КОРОНАВИРУС, СЛОМАВШИЙ СИСТЕМУ

Никто не знает, как долго в итоге продлится пандемия, сколько людей заболеет, сколько жизней унесёт коронавирус. Но экономические и политические последствия этой вспышки уже проявляются. Меры по сдерживанию пандемии подрывают общественную жизнь во всём мире.

Начиная с Китая, производство останавливалось в одной стране за другой. Глобальные производственно-сбытовые цепочки были стремительно разорваны. С самого начала не нужно было много воображения, чтобы увидеть волну банкротств, подступавшую во многих отраслях, где каждый цент имеет значение.

Панические покупки средств первой необходимости быстро сошли на нет. Крупные же покупки были отложены потребителем в массовом порядке. Когда начинается подобная паника, потребление также падает. Что для «экономики потребления» крайне неприятный момент. Эти потрясения, вероятно, приведут к тому, что и без того вялые европейские экономики окончательно скатятся в рецесию.

Внезапный спад спроса в Китае потряс сырьевые рынки. После того как Организация стран-экспортеров нефти (ОПЕК) не смогла договориться с Россией о сокращении добычи для стабилизации цен, Саудовская Аравия изменила свою стратегию и наводнила рынки дешёвой нефтью. В результате цена на нефть резко упала до исторического минимума. В краткосрочной перспективе это может оказать определённую помощь промышленности и потребителям. Однако ценовые войны на нефтяном рынке, опасения рецессии и катаклизмы на рынках облигаций приводят к краху фондовых рынков в принципе. Только масштабное, стратегическое вмешательство всех основных центральных банков до сих пор сдерживало финансовый кризис.

Экономический ответ

Некоторые страны, в частности Германия, ещё в начале года быстро приступили к осуществлению широкого комплекса мер по смягчению надвигающегося экономического кризиса. После некоторых первоначальных колебаний Соединенные Штаты начали планировать всестороннее экономическое стимулирование, включая беспрецедентное вливание «вертолётных денег». Достаточны ли эти и другие экстренные меры для того, чтобы остановить экономический спад, зависит от того, насколько глубоко кризис проедает систему. После прошлых эпидемий и вызванного ими короткого и резкого спада, экономика обычно быстро возвращалась к росту. Будет ли это также иметь место в случае нынешнего кризиса, зависит от многих факторов, не в последнюю очередь от того, как долго продлится пандемия.

Однако большую озабоченность вызывают ударные волны, которые всё ещё проходят через изначально больные финансовые системы, где они только ещё больше ускоряют тревожные долгосрочные тенденции. Многие американские промышленные предприятия и домохозяйства перегружены долгами. В Китае банки, предприятия сферы недвижимости и государственные компании, наряду с целыми провинциями напрягаются под долговым бременем. Европейские банки ещё не оправились от предыдущего финансового кризиса. Экономический коллапс в Италии может привести к тому, что кризис евро снова вспыхнет. То, как инвесторы бегут в государственные облигации, свидетельствует о глубоком страхе, что фондовые карточные домики наконец рухнут. Кризис наших дней может вызвать цепную реакцию, которая закончится действительно глобальным финансовым кризисом.

Однако в отличие от кризиса 2008 года на этот раз центральные банки не в состоянии спасти положение. На сегодняшний день процентные ставки находятся на историческом минимуме почти во всех основных экономиках мира. Таким образом, Федеральная резервная система США начала предоставлять ликвидность через операции РЕПО. Новый глава Европейского центрального банка Кристин Лагард изначально столкнулась с масштабным кризисом еврозоны, что только усугубило положение. Однако посредством скоординированного вмешательства все крупные центральные банки теперь продемонстрировали свою решимость противостоять панике на рынках Европы. Однако главный вопрос заключается в том, можно ли вообще преодолеть нынешний кризис с помощью инструментов денежно-кредитной политики? Это во многом зависит от характера данного кризиса.

Кризис и демократия

Это объясняется тем, что кризис никоим образом не ограничивается экономической сферой. Способность государств защищать жизнь и здоровье своих собственных граждан в ходе него подвергается испытанию в первую очередь — и на кону стоит не что иное, как фундаментальная легитимность того, что Томасом Гоббсом было названо «Левиафаном».

В авторитарных режимах Евразии главным вопросом является легитимность правящих элит, чьи притязания на власть основаны на центральном обещании безопасности. Председатель КНР Си Цзиньпин это прекрасно понимает и одним из первых принял решительные меры против распространения вируса, не считаясь с затратами. Однако его коллеги в Таиланде, Филиппинах и Бразилии отнеслись к борьбе с этой болезнью легкомысленно и теперь подвергаются нападкам со стороны своих собственных сторонников. Вопрос о том, оправдает ли Дональд Трамп в глазах своих избирателей своё главное обещание защитить Америку от внешних угроз, вероятно, окажет решающее влияние на исход американских выборов.

Но тем, кого нынче принято звать «авторитарными режимами», в данной ситуации существенно легче. В глазах же многих граждан демократических государств их страны уже потеряли контроль над ситуацией в экономических кризисах 2008 и 2015 годов. Десятилетия политики жёсткой экономии и сокращения систем здравоохранения до абсолютного минимума опустошили государственные структуры соответствующей направленности; теперь же многие люди беспокоятся, смогут ли их страны по-прежнему справляться с серьёзными вызовами подобного рода. Теперь во многих странах общественное мнение и вовсе настроено против свободного перемещения денег, товаров и людей, что наносит сильнейший удар по глобальной экономике и завязанным на неё современным демократиям.

В Евросоюзе тоже не всё ладно. К примеру, многие итальянцы уже давно опасаются оказаться в числе проигравших от глобализации и евро. Теперь же, после введения чрезвычайных мер, их и вовсе настиг экономический шок с перспективой ещё одного кризиса беженцев. Ломбардский правый популист Маттео Сальвини не единственный, кто знает, как эффективно использовать подобные обстоятельства. Нет сомнений в том, что либеральные демократии Западной Европы в этом смысле ещё хлебнут горя. В разгар консервативного восстания Европы, начавшегося ещё до пандемии, местные либералы и демократы вряд ли смогут доказать, что они действительно способны защитить граждан в изменившихся обстоятельствах.

А ответить нынешним «западным демократиям» предстоит на многие вопросы. В том числе и на философские. Которые, вопреки мнению простецов, имеют вполне прямое отношение к реальности. К примеру, насколько могут быть ограничены индивидуальные свободы? Как долго должно продолжаться чрезвычайное положение? Будут ли западные общества терпеть такие радикальные меры, как в Китае? Должны ли они, подобно жителям Восточной Азии, отдавать приоритет коллективу над индивидом? Как можно замедлить темпы распространения болезни, если граждане не придерживаются рекомендаций по «социальному дистанцированию»? И что означает солидарность с другими, когда единственное, что мы можем сделать – это изолировать себя?

Каждый за себя

Глобальная пандемия требует скоординированного глобального реагирования. Однако до сих пор каждая нация предпринимала самостоятельные усилия. Даже внутри Европы ощущается недостаток солидарности. Как и в случае кризиса еврозоны и кризиса беженцев, Италия, в частности, чувствует, что её партнеры подвели её. Китай умело воспользовался отсутствием европейской солидарности и отправил самолёт в Италию (свою страну-партнёра по проекту «Один пояс. Один путь»), нагруженный медикаментами. В то же время Берлин признал геополитическое измерение двойного кризиса —коронавируса и беженцев — и обеспокоен попытками внешних держав разделить Европу. Запрет на экспорт медицинского защитного оборудования был вновь ослаблен, и Италия была обеспечена экстренной помощью в виде миллиона медицинских масок (но осадочек остался). Что ещё более важно, «европейский пакт стабильности» был приостановлен, чтобы дать Италии достаточную передышку для спасения своей экономики.

Кризис — это ещё один стресс-тест для и без того сильно обремененного безответными вопросами трансатлантического партнёрства. Решение президента Трампа изолировать Соединенные Штаты от их европейских союзников без консультаций с ними послало ясный сигнал. Попытка американцев захватить компанию “CureVac”, базирующуюся в Тюбингене, чтобы обеспечить вакцину исключительно для Соединенных Штатов, даже переросла в настоящий скандал с Берлином. В этих условиях вряд ли возможно какое-либо совместное, скоординированное реагирование на кризис. Что ж, на Западе всегда было актуально правило: «Каждый сам за себя». И никакая глобализация на это не повлияла.

На глобальном уровне новые конфликты между крупными державами ещё больше усугубляют кризис. Война цен на нефть, в частности, продиктована геоэкономическими мотивами. Конфликт между Саудовской Аравией и Россией ставит под сомнение выживание картеля ОПЕК. Главным проигравшим в историческом падении цен может в конечном счёте оказаться американская сланцевая промышленность с её огромной задолженностью ещё докризисных времён. И если удешевление цен на бензоколонках действительно является благом, как обещал президент США, то всё зависело от того, кто сможет выдержать эту войну на истощение дольше всех. В любом случае Россия и Саудовская Аравия были обоюдно заинтересованы в том, чтобы выбить своего живущего в кредит американского конкурента.

Кризис также подстёгивает конфликт гегемонистских амбиций США и Китая. В течение некоторого времени в Вашингтоне существует двухпартийный консенсус по отделению американской экономики от китайской, чтобы не усиливать конкурента за мировое господство, снабжая Пекин своими деньгами и технологиями. Глобально позиционируемые компании теперь должны перестроить свои цепочки поставок в одночасье. Вернутся ли все эти корпорации в Китай, когда закончится пандемический кризис? Это интересный вопрос. Естественно, руководителям корпораций придётся дважды подумать, стоит ли добровольно игнорировать геополитические приказы Вашингтона. Что за это бывает, показала история с российским вторым изданием «Северного потока».

А как европейские компании будут перестраиваться после кризиса, когда издержки чрезмерной зависимости от китайских цепочек поставок станут слишком очевидными? В дебатах о том, следует ли исключить китайскую компанию Huawei из расширения европейской инфраструктуры 5G, европейцы уже испытали на себе, насколько велико может быть американское давление. В итоге нынешний кризис рискует подстегнуть тенденцию, начавшуюся ещё до него: деглобализацию. И в результате глобальное разделение труда может распасться на конкурирующие экономические блоки.

Конец эпохи неолиберализма

Вдруг всё начало происходить очень быстро. В Америке в течение нескольких часов на финансовые рынки закачали крупные суммы. А немецкие политики, ещё вчера разгорячённые интеллектуальными размышлениями молодого социалиста Кевина Кюнерта, теперь всерьёз задумываются о национализации корпораций. То, что было отвергнуто в дебатах о климате как наивные мечты детей, теперь – печальная реальность: глобальное воздушное движение приостановлено. Границы, которые весьма условно считались незыблемыми во время кризиса беженцев, были закрыты. И попутно консервативный губернатор Баварии Маркус Седер отказался от немецкого фетиша сбалансированных бюджетов, заявив: «Мы будем руководствоваться не бухгалтерскими вопросами, а тем, что нужно Германии».

Эпоха неолиберализма, с точки зрения примата рыночных интересов над всеми другими социальными интересами, подходит к концу. Конечно, все эти меры обусловлены чрезвычайным положением. Однако граждане вспомнят о них, когда им вскоре снова скажут: «альтернативы нет». Ведь теперь-то они точно знают, что она есть. С кризисом пришла в движение давно дремлющая сфера политики. После четырёх десятилетий неолиберального скептицизма в отношении государства на свет является давно забытый факт: национальные государства всё ещё обладают огромной созидательной силой, если только они готовы её использовать.

Подобно прожектору, коронавирусный кризис освещает геополитические, экономические, идеологические и культурные линии разлома нашего времени. Может быть, эта трещина в здании даже сигнализирует о эпохальном разрыве? Заканчивается ли эпоха турбоглобализации с распадом основных экономических блоков? Не предвещают ли войны цен на нефть конец ископаемой индустриальной экономики? Меняется ли мировая финансовая система на новый режим? Перейдёт ли эстафета системного гаранта от США к Китаю, или мы переживаем прорыв многополярного мира?

Несомненно, что коронавирус может привести к прорыву ряда тенденций, которые долгое время были скрыты. Все эти события взаимно влияют друг на друга с головокружительной скоростью. Уже очевидно, что этот кризис будет куда глубже, чем «великая рецессия» 2008 года. Пандемия на глазах становится горящим фитилем на пороховой бочке глобального системного кризиса.

Окно в будущее

Кризис пандемии — это колоссальное полевое испытание всех сторон жизни. Миллионы людей экспериментируют с новыми способами организации своей повседневности. Деловые путешественники переключаются с полётов на видеоконференции. Преподаватели вузов проводят вебинары онлайн. Сотрудники работают на дому. Некоторые из них вернутся к своим старым моделям после кризиса. Но многие теперь знают из личного опыта, что новый способ работы не только работает, но и является более экологичным и семейным.

Британский журналист Джереми Уорнер цинично резюмирует неолиберальный взгляд на кризис: «…с совершенно незаинтересованной экономической точки зрения COVID-19 может даже оказаться умеренно полезным в долгосрочной перспективе, непропорционально отбирая пожилых иждивенцев [sic!]». И он озвучил то, что многие представители неолиберального правящего сообщества думают. Когда в последний раз останавливалась капиталистическая машина, чтобы защитить стариков и больных? Однако люди испытывают волну солидарности в своих домах, районах, на работе и в дружеском кругу. Происходящее сейчас в глобальном смысле может способствовать тому, чтобы вновь сделать общество в целом более сплоченным.

Рекордное количество заказов на промышленные роботы свидетельствует о том, что производственные цепочки станут более устойчивыми к поломкам благодаря решительному шагу в сторону большей автоматизации. Обе тенденции угрожают ускорить спираль потерь рабочих мест, страха социальной изоляции, кризиса мигрантов и политических бунтов против либерального истеблишмента.

Либеральный экономист Филипп Легрен паникует: «Коронавирусный кризис — это политический подарок для националистов-нативистов и протекционистов. Он обострил восприятие того, что иностранцы представляют собой угрозу. Он подчёркивает, что страны, переживающие кризис, не всегда могут рассчитывать на помощь своих соседей и близких союзников. Мы не должны оставлять право интерпретировать кризис правым популистам. Ответом на глобальные вызовы должны стать не изоляция и национальный эгоизм, а солидарность и международное сотрудничество. В отличие от 2008 года прогрессисты не могут позволить себе снова проиграть битву за интерпретацию того, что происходит, и того, что должно быть сделано». Однако полгода спустя очевидно, что эта битва «прогрессистами» была проиграна уже тогда. И навязать своё мнение они теперь могут только силой, что и делают сейчас в США.

После кризиса

Глобальный кризис повысил осведомлённость о том, насколько уязвимыми страны сделала гиперглобализация. В глобальном сетевом мире пандемии могут распространяться и распространяются через границы с огромной скоростью. Глобальные цепочки поставок слишком легко перерезать. Финансовые рынки уязвимы. И для решения всего этого разные силы предлагают разные решения. Правые консерваторы хотят закрыть границы и изолировать себя от мира – это вполне очевидный ответ на глобальные вызовы эпидемий, войн, миграции и глобальной торговли. Хотя вряд ли его можно назвать исчерпывающим. Скорее, цель должна состоять в устранении коренных причин этих кризисов. Менее консервативные представители мировой политической мысли полагают, что для этого как минимум посткризисная мировая экономика должна быть поставлена на более прочный фундамент. Что, собственно, уже начинает происходить.

Вслед за кризисом глобальные цепочки поставок уже реорганизуются. Более короткие цепочки поставок, например, с американскими производственными мощностями в Мексике и европейскими мощностями в Восточной Европе, создают большую стабильность. При этом даже многие системные европейские либералы признают, что технологически Европа должна снова стать суверенной. Для этого ей нужно гораздо более тесное внутреннее сотрудничество в области исследований и разработок.

Глобальная финансовая система, которая держится вместе на очень хлипком клее, как минимум срочно нуждается в переупорядочении. Вот уже более десяти лет, с самой «великой рецессии» 2008 года, центральные банки не могут противостоять дефляционным тенденциям с помощью денежно-кредитной политики. В условиях кризиса правительства, проводящие экспансионистскую фискальную политику, отскакивают в сторону. С политической точки зрения это означает возврат к основополагающей логике парламентаризма-принципу «нет налогообложения без представительства» — то, что две сотни лет назад становилось лозунгом буржуазных революций. И в Европе уже начинают звучать «возмутительные мнения» о том, что финансовые системы «должны быть возвращены под демократический контроль».

Впрочем, от истинного «устранения причин» такие решения бесконечно далеки. Всё это — не более, чем экстренный набор заплаток и костылей, с помощью которых пытаются латать и подпирать умирающий современный капитализм и порождаемое им общество. Будет ли в глобальном смысле сделан вывод, что причиной всего происходящего является именно он — жизнь покажет. А эпидемия? Что ж, она вполне может стать той, пусть и весомой, но всё же соломинкой, которая вполне способна переломить хребет издыхающему верблюду. Ведь во многом систему она уже сломала.