

Когда тонет большой корабль – одни ищут средства залатать пробоину. А другие одержимы мыслью, что количество шлюпок ограничено. И надо успеть уплыть на шлюпке – чтобы не оставаться в гигантской воронке погружающегося в пучину «Титаника». Было время, когда Запад обдумывал свой выбор – когда там ещё оставались сторонники «мирного сосуществования», предполагающие, хотя бы в теории, право других людей на жизнь. Это время на Западе безнадёжно прошло. Всё свелось к стратегии «сдохни ты сегодня, а я завтра». Ставка была окончательно и бесповоротно сделана на тех, кто панически ищет личную шлюпку для бегства в единственном числе…

Борьба с перспективной (пусть и со множеством локальных ошибок, сбоев) ветвью цивилизации, советским укладом жизни и экономики, подтолкнула Запад к опоре на «врагов общего корабля». Планета Земля воспринимается теперь не как «общий дом», а как «общая могила». Циклы воспроизводства сменены разорванной логикой одноразового хищения, «кидалова» соплеменников и бегства подальше с награбленным.

Прозападные правительства не обустраивают судьбу своих народов. Теперь они обустраивают только своё персональное (семейное) будущее в «тихих гаванях» подальше от своих народов. Их стратегия – взять (вырвать с кровью) «здесь» – и утащить «туда», вместе с собственными телесами и всеми видами на будущее.

Мы можем изучать материалы современной Польши, или прибалтийских карликов, или Украины, или Молдавии, или Румынии, Болгарии, Греции – повсюду видим одно и то же: отказ от систем, предусматривавших рост или хотя бы простое воспроизводство извлечения потребительских благ из доступных на данной территории ресурсов. Грубее говоря – земля не обрабатывается, а гробится. Правительство ведёт себя не как рачительный хозяин, а как кочевая орда. По принципу «ограбим, и пойдём дальше».

Понятие о личном успехе в этих разлагающихся обществах заключается теперь в триаде «захватить-присвоить-бежать». Социопсихический кризис таких масштабов, что смена политиков ничего не меняет по существу. Новые приходят ровно за тем же самым, за чем приходили предыдущие.

Тем более, что по мере бегства с награбленным происходит естественная ротация властей: тот, кто посчитал, что уже «пора» — уступает место следующему в очереди на разграбление будущего своих народов.

Итог: вместо обустройства жизни идёт её дезорганизация, так плотно, что кажется – она планомерная. Впрочем, значительная часть паразитов пожирает национальные организмы вовсе не с какими-то далеко идущими планами, а просто по причине неутолимого стяжательского голода.

Попробуйте объяснить глистам, что они – сознательный враг организма. Они вас не поймут. Глисты выедают изнутри донорский организм – потому что таков их инстинкт, и никакого зла они организму не желают (хотя по факту истощают, убивают его).

Можно подпитывать будущее из настоящего. А можно и наоборот – подпитывать текущее потребление будущим. Очевидно, какой выбор сделала стратегия либералов. Простейший вариант – набрать долгов на любых условиях, под любые проценты, и смачно их растратить, в надежде, что не тебе придётся отдавать. Впрочем, и другие варианты «либеральных инициатив» сводятся к тому же: «берём мы – отдавать другим».

+++

Главный вывод из атеизма – разрушительную силу которого большинство «теоретиков атеизма» не понимает – «жизнь коротка». Эта логика локализует Вселенную по времени биологической жизни особи, с неизбежным «на наш век хватит».

С долгосрочными проектами цивилизации, суть которых – в преемственной передаче постоянно возрастающего наследия между поколениями – это несовместимо.

«Зато» мы получили другое: истерию кратковременности. Это истерический ужас особи-носителя по формуле «не успею пожить». Он долбит и точит носителя изнутри, превращая ситуационные «кидалово», «подставу», «использование» — в стратегию поведения. Складывается характерная для либеральных режимов «матрёшка кидал»: партия хочет «кинуть» другую партию, корпорация – смежников и потребителей (а потребители – производителей), лидеры партии хотят «кинуть» рядовой актив своих партий и т.п.

За каждым «кидаловом» внутри скрывается ещё одно «кидалово». Например, варварское разорение планеты со стороны США объяснялось попытками сосредоточить материальные блага для населения США. По формуле, вполне арифметически-понятной: чем меньше получает сборщик кофе в Эквадоре, тем дешевле этот кофе для североамериканского потребителя[1].

Это настолько очевидно, что вошло в масс-культуру, в массовое потребительское сознание. Например, главный герой романа «Дьюма-Ки» прогрессивного американского писателя Стивена Кинга размышляет о дешёвой кукле так: «Да и чего еще я мог ожидать от тряпок, засунутых в розовое тело каким-нибудь несчастным ребенком, которого заставляли трудиться и нещадно эксплуатировали где-то в Камбодже или в  Уругвае». Сказал об этом между делом, как об очевидном факте – и вернулся к изложению сюжета…

США – «кидала» для Камбоджи и Уругвая, строя своё изобилие на их крайнем, запредельном истощении и безысходности. Но теперь мы видим, что и общество в США отнюдь не однородно: за «кидаловом» планеты в пользу США, стоит «кидалово» американским обществом «двух третей» третьей трети населения, а за этим – кидалово лидерами, реальной властью США, банкирами – основной массы «общества двух третей»…

Получается целая цепочка «грабежа награбленного»: Уругвай грабят ради США, США грабят ради верхушки США, но и в верхушке США отношения – как между пауками в банке.

Во всех этих цепочках нет только одного: попыток обустроить жизнь на будущее наилучшим образом. Попыток договориться о взаимно-щадящих отношениях при обмене, которые у нас называют «взаимовыгодными», забывая, что их можно (в силу диалектики) назвать «взаимно-невыгодными».

Ведь если при дележе выручки в 100 рублей двое людей поделили их 50 на 50, то каждый из них не только получил 50 рублей, но и недополучил 50 рублей.

То есть его упущенная прибыль составила половину наличной суммы. А чтобы он получил максимум прибыли – нужно, чтобы другой человек не получил вообще ничего. Если вам трудно понять эту «суть» рыночных отношений, то возьмите у детей счётные палочки, и разложите по столу. Авось, станет очевидным то, что для людей, не забывших уроки младшей школы и так очевидно!

Всё нытьё о «маленьких зарплатах» в СССР, хорошо знакомый нам скулёж на тему – «мы жили пусть достойно, но скромно», «люди были добрые, отзывчивые – но стояли в очередях за дефицитом» — отсюда.

Всякий «неграбитель» накапливает сумму упущенной прибыли, которую он получил бы, если бы был грабителем. Он это ощущает, и порой – ощущает очень болезненно. Ведь богатство – это чужая бедность. Превосходство в доходах над окружающими.

Богатство не материально. В XIX веке электричеством и водопроводом пользовались только самые богатые члены общества, в ХХ веке ими стали пользоваться все – но как богатство это уже не воспринималось. Богатство – не обладание, а превосходство. Когда превосходства нет – то для нашей психологии уже неважно, чем мы обладаем, раз оно общедоступно, то стало быть, «живём мы лично скудно».

Богатство – это идея превосходства, и когда превосходства нет – возникает психологическое ощущение собственной бедности, даже нищеты. Поэтому равные возможности приводят к равному недовольству. Всякий полагает себя лучше другого, и получая наравне с другим – видит в этом «ужасную несправедливость».

Если сборщик кофе в Эквадоре станет получать приличную зарплату – оплата его труда ляжет на цену его продукции – и кофе в США вздорожает. И невыносимо — для привыкших к дешёвому (для себя) кофе. Это касается и любого другого потребительского блага. Как только повышаются возможности одного человека – автоматически снижаются возможности другого.

+++

Стратегия обустройства жизни, выработанная цивилизацией (мудростью веков) как раз и заключается в болезненном, но необходимом для существования культуры подавлении потребительского эгоизма. Всякий правитель, который облегчит жизнь внизу – тем самым осложнит жизнь самому себе (потому цивилизация и требует самопожертвования в рамках сакральной этики служения).

Человечество лишь тогда не распадается на враждующие, взаимно-пожирающие и взаимно-ненавидимые особи, когда человек имеет целью общее, а не собственное удобство и благо. Только в этом обобщении, порождённым развитием абстрактного мышления, мы и можем говорить о человечестве, как о чём-то реальном. Потому что объединять в «единое человечество» гитлеровцев и пожираемых ими жертв – согласитесь, нелепо. Отношения «хищник-жертва» не предполагает никакого единства, кроме пищеварительного.

Разумеется, быть начальником в СССР, и отвечать за выполнение плана при ограниченной зарплате – значительно сложнее и дискомфортнее, чем быть начальником в условиях «ельцинского пакта», в рамках которого начальник ни за что не отвечает и ничем не ограничен. Именно это очевидное удобство (меньше работать — больше получать) и подтолкнуло большинство советского начальства в объятия ельцинизма.

И никто не рискнёт сказать, что нынче министр или директор завода, глава корпорации — живёт хуже, чем в СССР. Сказать так – означало бы солгать, если мы не имеем в виду моральной стороны вопроса.

Безответственность – враг цивилизованности, но она открывает колоссальные возможности как роста доходов, так и снижения нагрузки у отдельно взятого человека. Наоборот, ответственность, чувство долга (продукт многовековой культово-миссионерской «обработки сознания») – очень сужают и личное богатство, и личный досуг «несвободного человека», «раба божьего».

Если человек врывается в жизнь не как служитель и хранитель, а как медведь на пасеку – то он, в роли крупного хищника, будет купаться в меду и сладости.

Печальный принцип «за всё приходится платить» — он обходит, перекладывая «платежи» за свои удовольствия на чужие плечи, на других людей. И, когда у него это получилось – наслаждается. И, наслаждаясь, сочиняет либеральную версию экономической науки, которая очень похожа на записки медведя о пчеловодстве: «найти, сломать, выгрести до донышка, и всех других отогнать: вот путь к изобилию мёда».

+++

Они лишают будущего и своих, менее нахрапистых, менее наглых современников, и в ещё большей степени – потомков, следующие поколения. Но их нельзя назвать безумцами: они логичны в рамках локализма. Атеизм порождает ощущение биологической локальности, предельно сокращает как время, так и пространство ощущения. Что, в свою очередь, неизбежно меняет (деформирует) любые представления о смысле жизни и мотивах действий.

Локальность не может вместить в себя смыслы и мотивации Вечности – поскольку конечное не вмещает бесконечного. Всё, что для Вечности кажется разумным и адекватным – в локальности предстаёт и безумным, и неадекватным.

+++

Поскольку одинокий эгоист бессилен против крупной группы себе подобных – он не имеет возможности открыто проявлять свой идейный эгоизм, свой цинизм как мировоззрение. Это удел эпатажных подростков – а во «взрослой» жизни эгоист пытается эксплуатировать какую-либо обобщённую идею, чтобы его безверие паразитировало на чужой вере.

Это приводит к хорошо нам знакомой проблеме вытеснения идеологии псевдологией. Когда носитель идеологии сам ни в коей мере не верит в то, что произносит и представляет.

Получается теория «двойной истины», градусы посвящения масонерии. Низам преподают идеологию – а верхи живут псевдологией, отрицают всё то, что гласно и публично заявляют.

Можно спорить, но я полагаю, что вытеснение псевдологией коммунизма в СССР и аналогичной псевдологией теорий демократии на Западе шло параллельно. То есть они бы состоялись и друг без друга, под влиянием гравитационного поля локализма.

Если мы возьмём любую идеологию и прибавим к ней локализм особи, то что получим? Псевдологию. Почему? Объясняю:

Если жертва обмана будет знать то же самое, что и обманщик – то обмана не получится. Поэтому, чтобы обман состоялся – жертва обмана должна обладать иным знанием и верой, нежели обманщик. В итоге обманщик сознательно насаждает и отстаивает публично те формы веры, в которые сам, лично, внутренне – не верит.

Ему это необходимо – без этого у него не получится цель его жизни, «всех обмануть».

Парадокс псевдологии в том, что она является учением (логией) о неистинном. В псевдологии истина и ложь меняются местами. Через это прошли и КПСС, и американские партии-близнецы. А до них – мировое христианство: когда жречество полагает символ собственной веры уделом дураков, и втайне хранит верность противоположному символу веры.

Идеология как концентрат наук доступного данной эпохе научного знания – порождается тем же, чем и науки: то есть представлением о вечности, бесконечности и единстве мира. Это представление (т.н. инфинное сознание) включает в себя всеобщность знания как аксиому и априори. Иначе совершенно непонятно – зачем одному химику делиться своими достижениями с другим химиком, и т.п.

Локализм выбивает аксиому и априори научного знания и цивилизационного строения. Жизнь не начинается до меня, и не продолжается после меня, есть только я, локальный и конечный.

Такая позиция обрекает на сворачивание идеологии в псевдологию, в совокупность демагогии для обмана простаков.

Цивилизация прославляет тех, кто «сделал вклад» (например, в науку, культуру, развитие).

Локализм уважает только тех, кто, наоборот, сделал «максимальное изъятие» из окружающих сред.

Играть против этого рвачества внутри локализма и его «логики отрезков» — заведомо безнадёжная, проигрышная игра.

Ведь для того, чтобы цивилизация развивалась – нужно отдавать больше, чем берёшь. А для биологической особи – это чистое безумие и удел каких-то кретинов, зомби с «рабской психологией». В рамках локализма, обессмысливающего перспективы всего вечного, безразмерного – разумно брать от жизни как можно больше, а отдавать ей как можно меньше.

К чему это приводит? К тому, что видим вокруг себя сегодня: к очень быстрому исчерпанию накопительного резервуара цивилизации.

Если сосуд опорожнять быстрее, чем наполняешь – то что останется в сосуде?

Если от жизни брать больше, чем даёшь (позиция социал-паразита) – то что останется от жизни, и останется ли сама жизнь?

+++

Псевдология демократии прикрывает расхищение и утилизацию наследия человечества точно так же, как она прикрывала под видом «коммунизма» его расхищение и утилизацию в позднем СССР.

«Дураки» отдают – «умные» берут. И чем более они «умны», чем «умнее» сами себе кажутся – тем больше и неразборчивее, страшнее и яростнее обдирают кору с «древа жизни и познания».

Так зайцы по зиме убивают яблоневые сады – лакомясь корой, и совершенно не задумываясь о перспективах садоводства…

Почему общества возглавляют (удручающе-повсюду) корыстные лицемеры и циничные рвачи?

Ответ проще, чем кажется сперва.

Общество возглавляют умные. Но если для инфинных общин умными представляются созидатели грядущего всеобщего величия (сеющие разумное, доброе, вечное), то в общинах локалистов все лавры умных достаются корыстным лицемерам и циничным рвачам. Только такие у локалистов считаются «умеющими жить», только такие пользуются уважением – а других локалисты презирают.

И когда встаёт вопрос – кому править, то религиозное и атеизированное общество отвечают на этот вопрос по-разному.

+++

Рассматривая эту болезненную и сложную тематику, А. Леонидов в своём культовом романе «Апологет»[2] пришёл к выводу, что безверие – паразит веры. Само по себе оно бессильно и бесплодно, как и любой паразит, отделённый от донора.

Само по себе оно не может существовать, и умирает. Циник ничего не сможет выцыганить у других циников. Ему непременно нужны люди наивные, доверчивые, ему надо их где-то найти, а может быть – даже и создать собственными усилиями в рамках псевдологии.

Но вера зачастую бессильна и беспомощна перед безверием, если её организм лишился иммунитета на отторжение паразитов. Паразит проникает внутрь веры, стремится там достичь лидерских постов, захватить власть над общинами верующих. Бесплодный и нежизнеспособный сам по себе, паразит отбирает питательные вещества, собранные самопожертвованием, чувством долга, ответственностью в рамках искреннего служения идеям и принципам той или иной веры.

Ничего больше паразит безверия делать не умеет: но это дело (хищение чужой лепты в храмовую сокровищницу) он умеет делать очень изощрённо.

+++

Если колония паразитов размножается в обществе – то хищений всё больше, а приношений на алтарь некогда вдохновлявших цивилизацию ценностей – всё меньше. В итоге имеем сперва ельцинщину, а потом и байденщину – продукт локалистского вырождения стержневых идеологий своих распадающихся, выжранных паразитами до сухой скорлупы обществ.

Обществ – в которых все пытаются «кинуть» всех, и горизонтально, и вертикально, вырываясь к личному успеху через утилизацию окружающих сред.

И «кидалово» превращается в норму жизни, в основное правило поведения, в признак ума и предмет восхищённого уважения. Вырастут ли в таком токсичном психофоне цивилизованными будущие поколения? Думаю, они рискуют вообще не вырасти никакими – не то, что цивилизованными! Содомиты и «чайлдфри» как апофеоз остервенелого локализма – тому яркая иллюстрация…

—————————————————————-

[1] В 2016 году на Генассамблее ООН были опубликованы устрашающие цифры. 152 млн детей в возрасте от 5 до 17 лет стали жертвами детского принудительного труда. Во многих странах детский труд не был официально запрещен.

[2]