Работника в нашей стране повязали

В современной России слово рабочий стало ругательным, элита как бы мстит ему за советские годы, когда его называли гегемоном, правящим классом. И, действительно, рабочий имел в те годы голос, к которому прислушивались на всех этажах власти, а также он был защищен от нападок начальства. Это я знаю намного лучше других, работая столяром, электрослесарем, одновременно был рабочим корреспондентом. Решил вступить в партию, и надо же такому случиться, в это же время в одной из центральных газет появилась моя откровенная статья о порядках на заводе под названием «О добром слове и обиженном человеке». С завода в газету отправили официальный ответ: «Факты, упомянутые в статье, подтвердились, приняты меры по их исправлению». Меры, действительно, были приняты, статью разбирали на партийном собрании, сделали выговор мастерам и начальников цехов, которых я упомянул в статье. Начальника смены даже понизили в должности. Были приняты меры и в отношения меня, несколько человек, в основном из руководства, отозвали свои рекомендации, которые давали мне, для вступления в партию. Посчитали, что ошиблись с моим моральным обликом. Пришлось мне ещё несколько лет писать статьи об обиженном человеке в ранге беспартийного. Но попробовали бы в то время за эту статью меня как-то наказать, растоптать, уволить. Как бы обернулось все это против самой дирекции? Работник был защищен законами и имел право говорить правду на самом высоком уровне. Кроме тормозов по вступлению в партию, я других неприятностей не почувствовал, мне дали возможность работать только в дневную смену, я тогда учился в вечернем институте. К тому же, я продолжал редактировать заводскую стенгазету, где много появлялось критических заметок. Редколлегию избирали на общем собрание, и её состав нельзя было изменить по воли руководства. В те времена в трудовых коллективах почти не было подпевал начальству, если появлялись такие угодники, им сразу затыкали коллеги рот. И не только на собраниях, обрабатывали, стыдили в раздевалке, на перекурах. Народ тогда в трудовых коллективах говорил и решал. В этих трудовых коммунах была настоящая демократия, часты были собрания.

Большая власть тогда была у печати, на критические материалы нужно было отвечать, исправлять ситуацию. Мой друг, Владимир Степанов, работая на алюминиевом заводе в городе Шелехове Иркутской области, был редактором заводской стенной газеты. Некоторые критические статьи из стенгазеты, он отправлял в Москву, в министерство. И там вынуждены были принимать меры, подправляли действия руководства завода.

У нас сейчас полный развал в промышленности, сплошные банкротства по вине собственников предприятий, работникам месяцами не платят зарплату, а в газетах сплошные абстрактные рассуждения политтехнологов о благополучие, ничего конкретного. Никаких адресов, никаких действий. Подключи полиграф к телевизору и он от вранья сгорит за несколько минут.

Помню, в советские времена, наш директор завода приехал в главк, он добивался модернизации завода. Начальник главка не стал слушать его и выставил за дверь. Я написал об этом в «Московскую правду». Только газета вышла, а у нашей проходной уже несколько машин. Приехали из ЦК, горкома, из министерства. И уволили начальника главка. Попробовал бы сейчас работник покритиковать начальство с помощью печати. Где бы его пришлось искать? Выставили бы за ворота, да ещё избили на прощание охранники.

В 1976 года я стал председателем рабселькоровского совета страны, получил удостоверение «Правды». Это было, как бы партийное поручение. Без отрыва от работы на заводе, был зачислен на полставки в газете. Все свободное время, все отпуска стал посвящать своим новым друзьям, их защите. Ездил в командировки. Рабселькоров были тысячи, они были разбросаны по всем республикам. Это была своеобразная власть, эти голоса, предложения, было как соучастие рабочего человека в управлении государством.

В конце восьмидесятых, на день печати, в Колонный зал дома Союзов пришли и Горбачев с Ельциным. Кроме праздничных поздравлений, было запланировано мое выступление о развитие рабселькоровского движения, что я и сделал. Уходя из зала, реформаторы пожали руки всем, кто был в президиуме, в том числе и мне. Сказали: «Молодец».

И началась расцветать гласность. Публиковали в прессе самые разные статьи, в том числе и критические, но по ним не принимали никаких решений, не делали выводов. А директора предприятий, тем временем, стали создавать свои кормушки, по — своему приватизировали предприятия, создавали кооперативы, прятали деньги. Урезали зарплаты работникам.

В районной газете города Кимры, тогда ещё Калининской области, рабкор Александр Царев опубликовал злую статью: «Перестройка, но…» Без прикрас рассказал о порядках на фабрике и в городе. После этого утром в цех, где работал Царев, буквально влетели директор фабрики, начальники цехов, парторг, председатель профкома, и прямо к рабкору. Потащили его в кабинет и там сразу предложили написать заявление об увольнение по собственному желанию, но Царев отказался. Рабочие фабрики уже читали статью, каждый готов был подписаться под ней, а тут на глазах у всех устроена была разборка с автором. Мигом остановили станки, ринулись за начальниками, которые, услышав нарастающий шум, закрыли дверь кабинета на ключ. Толпа не стала церемониться, и дверь вылетела вместе с коробкой, рабочие ворвались в кабинет, взяли под свою защиту рабкора. После этого штурма директор сбежал из города, ушла в отпуск начальник цеха, исчез куда-то старший мастер.

В июне 1989 года в Междуреченске 77 горняков шахты им. Шевякова после окончания смены отказались переодеваться. Возникло собрание, к ночной смене присоединилась утренняя. Горняки избрали забастовочный комитет, в робе, чумазые пошли на городскую площадь продолжать митинг. Информация о забастовке стала быстро распространяться, заискрило в других местах.

Причиной протеста было ухудшение снабжения в шахтерских регионах продовольственными и промышленными товарами, недостаточное обеспечение техникой безопасности и так далее. Терпение у горняков кончилось.

Либералы сейчас высмеивают шахтеров из Междуреченска, мелочные, мол, люди, забастовали, когда в душе не оказалось всего несколько кусков мыла. А вы знаете, что значит кусок мыла для шахтера. Редко, кто опускался на глубину. Я испытал такое счастье, в одной из командировок от газеты, вместе с директором шахты спустились в забой, это около тысячу метров вниз. Посмотрели, поговорили в подземелье с шахтерами. Поднялись наверх. Помылся в душе, вышел на свежий воздух. Сопровождающие остановили меня, лицо мое было черное. Не отмылось. Опять в душ. Угольную пыль так быстро не отмоешь.

Шахтерский тормозок, в котором оказались не те продукты, отсутствие мыла в душе, урезанная зарплата и много другое, на всем стали экономить руководители предприятий во время перестройки. Возникало озлобленность рабочих, а голоса различных авторитетов призывали идти вперед, брать власть в свои руки. В 1988 году я опубликовал в «Литературной газете» статью: «Кто говорит от имени рабочих». В ответ на нее пришли мешки писем. В этой статье я сказал, что не стоит слушать краснобаев, которые прячутся за рабочими спинами. В городе Ейске Краснодарского края на центральной площади электрик Владимир Осипов два часа читал мою статью через мегафон, появлялись новые прохожие и просили повторить статью заново.

В начале перестройки рабочее движение было более организовано, чем остальные общественные объединения, в том числе и новые партии. Во многих городах были созданы рабочие клубы, я стал сопредседателем московского рабочего клуба. Но не могли наши активисты заниматься политикой на профессиональном уровне, им нужно было спешить на смену, в отличие от различных научных сотрудников.

Постепенно у рабочих стали перехватывать инициативу, движение теряло темп, структурно не выстраивалось, не меняло, согласно новым условиям стратегию и тактику. Рабочие комитеты, стачкомы медленно преобразовывались в новые профсоюзы. Демократы стали реже встречаться с рабочими, Стали больше думать о карьере, доходах, рабочие расчистили им дорогу, и оказались больше не нужны. На различных политически тусовках я старался наладить контакты с лидерами «Демократической России», поднимал разговор о проблемах рабочего движения, доказывал, что это не только профсоюзы, это все работающее население, которое вынуждено жить в нищете. Чтобы вывести страну из политического и экономического кризиса нужно объединить усилия просвещенных демократов и рабочего класса. От меня отмахивались, как от назойливой мухи. Эти деятели не считали такую проблему важной, демократия для них была, как пикник на природе, на который не стоит приглашать народ. Тем временем власть в стране брали в свои руки более практичные люди, набившие руки в интригах и даже в откровенных мошенничествах на бытовом уровне, которые они превращали в форму управления страной, отодвигая от руля и кормушки самих демократов. Без связи с народом эти интеллигенты оказались сиротами.

Реформаты как огня боялись второй волны забастовок, ставили своей целью разъединить, разорвать связи в рабочем движении, утопить в разборках местного значения. Для этого провели молниеносную приватизацию государственной собственности. С помощью ваучеров, как бы все стали собственникам, это стало аферой века, от которой страна так и не оправилась. Нищие работники, которым не платили зарплату, готовы были отдать свой ваучер за буханку хлеба.

Наши реформы, особенно приватизация, опустили страну в первобытное состояние. Законы перестали работать, рабочий люд оказался незащищенным. Реформаторы под видом демократии стали проповедовать оголтелый капитализм, когда сильным дозволено все.

В 2004 году, в честь 15-летия забастовки шахтеров инициативная группа нашла небольшие деньги на организацию съезда рабочих России. Попытались проанализировать главное, чем обернулась перестройка для трудового народа. Собрали и рабочих лидеров, которые в те годы подняли страну на дыбы. Разыскали ремонтника станков Александра Садырина из города Шарья, который поднял в те годы, в поддержку шахтеров на забастовку огромный коллектив деревообрабатывающего комбината. Талантливый организатор перебивался теперь временными заработками. Всем миром собирали рубли для его поездки в Москву. Он признался, что ему стыдно перед людьми за прошлые свои речи на митингах. Выходит он обманул земляков, увлек в пучину, в бедность.

Валерий Рейнер, классный специалист с высшим образованием, в конце восьмидесятых остановил Барнаульский моторный завод, требовал от лица забастовочного комитета социальных гарантий, теперь торговал на оживленных перекрестках города газетами, так он теперь зарабатывал себе на хлеб.

Каялся перед народом станочник Михаил Шульга с московского завода им. Орджоникидзе за то, что увлек друзей на защиту новой власти перед Белым домом в 1993 году. Стал бродягой, Александр Царев с кимрской обувной фабрики, тот самый, который поднял рабочих на бунт против начальства. Он ездил по стране, искал работу, ночевал, где придется. Рабочие лидеры расплатились своей судьбой, благополучием близких, за перестройку, которая свелась к одному – олигархам подарили все богатства российской земли, то есть недра, фабрики и заводы.

После того, как Чубайс раздал ворам и мошенникам заводы и фабрики, ему доверили оптимизировать работу энергосистемы страны, назначили руководителем РАО «ЕЭС России». Через несколько лет ушли в руки прохиндеев и энергетические объекты.

Моя жена до последнего трудилась руководителем группы в институте «Теплопроект», который не только проектировал все тепловые электростанции Советского Союза, но и вёл наблюдение за их техническим состоянием. Чубайс на прощание выделил по одной акции РАО «ЕЭС России» всем работникам института, в том числе и моей жене. Куски этой акции разбросали по всем холдингам и прочим компаниям, связанным с энергетикой. Почти в каждой из этих контор у жены оказались сотни, а то и тысячи голосующих акций. Теперь наш почтовый ящик наполняется почтовыми переводами. Вот, например, только что вынули перевод на 2 рубля 49 копеек от АО «Драга». Но не все компании тратятся даже на переводы. Нотариус Тарасов от Кузбасского открытого общества энергетики и электрификации, которое принадлежит кипрской компании Себериан Энерджи Инвестментс ЛТД, приглашает приехать в Кемерово и получить дивиденты от «Кузнецкой ТЭЦ в размере 0,77 рублей. Смешно, если бы не было так горько.

Страх перед организациями рабочими все время держал в напряжение нашу перестроечную власть. Чтобы подстраховаться от очередного бунта, по настоянию Путина был принят новый трудовой кодекс. За него проголосовали демократические партии. Этот кодекс напоминает правила поведения в тюремной камере. Забастовки стали невозможны. Перечить начальникам тоже опасно.

Новые хозяева стараются не допустить общения своих работников с журналистами, я же пытался докопаться, узнать, на какой законодательной и нравственной основе рабочий класс перешел от социализма в капитализм. В Белгороде один из рабочих активистов провел меня через пролом в заборе на территорию крупного завода «Энергомаш». Бригада была особенно не загружена, отсутствовали какие- то детали. Я стал расспрашивать рабочих, как им теперь живется. Я искал слова похожие на пароль. Говорю, а в ответ молчание, какая-то настороженность, замкнутость. Разговора не получилось. Позднее знакомый, который провел меня через дырку в заборе, рассказал о причинах, в присутствие отдельных работников откровенничать не рекомендуется, потому что все станет известно начальству. На предприятие была созданы группы доносчиков, администрация через них следила за настроением коллектива, выявляла и избавлялась от неблагонадежных.

Я посетил в те времена многие предприятия, нижегородское «Красное Сормово», Ярославский моторный завод, «Северсталь» в Череповце. И везде видел затравленность и беззащитность работников, организованную слежку за ними. Это были новые рабовладельческие плантации. Зарплату сделали из двух частей, 30 процентов твердого оклада, остальное премии, в большей части не за ударный труд, а за хорошее поведение.

В 2004 году в «Известиях» опубликовали мою статью «Рабы страну с колен не поднимут». Спасибо, осмелились это сделать. Несколько телеканалов попытались после этого организовать передачу с моим участием. Я согласился на контакт с Центральным. Оппонентом был у меня, ушедший из жизни сейчас, бывший министр труда Починок. Я называл ужасающие факты в трудовых отношениях, а он в ответ говорил, что все у нас хорошо.

В последнее время в печати я вообще не вижу публикаций на рабочие темы. В начале 90-х, мы, рабселькоры, решили создать союз общественных корреспондентов. При союзе было организовано агентство. Около 400 человек было задейственно, 65 корреспондентских пунктов. Эти корреспондентские уголки располагались в домах культуры, в редакциях газет, в профкомах. Собиралась информация о жизни рабочих коллективов. Работать нашим корреспондентам не то, что было трудно, опасно. Было две попытки устранения нашего корреспондента Николая Румянцева из Шушенского, был уволен за свою деятельность Анатолий Макаров из Красноуфимска, Юрию Ермолаеву из Нижнего Новгорода два раза поджигали дверь в квартире, в Самаре проломили голову Александру Белову.

Но настоящая беда пришла с другой стороны. Нас перестали печатать. Правда низов оказалась не нужной вещью. Жизнь простого человека исчезла из всех изданий. Убрали с газетных полос, с экранов телевизоров судьбы рабочих, пенсионеров, бюджетников. В результате, наш союз общественных корреспондентов из-за не востребованности перестал существовать. А рабселькоры было одно из главных оружий для защиты трудовых прав.

Нашему работнику оставили только «юрьев день», если не нравится, то можешь сменить хозяина, фирму. Уйдешь, а куда податься? Промышленные предприятия закрываются. Чтобы выжить, удержаться на рабочем месте, приходится унижаться, угождать начальству, даже предавать своих коллег.

При начале перестройке много говорили о свободе, независимом человеке, а после стали выращивать популяцию холуев и рабов. Разве такие люди способны поднять страну с колен?

Альберт Сперанский, председатель Совета общероссийской общественной организации «Рабочие инициативы»