Сергей Прокофьев: Я должен слышать русскую речь…

Сергей Прокофьев. Фото: Архив

Просто гений. 130 лет назад родился российский композитор, пианист и дирижер

Он был одним из самых блистательных музыкантов ХХ века. Прокофьев был любимцем вождя — шесть раз его удостаивали Сталинской премии. Самое поразительное, что они умерли в один и тот же день с разницей в сорок минут – 5 марта 1953 года. У Сталина и Прокофьева случилось кровоизлияние в мозг…

Прощание с Прокофьевым прошло тихо и буднично. В Дом композиторов пришло несколько десятков человек. Цветов было мало, рчеей — тоже. В это время нескончаемая людская река текла по всей Москве к Колонному залу Дома союзов, где был выставлен гроб с телом Сталина.

…Поразительные музыкальные способности маленький Сережа обнаружил еще в раннем детстве. Впервые он попробовал себя в роли композитора в пять лет, написав пьесу-миниатюру «Индийский галоп».

«Мать любила музыку, отец музыку уважал, — вспоминал Прокофьев в «Автобиографии». — Вероятно, он тоже любил ее, но в философском плане, как проявление культуры, как полет человеческого духа.

Однажды, когда мальчиком я сидел у рояля, отец остановился, послушал и сказал:

– Благородные звуки.

В этом ключ к его отношению к музыке».

Еще один фрагмент из книги: «Я вошел, сгибаясь под тяжестью двух папок, в которых лежали четыре оперы, две сонаты, симфония и довольно много фортепианных пьес. «Это мне нравится!» — сказал Римский-Корсаков, который вел экзамен». Это — строки о том, как Прокофьев пришел на испытание в Петербургскую консерваторию. И, разумеется, поступил.

Люди, знавшие его в те годы, отмечали, что он выглядел особенно. У Прокофьева был отменный вкус, он стильно одевался, позволяя себе яркие цвета и броские сочетания в одежде.

Концертировать Прокофьев начинает в 1908 году. Его дебют был благосклонно оценен критиками. Но первое зарубежное турне композитора состоялось только через семь лет. До этого Прокофьев прославился на родине.

После Октябрьской революции Прокофьев решил эмигрировать, но – не в уютную Европу: «Ехать в Америку! Конечно! Здесь – закисание, там – жизнь ключом, здесь – резня и дичь, там – культурная жизнь, здесь – жалкие концерты в Кисловодске, там – Нью-Йорк, Чикаго. Колебаний нет». В 1918 году уже известный сочинитель, которого называли музыкальным футуристом и крайним модернистом, с разрешения наркома просвещения Анатолия Луначарского выехал за рубеж.

С тех пор Прокофьев беспрестанно гастролировал по Европе и Америке и всюду его встречали с восторгом. Но музыканта все сильнее тянуло на родину. Однако, до нее он добрался только в 1936 году.

Перед этим Прокофьев приезжал в СССР на гастроли. Его симфонические и камерные концерты проходили в Москве, Ленинграде, Харькове, Киеве, Одессе. Везде был оглушительный успех – стены залов, где выступал композитор, сотрясались от оваций…

«Воздух чужбины не возбуждает во мне вдохновения, потому что я русский и нет ничего более вредного для человека, чем жить в ссылке, находиться в духовном климате, не соответствующем его расе, — писал Прокофьев. — Я должен снова окунуться в атмосферу моей родины, я должен снова видеть настоящую зиму и весну, я должен слышать русскую речь, беседовать с людьми, близкими мне. И это даст мне то, чего так здесь не хватает, ибо их песни — мои песни».

Вскоре после возращения в Россию, Прокофьев сочинил балет «Ромео и Джульетта». С ним связан примечательный случай. В Большом театре произошло «восстание»: танцовщики сначала не хотели выступать под такую «странную» музыку. Ставился даже вопрос об отмене спектакля, поскольку дирекция театра опасалась провала.

Однако, пламя конфликта было потушено. После премьеры в Ленинградском театре оперы и балета имени Кирова – ныне Мариинском — исполнительница партии Джульетты Галина Уланова бросила ироническую реплику: «Нет музыки печальнее на свете, чем музыка Прокофьева в балете». Что ответил автор, неизвестно…

Его жизнь в СССР поначалу складывалась прекрасно. Прокофьев написал музыку к эпохальным фильмам «Александр Невский» и «Иван Грозный», оперу «Война и мир». Он концертировал, его осыпали наградами. Однако, в 1948-м вышло известное постановление ЦК ВКП(б), в котором Прокофьев в числе других композиторов подвергался резкой критике за «формализм», и на его произведения был наложен негласный запрет. Спустя год, на I съезде Союза композиторов СССР коллеги резко отозвались о его опере «Повесть о настоящем человеке».

Опала, впрочем, длилась недолго — в 1949 году, по личному указанию Сталина, произведения Прокофьева снова зазвучали в концертных залах. Вождь не забыл, что композитор написал к его 60-летию кантату «Здравица». К слову, Святослав Рихтер считал это произведение «циничным соглашательством Прокофьева с режимом». Но при этом отдавал должное гениальности музыки.

Сегодня ее высоко оценивают многие критики.

Волнения не прошли даром для композитора и, возможно, стали причиной его ранней смерти. Прокофьев стал затворником, лишь изредка покидая свою дачу на Николиной Горе. Но это не мешало ему, как и прежде, блистательно творить. Он создал балеты «Золушка», «Сказ о каменном цветке», сочинения для хора «Баллада о мальчике, оставшемся неизвестным», «Зимний костер», «На страже мира».

«Композитор, как и поэт, ваятель, живописец, призван служить человеку и народу, — считал композитор. — Он должен украшать человеческую жизнь и защищать ее. Он, прежде всего, обязан быть гражданином в своем искусстве, воспевать человеческую жизнь и вести человека к светлому будущему».

Стоит заметить, что Прокофьев проявил свой талант не только в музыке, но и в других областях. Он написал большую и впечатляющую «Автобиографию», в которую вошли события его жизни, дневники, либретто и рассказы, наполненные оптимизмом и отточенным чувством юмора.

Прокофьев серьезно увлекался шахматами и называл их «музыкой мысли». Ему удалось сыграть с такими известными игроками, как Хосе Рауль Капабланка, Эммануил Ласкер и Савелий Тартаковер. У первого, который был чемпионом мира, композитор даже сумел выиграть в сеансе одновременной игры.

В заключение – небольшие воспоминания известного дирижера Геннадия Рождественского. Простые, человеческие, они показывают облик Прокофьева со стороны. В них – сожаление, что не состоялось общение с этим незаурядным человеком.

«Я видел его всего два раза. Первый раз — в Большом зале консерватории весной 1945 года: он дирижировал премьерой своей Пятой симфонии. Символично, что во время ее звучания в зал доносились залпы салюта — отмечалась одна из последних побед Красной Армии. Раскаты артиллерийской пальбы смешались с торжественным звучанием симфонии, посвященной Победе. Прокофьев дирижировал просто и логично… Потом мы встретились на улице Горького. Был ясный весенний день. Я стоял на остановке и ждал троллейбус. И вдруг увидел, что все почему-то оборачиваются; я тоже обернулся. Оказывается, глядели на необычного прохожего высокого, красивого, в черной шляпе с широкими полями, напоминающей сомбреро, и коротком модном пальто «труакаре». Он держал в руках ярко-желтые кожаные перчатки, которыми ритмично помахивал, не обращая на зевак ни малейшего внимания. Я думаю, в тот момент он что-то сочинял…

А в третий раз я увидел его уже мертвым. О кончине я услышал от знакомых по телефону. В консерватории нашлось несколько человек, которые решили пройти в проезд МХАТа (ныне Камергерский) — поклониться великому праху. Помню, что в этой группе были композитор Карен Хачатурян и пианист Лазарь Берман. Но пройти туда было почти немыслимо — весь центр был оцеплен. Нам все же удалось уговорить какого-то лейтенанта, он нас пропустил.

Прокофьев лежал на тахте в маленькой комнате. Рядом — этажерка с нотами (он работал над балетом «Каменный цветок») и полка с пластинками фирмы RCA на 78 оборотов — с записями его произведений. Траурная церемония должна была пройти на следующий день в Союзе композиторов на Миусах. Но шла многотысячная толпа, и подогнать автобус к дому оказалось невозможно. Тогда гроб с телом композитора понесли на руках шестеро студентов-добровольцев. Два километра они прошли за пять часов, иногда опуская свою печальную ношу на мерзлый тротуар, чтобы отдохнуть.

Потом была траурная церемония, на которой Шапорин сказал, что Прокофьев был «почти гениален…».

Сегодня мы знаем, что не «почти» — а сверхгениален!»